Последний путь (СИ) - Ярыгин Антон - Страница 5

— Граждане! — заговорили динамики оповещения женским голосом. — Займите свои места в убежищах! Включён защитный протокол «Меч, уберечь, защитить».

— «Всем патрульным!» — прошипела рация. — «Направляйтесь на Московское направление! Турели не справляются!»

Вот так всегда — от того, что мы останемся живы после прорыва или нет, выгода минимальна. Тогда как если в результате прорыва город пострадает — всё, убытки выше стоимости наших жизней. Ладно, вперёд! Мимо ехал броневик, меня подобрали. Поэтому на месте я был меньше, чем за пять минут. Там нам выдали оружие посерьёзнее, чем наши дубинки. Далее мы выдвинулись к месту прорыва. И что я там увидел? Люди, самые обычные люди, которым нужна помощь. Беженцы или ещё кто — неважно. Они просили нас помочь им, слёзно умоляли. Там были в основном женщины и дети. Иногда были старики и мужчины. Но их было мало — обычно они погибали под обстрелами турелей, спасая свои семьи. Если бы у меня была возможность, я бы их нашёл куда разместить, кого-то удалось бы вылечить. Но приказ правительства «Посторонних в город не пускать!», а также тот факт, что большая часть патрульных те самые «постапокалиптик», поставило на них крест. Их никто не щадил — экономно, короткими очередями патрульные доделывали работу турелей. Те беженцы, которые поняли, что им не жить, пытались затеряться на улицах. Однако там затеряться было негде — никаких переулков, закоулков, на улицах чисто, мусорные баки отсутствуют. Их попытка отсрочить неизбежное показывало истинную тягу к жизни. А не вот вся эта декорация в виде города. Часть из них побежала обратно, под огонь от турелей в спину. Те, кто убежал обратно, ещё имели некоторый шанс выжить. Те, кто остался в городе, рискует быть похороненным здесь навсегда.

Прорыв удалось ликвидировать. Те техники, которые отвечают за исправное состояние периметра на этом участке, если сумеют доказать, что это — форс-мажор, будут жить. Сирена наконец-то заткнулась. Люди начали выползать из убежищ. Они, видя ещё не убранные трупы тех, от кого прятались, были рады. Патрульные, как будто ничего не произошло, вернулись обратно к своей работе. От осознания увиденного меня тошнило — что такое происходит в этом мире, если под словами «Объединить человечество» мы казним таких же людей, только с другой стороны периметра? А эти, которые повылазили, чему радуются? Неужели страх перед «суперпупермегаопасными мутантами из-за периметра» у них въелся в подкорку сознания? Иначе чем ещё объяснить их нежелание думать?

Так как мой рабочий день уже закончился, то решил пройтись по городской окраине. Немного развеяться — хоть и не застрелил никого, но и не спас… Да, это не мой участок. Поэтому я тут как турист. Здесь видна жизнь. Да, эти люди когда-то раньше жили в городских районах. Теперь вынуждены тут существовать — все помнят, что раньше была пенсия. И почти половина этой пенсии уходила на оплату коммуналки. Теперь пенсии нет — раньше тоже было невыгодно государству содержать пенсионеров. Теперь же — не справляешься? Уходи на покой. А как ты там дальше — никого не волнует. Неважно — возраст, пострадал на производстве. Пенсий нет, но коммуналку платить обязан. Так вот: в городских районах люди как зомби — монотонная работа, дома — взял жрачки, завалился на диван и смотри телевизор. Можешь поспать, сходить в душ. Но в душ — недолго! Иначе помывка вылезет в такую сумму, что проще уйти на окраину города. Или, что делают совершенно отчаявшиеся люди, уйти за периметр. Вот только уйти, я так понимаю, у них не получится. А здесь же люди общаются друг с другом простым языком, не с помощью гаджетов. Помогают друг другу кто чем может. Да, жить в этом районе очень сложно. Без взаимовыручки нельзя.

— Пожалуйста, не убивайте меня! — крикнула кто-то.

Гляжу в сторону, откуда был крик. На асфальте сидела какая-то женщина с ребёнком на руках. Она вроде как пыталась меня оттолкнуть. Именно она обратилась ко мне. В её глазах был ужас. Ой, точно, я ведь дома ещё не был — иду, одетый по форме. Хм, новенькая?

— С чего вы решили, что я вас буду убивать? — спокойно спрашиваю её.

— Сегодня люди, одетые как вы, расстреляли многих моих односельчан, — ужас в её глазах говорил сам за себя. — Мы лишь хотели попросить вас о помощи!

