Наши уже не придут 6 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 2

— Что случилось? — подошёл к ней Немиров.

— Толик через год училище заканчивает… — спешно утирая слёзы, произнесла жена. — Я тебя столько ждала, с твоих войн… А теперь его ждать… А если убьют?..

— Он пойдёт служить в 1-й гвардейский корпус, — ответил ей Аркадий.

— Но это же война! — воскликнула Людмила. — Его же могут убить!

— Могут, — не стал спорить Немиров. — Но и меня могли — много раз.

— Тебя⁈ — посмотрела на него жена.

— А я что, по-твоему, пуленепробиваемый? — усмехнулся Аркадий. — Толик учится очень хорошо — говорят, растёт очень хороший офицер-танкист. К тому же, с ним будет Тимур, а Артём уже ждёт их в части — втроём будут служить.

Тимур Фрунзе, сын Михаила Фрунзе, поступил в Казанское высшее танковое командное училище в тот же год, что и Анатолий.

А Артём, сын Фёдора Сергеева, отзывающегося на «товарищ Артём», поступил туда на два года раньше. Знают они друг друга с детства и с тех пор очень дружны.

У Микояна старший сын, Степан, учится в Сызранском высшем военном авиационном училище лётчиков. А ещё двое его сыновей, Владимир и Алексей, учатся в суворовском — готовятся к поступлению туда же.

— Ты меня понимаешь? — спросил её Аркадий. — Никак нельзя, чтобы сын генерального секретаря отсиживался в тылу.

— Я понимаю, но… — заговорила Людмила, но вновь разрыдалась.

— У нас лучшая армия в мире, — произнёс Аркадий. — Лучшая в мире.

— Но я читала сводки потерь! — воскликнула жена. — Похоронки приходят каждый день!

Сводки потерь, максимально честные — это приказ Аркадия. Чтобы потом не было пересудов, недомолвок, искажений — пусть достоверная информация публикуется в газетах, еженедельно. Рядом с этой колонкой публикуется минимально нечестные и не совсем достоверные данные о потерях противника — подтверждённое количество убитых солдат врага, сбитых самолётов, уничтоженной или захваченной бронетехники, а также артиллерийских орудий и прочего.

— Война только началась, — сказал Немиров. — Скоро фронты стабилизируются, там, где нам это выгодно, после чего потери резко снизятся. То, что ты видишь — это не норма и не нечто постоянное.

— Как долго это всё продлится? — спросила уже чуть успокоившаяся Людмила.

— Примерно до 1943 года, — ответил Аркадий. — Но может и до 1945 года, если всё пойдёт не совсем по плану.

— Обещаешь? — спросила жена.

— Обещаю, — ободряюще улыбнулся Аркадий. — А дальше только мир.

Людмила крепко обняла его, а он ответил на её объятие.

— Давай позавтракаем? — предложила она.

После плотного завтрака Немиров оставил жену досыпать и выехал в Кремль.

По дороге он думал о «Стекле» — благодаря расширению его полномочий, проект получил беспрецедентные финансирование и поддержку на всех инстанциях.

Удалось перенаправить в НИИ «Аквамарин» две полностью полупроводниковые ЭВМ разработки Конрада Цузе — это ЭВМ М-18. За них шла подковёрная борьба между разными НИИ и Верховный Совет склонялся к передаче их в НИИ «Риолит», ответственное за криптографию.

Веским доводом в пользу передачи ЭВМ в «Риолит» было «прорывное» изобретение — гибридная шифровальная машина «Вольфрам-М-6», работающая на лампах и полупроводниковых элементах. Увы, на поверку оказалось, что главная ценность этой машины — шифровальные алгоритмы, а сама она исполнялась, большей частью, на лампах. Она меньше размерами и чуть более надёжна, чем предыдущие версии, но прорыва в этом не было, хотя перед Верховным Советом раздувалось всё так, будто произошло открытие века.

Разобравшийся в ситуации Аркадий в ручном режиме отнял ЭВМ М-18 у «Риолита» и передал их «Аквамарину». Атомщики были рады, а криптографы, наверное, проклинали его последними словами…

Каждая такая ЭВМ обходится государству в сумму, сопоставимую с десятком танков Т-14АМ-2, что непомерно дорого, поэтому их не хватает на всех, а вычислительные мощности хотят себе все НИИ и даже многие КБ.

