Невеста императора - Арсеньева Елена - Страница 22

— А ты, Машенька, отменно держишься в седле! — проговорила она таким тоном, как будто уличила будущую невестку в отвратительной непристойности. — Не то что батюшка твой, Александр Данилыч, — сундук сундуком, прости господи! — Она засмеялась, заслонившись рукою, а когда отвела ладонь, князь Федор и Маша едва не ахнули: толстощекое лицо Натальи еще больше надулось, приобрело выражение враз важное и заискивающее, а голос был уже не ее, неприятно-визгливый, а надменный, рокочущий, укоряющий:

— Ах ты, волчья сыть, вот уж воистину, кобылища треклятая, али у тебя шесть ног, что ты в них заплетаешься?!

Маша глядела растерянно. Известно было, что великая княжна отличается поразительными способностями к подражанию, и прежде приходилось видеть образчики Натальина лицедейства, но это всегда были вполне невинные и очень смешные шутки. Теперь же она явила истинный сарказм — причем очень злой… рассчитанно злой.

Маша вспыхнула, подалась вперед, и мстительное словцо уже готово было слететь с ее уст, однако в это время князь Федор взялся за ее стремя, протянул руку:

— Позвольте вам помочь… Мария Александровна!

Обе девушки уловили чуть заметную заминку в его словах — он явно хотел сказать: «Ваше императорское высочество», но вмиг изменил свое намерение. Маленький, туго сжатый ротик Натальи Алексеевны растянулся в ехидной улыбке: она решила, что князь Федор желал сыскать ее милости и намеренно унизил Меншикову. Она была столь упоена своей догадкой, что не заметила невообразимо быстрого взгляда, которым обменялись князь Федор и Маша. В этот миг громче слов было сказано, что он любит ее, любит всем сердцем, и титуловать «императорским высочеством», то есть признать на нее права другого, для него непереносимо! Впрочем, Наталья успела увидеть, как мягко засияли прекрасные темно-серые глаза, как дрогнули румяные губы.., и с острой завистью осознав свою неприглядность по сравнению с этой изысканной красотой, вновь метнулась к коню, путаясь в слишком широких шароварах и почти истерически крича:

— Я хочу снова сесть в седло, князь! Я хочу подъехать к брату!

Князю Федору ничего не оставалось, как отойти от Маши и с немалым усилием втолкнуть на лошадиную спину тучную фигуру разъяренной, а оттого еще более неуклюжей, чем всегда, Натальи Алексеевны.

Остальные охотники тоже не спешивались, хоть собрались поодаль веселой громкоголосой кучкой, разглядывая что-то. Гонка закончилась, и, оказавшись ближе, Маша поняла, что несчастная лисица, назначенная жертвою царской охоты, обрела свою судьбу.

Поджарый, смуглый, похожий на калмыка стремянный, скалясь в улыбке, прижимал к траве голову едва живого зверька, а троица главных охотников — Петр, Елисавет и Долгоруков — смотрела на нее с таким восторгом, как если бы это была по меньшей мере тигрица-людоедка.

— Вот, погляди, князь Федор! — торжествующе выкрикнул Петр. — Ты там с баба… — Он осекся, прыснул и тут же поправился:

— Тьфу, с дамами копошился, а мы тут затравили добычу.

— Suum cuique [27], — с легким поклоном ответил князь Федор. — Однако примите мои поздравления.

Молодой царь растерянно моргнул и сразу сделался похож на того, кем он, в сущности, и был, — на недоучившегося отрока.

— Понимаю, ты — завидуешь! — воскликнул он заносчиво. — Правда, что богу — богово, кесарю — кесарево. Но коли хочешь, я дам тебе добычу пришибить.

Рука Маши дрогнула на поводу, и кобылка ее нервно переступила.

— Не велите казнить, велите миловать, государь, — с нарочитой серьезностью проговорил молодой Долгоруков. — Однако же я слишком долго пробыл в чужих краях и позабыл некоторые слова, прежде вполне привычные.

Иван хмыкнул: не напрасно, ох, не напрасно дядюшка Василий называл Федьку хитромудрым! Эк вывернулся от гнева государева!

— Уж лучше латыни не знать, нежели родной речи!

Пришибить, — сказал царь, — по-нашему, по-русски, означает просто-напросто пристукнуть. Желаешь?

Краем глаза Федор увидел, как Мария снова стиснула поводья.

— Судите сами, ваше величество: ежели я забыл слово, неужто могу помнить действие, им обозначаемое? — невозмутимо вопросил Федор.