А ведь точно — присмотревшись повнимательнее вижу, что она одета не так, как большинство городских нищих. Грязное в пыли платье когда-то было с цветами. Изначальный цвет сейчас не выяснишь. Далее: платье по типу сарафана, верхняя часть тела в кофте. На голове — косынка, руки чёрные, да и лицо далёкое от белизны. На ногах некое подобие сапог. Хм, а ведь городские нищие, по сравнению с ней, реально нищие: ходят в рванье, которое одёжный принтер выдавал сначала как нормальный прикид. А здесь — та одежда, которую обычно мы с Коляном привозим после мародёрки.

— Откуда вы? — спрашиваю её, присаживаясь возле неё.

— Пожалуйста! Не убивайте! — пытается она от меня отползти, при этом левой рукой как будто отталкивает.

— Да не буду я… — встаю.

— Маш, я его знаю — он беспредельничать не будет, — говорит какой-то мужик. В отличие от остальных, он одет весьма неплохо: те же лохмотья, но чуть свежее.

— Вы уверены? — женщина, которую тот назвал Машей, оборачивается к нему.

— Да, — спокойно заявил он.

— А вы — типа местная власть? — обращаюсь к нему.

— Негласный староста, — моргнул он, подтверждая слова. — Так что случилось-то? Чего она тебя боится?

Женщина поднялась. Если бы не её нездоровая чернота, то была бы очень красивой.

— Сегодня был прорыв, — говорю ему без прикрас.

— Это они, значит, прорвались? — он кивнул в сторону женщины.

— Да, — спокойно отвечаю ему. — Ну и, как сам понимаешь, прорыв ликвидировали.

— Ой! А-а-а-а… — женщина постепенно затихала, сопровождая своё падение на асфальт. Её глаза оставались открытыми.

— Умерла… — констатирую очевидное.

— Она, всё-таки, хапнула много радиации, — пояснил староста.

Староста поднял её ребёнка, который лежал в рядом стоя́щей хибаре. Это был мальчик. Примерно полугодовалый. И, в отличие от матери, он был светлый. Мужчина с любовью глянул на него, погладил его по голове, а затем прижал к груди.

— На их поселение напали. Стая волков и одичавших собак, — начал рассказывать староста. — Их было много. Кто мог отбиться — отбивался. Кого-то они растерзали. В основном — мужчин. Которые кинулись защищать. И в этой неравной битве они проиграли — волки и собаки заняли улицы. О восстановлении поселения не могло быть и речи, поэтому они решили бежать. Они надеялись получить здесь помощь от волков. А вместо этого они получили смерть…

Эх, как бы ни хотелось, чтобы его слова не были правдой. Но это факт. Он ещё раз посмотрел на малыша, с нежностью потёрся своим носом о его крохотный носик, прижал к себе с улыбкой, а потом глянул на меня.

— Помоги ему, — приказал он.

— Как? — а действительно — как?

— В этом крохотном возрасте ему не выжить в трущобах. Прошу тебя — спаси мальца! — он с мольбой смотрит на меня.

Вот это поворот! И как мне с ним быть?

— Хорошо, я постараюсь, — как-то сжато и сухо произношу.

Мужчина передал мне свёрток со счастливой улыбкой на лице. Я взял его в руки — на меня оттуда смотрела маленькая пухленькая мордашка, которая тоже пыталась улыбнуться. Не, ну невозможно не улыбнуться в ответ — он ещё не знает всего того, через что ему придётся пройти. Молча киваю старосте и ухожу. Надо попасть в больницу, легализовать оттуда будет проще.

Уже находясь в холле регистратуры пытаюсь зарегистрироваться к педиатру. Однако это было практически невозможно: нейросеть отказывала по той причине, что мы с Леной были бездетными. Пришлось регистрироваться к терапевту. Так как мы с ним были хорошими знакомыми, то договорился с ним о легализации малыша быстро. Решил назвать Мишей. Хотя правильно Мойшей — в честь пророка Моисея, которого тоже спасли. Вот только обстоятельства всё же различались.

Итак, меня дома будет ждать серьёзный разговор. Но бросать малыша на произвол судьбы не собираюсь. Равно как и отдавать в детский дом. Потому как видел бывших воспитанников. В том числе и сегодня. Поэтому не хотел бы, чтобы этот малец вёл себя, как они. Итак, стою возле двери в квартиру. Открываю дверь — Лена стоит в прихожей, куда захожу.