«С этим ничего не поделать», — подумал Немиров. — «Только после войны».

По проекту «Стекло» же новости исключительно хорошие: методы наработки плутония постоянно совершенствуются, как и технологии обогащения урана, поэтому работа идёт с опережением графика.

«Но не атомом единым и неделимым…» — улыбнулся Немиров.

Химическое оружие, как оружие Судного дня, также нарабатывается в огромных количествах. «Табун», боевое отравляющее вещество, нарабатывается по 500 тонн в год — всего есть на складах 1500 тонн. Этого объёма хватит, чтобы Берлин и его пригороды обезлюдели. Примерные расчёты показывают, что плотное накрытие города облаком обеспечит надёжное уничтожение 80% населения города и пригородов. А это около 3,5 миллионов человек.

Это главная причина, почему никто не решится применять химическое оружие. Это взаимное уничтожение. С оговорками, не гарантированное, но всех в укрытия не спрячешь, а отравляющий газ может рассеиваться годами. К тому же, для защиты от «Табуна» нужно что-то вроде общевойскового защитного костюма, а в мире просто не производят столько резины, чтобы обтянуть ею каждого горожанина.

Именно поэтому в прошлой жизни Аркадия Вторая мировая так и не стала химической. Хотя, если подумать, кто ещё бы мог применить химическое оружие, если не Адольф Гитлер?

Но он массово травил химическим оружием только советских военнопленных, евреев и цыган в своих концентрационных лагерях — это всё, на что хватило его решительности.

Тем не менее, химическое оружие нужно, как средство сдерживания противника от применения своего химического оружия. Для этого-то и слетало пятьдесят Пе-11 в Берлин 15 июня, в 10:00 по московскому времени — они сбросили классические 100-килограммовые бомбы на промзоны, чтобы продемонстрировать Гитлеру досягаемость Берлина для советской авиации.

Люфтваффе насчёт Москвы таким похвастаться не может. Ответная попытка была предпринята 16 июня в 3:30 ночи — РЛС засекла их за две сотни километров, а ПВО отработало снарядами с радиовзрывателями. На земле обнаружили двадцать три разбитых бомбардировщика, а остальные ретировались в разной степени целостности.

Зенитный щит доказал свою эффективность и отработал каждую вложенную в него копейку. Немцы обязательно будут пробовать ещё, но скоро поймут, что игра не стоит свеч. И тогда они начнут искать способы преодоления заслона. Но что уж точно — они будут пытаться воссоздать что-то подобное у себя, чтобы обезопасить промышленность.

А у промышленности Германии есть проблемы — ВВС СССР не ограничились одним демонстративным авианалётом на Берлин, а начали систематически отправлять тяжёлые бомбардировщики на бесконечные задания по демонтажу немецкой промышленности.

И немцы, несомненно, уже зашевелились. Немиров ждал, что в ближайшие пару лет, появятся первые реактивные истребители-перехватчики, а также реактивные бомбардировщики вроде Arado 234. Не точно такие же, как под конец Второй мировой из его прошлой жизни, но что-то наподобие, со схожими характеристиками.

Нужно понимать, что в его прошлой жизни поршневые Bf.109, Fw-190, Do.217, Ju.288, Ju.87 и даже He.111 вполне справлялись с поставленными перед ними задачами, вплоть до конца войны. На реактивную авиацию немцы сначала смотрели с настороженностью, а когда она проявила себя, стало уже слишком поздно — Me.262, Me.163, He.162 и Ar.234, а также все самолёты «по мотивам», уже не могли ничего изменить.

Сейчас же ситуация иная — ПВО делает авианалёты неэффективными по наносимому ущербу и смертельными для бомбардировщиков, поэтому логично обращение мудрого взора фюрера в сторону перспективных разработок, которые были начаты аж в 1938 году.

У СССР с реактивной авиацией дело обстоит гораздо лучше. Аркадий заранее знал, поэтому направлял НИИ «Алмаз» на правильный путь.

Прототип ЭРИ-103, экспериментальный реактивный истребитель «сотой» серии, совершил первый полёт в 1935 году. С момента основания НИИ «Алмаз» конструкторы почти все свои усилия направили на разработку и доводку двигателя.