— Э! — покровительственно засмеялся Петр. — Это просто-запросто! Берешь арапник — и кнутовищем пришибаешь лису в голову, ударом по переносью! — Он взмахнул арапником над головою лисы, и несчастное создание содрогнулось, взвизгнуло, словно чуя, что следующий удар будет его. — Только надо непременно убедиться, что она более не жива: лисицы, как известно, хитры и часто притворяются мертвыми! Ну как? — не унимался Петр. — Желаешь попробовать?

— Боюсь промахнуться, государь! — сухо проронил Федор, не в шутку начиная опасаться этой настойчивости. Черт с ней, с лисой, — нельзя показаться Марии таким же бессмысленно-жестоким, как остальные.

Он кожей чувствовал ее отвращение к происходящему и не хотел, чтобы даже мелочь тревожила ее или испортила мнение о нем.

— А ты попробуй руку набить! — Петр выхватил из-за пояса у стремянного арапник, сунул Федору. — Вот так, на борзой! На борзой! — И он взмахнул кнутом, целясь по тонкой, изящной морде белой поджарой борзой — одной из тех, которые только что самозабвенно гнали для него несчастную лисицу и доставили победу.

Маша вскрикнула. Князь Федор взмахнул своим арапником — два кнутовища перехлестнулись. Рывок был так силен, что Федор не удержал рукоять, и его кнут отлетел в сторону. Стремянный, державший лисицу, изумленно вскрикнул, всплеснул руками.., лиса, казавшаяся уже неживой, метнулась рыжей искрою, вспыхнула средь зелени — и бесследно исчезла, словно погасла в густой траве.

Глава 10

Коррида по-русски

— Ч-ч-что?! — не воскликнул, даже не прошипел, а как бы просвистел Петр, и лицо его побагровело от гнева.

Федор на миг оцепенел — этот перекошенный лик и впрямь внушал страх! Он растерялся, не зная, что сказать, что предпринять, и в тот же миг ощутил такой тычок в поясницу, что невольно изобразил некое подобие поклона, и чей-то голос сзади воскликнул:

— Больно уж вы торопливы, князь! Следовало бы подождать, пока его величество вам преподаст урок, а уж потом повторять!

Федор, пребывая в полусогнутом состоянии, тупо глядел на руки Петра, ломающие кнутовище. Этот голос был так заносчив, что он не сразу сообразил: ведь говорит Мария! И, не успев удивиться, Федор сообразил: да она пытается спасти его Она подсказывает ему, как оправдаться перед царем за несусветную дерзость!

Надо полагать, именно она столь замечательным образом вынудила его согнуться в три погибели, давая Петру доказательства нижайшей покорности. Да, чуть ли не десять лет прожив в другой стране, привыкнув полагаться лишь на себя и подчиняться только себе, Федор подзабыл, что такое Россия, что такое власть в России! Она требует прежде всего нерассуждающей покорности, как и везде на Востоке. Да, забылся он, забылся не ко времени.., спасибо, напомнили! Федор едва сдержал смех: кто бы мог подумать, что эта нежная, молчаливая особа способна на такие тычки и на такую стремительность мыслей и поступков. Впрочем, она ведь играет в шахматы, а значит, умеет и мгновенно оценить ситуацию, предвидеть действия противника. Иного не остается, как ей подыграть.

И он выдавил:

— Простите великодушно, государь! — кое-как осмеливаясь разогнуться и взглянуть на Петра.

А тот словно и забыл о провинившемся: его взор был исполнен недоумения — впрочем, это же чувство отображалось во всех глазах, устремленных на Марию, сейчас отнюдь не напоминающую ледяную статую.

— Экая ты оказалась проворная, Машенька! — протянула Елисавет, неприязненным взором меряя разгоревшееся лицо, сверкающие глаза, высоко вздымающуюся грудь.

— И с коня по такому случаю сама сошла, — как бы про себя проворчала Наталья, переглянувшись с теткой. И ушлый женолюбец Иван Долгоруков, который был весьма проницателен, когда дело касалось прекрасных дам, вдруг с изумлением угадал, в чем причина стычки этих трех особ, которые, право слово, сейчас готовы забыть свое высокое положение и вцепиться друг другу в волосы. Вернее, не в чем, а в ком: причина стычки заключена была в мужчине, и этим мужчиной, к величайшей Ванькиной досаде, был не он. Ай да Федька, ай да пройда заграничная! И когда успел?! Ну, заметит государь, что Елисавет не в ту сторону глазами сверкает, — достанется Долгоруковым на орехи!