Зодчий. Книга I (СИ) - Погуляй Юрий Александрович - Страница 2

— У каждого свой путь, — уклонился от ответа я. — Всего хорошего, Пётр Васильевич. Звоните. Неделю я точно здесь.

— Доброго вечера тебе, Мишенька, — попрощался старик.

И я оказался на улице в июньском тепле славного Санкт-Петербурга. Бледный Чиваркин ещё был здесь. Он с телефоном у уха беспокойно кружил метрах в пятидесяти от входа в антикварную лавку, громко возмущаясь в трубку и размахивая свободной рукой. Расстроился парень, вижу.

Я же ступил на проезжую часть, пропуская машины, и по диагонали пересёк улочку. Мы люди простые. Нас ждало метро. Временная мера, разумеется. Потому что через неделю всё изменится.

По дороге к кампусу я заскочил в банк, чтобы забросить вырученные деньги на счёт. Не люблю таскать с собой наличность. Гораздо спокойнее, когда финансы находятся где-то под присмотром специально обученных людей. Сумма у меня скопилась не очень крупная, но на пару серьёзных покупок хватит. Которые, кстати, планировались уже совсем скоро. Как только выяснится окончательное распределение.

Из-за небольшой очереди в банкомате, где неприятная тётка средних лет очень сосредоточенно снимала себе денежки мелкими купюрами и в несколько подходов, я уже опаздывал на встречу с профессором Павловым. И это было плохо. Потому что не люблю опаздывать. Женщина демонстративно не замечала очереди, образовавшуюся из-за её медлительности и сломанного соседнего банкомата. Я посмотрел на часы. Чёрт!

Быстрый анализ энергетических линий агрегата показал ерундовую неисправность, с которой бы разобрался и дежурный банковский техномант. Так что я шагнул к неработающему банкомату и сунул карточку в щель приёмника, одновременно устранив поломку.

Отправив деньги на счёт, я коротким импульсом заблокировал карточку медлительной тётки в недрах её банкомата и поспешил на встречу. За моей спиной очередь переключилась на исправленную мной машину. Вот и славно. А та женщина всё равно ведь никуда не торопится.

У кабинета проректора я пригладил волосы, оправил форму академии и поднял руку, чтобы постучать. Однако дверь открылась за миг до этого, и седовласый Павлов мотнул головой, мол, заходи.

Его кабинет представлял собой настоящий книжный шкаф. Стены-полки, передвижная лестница, чтобы доставать до книг, спрятанных под потолком. И посреди этого бумажного пыльного царства стоял массивный стол с весьма современным ноутбуком.

— Ты опоздал, — буркнул Павлов. — Отвратительно, Баженов!

— Простите, Александр Сергеевич, — повинился я.

Павлов поморщился, обошёл стол и осторожно сел в глубокое кресло. Отложил в сторону массивную книгу, подвинулся и кивнул на гостевой стул.

— Садись.

Я осторожно подчинился. Мой покровитель в стенах Академии определённо был недоволен.

— Ты меня разочаровываешь, Баженов, — прогудел проректор. — Ты плохо начинаешь, а тебе надо быть лучшим. Везде, всегда и во всём. Посреди всех этих благородных людей выходец из простого люда должен быть лучшим. А значит, никаких опозданий! Всё всегда по регламенту. Максимальное достоинство, блестящий профессионализм! У тебя не должно быть никаких изъянов, а ты берёшь и опаздываешь!

— Виноват.

— Я знаю, о чём я говорю, Михаил, — сменил он гнев на милость. — Я был в твоей шкуре! И если бы не был лучшим, то не добился бы того, чего добился! После меня ты первый простолюдин, закончивший Академию! А значит, ты должен стать лучше меня!

Он даже не представлял, насколько лучше мне предстоит стать.

— Это очень высокая планка, Александр Сергеевич, — с уважением произнёс я. И не соврал. У него вводных насчитывалось гораздо меньше, чем у меня. Да, Павлов, как и я, родился в обычной семье. Сын шахтёра и сельской учительницы. Да, он тоже поднялся с низов и смог не просто поступить в Императорскую Академию Зодчих, но ещё и стать лучшим на своём потоке. Ну и пять лет назад он получил потомственное дворянство и под седины стал ровней среди прочих служителей Академии. Сильный дар, дисциплина и целеустремлённость. У него было всё.

Но у меня было больше.

— Высокая планка, Миша. Высокая. Но не недостижимая, как ты видишь, — без тени улыбки сказал проректор. — Теперь к делу. Документы твои ушли наверх. По всем моим данным их подпишут без запинки. Как я и говорил, из тебя вылепят символ возможностей, чтобы слегка утихомирить прессу и простых людей. Используй этот шанс, Миша. И мой тебе совет: забейся в какой-нибудь угол на неделю и никуда оттуда не вылезай, чтобы снова не встрять во что-нибудь!

— Александр Сергеевич… — протянул я, — вы же понимаете…

— Не александрсергеевичай мне тут! — повысил голос Павлов. — То, что на тебя нет официальных жалоб, это ещё не значит, что о тебе и твоей славе никто ничего не знает.

Ладно, отпираться не буду.

— Миша, ты должен добиться большего, чем я. Я вижу в тебе потенциал, и то, что твой Дар самобытен, и не является чьей-то смешанной кровью. Он даёт тебе шансы на великое будущее. Ты можешь стать лучшим Зодчим нашей страны!

— Спасибо, Александр Сергеевич, — он не видел и десятой части моих возможностей. Никто не видел. Но скоро, совсем скоро, я смогу творить спокойно.

— Будь готов. Твои родители будут на церемонии?

Я кивнул. Да, отец и мать должны были приехать уже через пять дней. Очень переживали перед поездкой. Ни тот ни другой никогда так далеко от Златоуста не выезжали. Милые, добрые, простые люди.

— Цени их. Не забывай, — буркнул проректор. Помрачнел, вспоминая свои годы. — Не забывай.

— Не буду, Александр Сергеевич.

Он постучал пальцами по столешнице, глядя в пустоту. Затем встрепенулся.

— Так, давай пройдёмся по плану, что у тебя сейчас есть, и что должно быть на банкете. Я лично должен убедиться в том, что ты будешь готов.

Я смиренно кивнул. Мне несложно было чуть-чуть поиграть роль его сына и сделать старику приятное.

Кампус Имперской Академии Зодчих утопал в летней зелени. Я шёл по асфальтовой дорожке, под сенью клёнов, в сторону жилого корпуса. Экзамены у всех уже подошли к концу, большая часть студентов разъехались по родным вотчинам, и потому здесь стало совсем спокойно и тихо. А я люблю тишину и спокойствие.

Однако уехали не все. Кто-то не стремился к родным, кому-то надо было пересечь всю страну, а то и вообще отправиться на другой материк. Вон, чернокожий Джонни Бакстер с моего потока был откуда-то из Калифорнии, и у его семьи никогда не было денег на билеты. В целом, для Западной Америки это нормальная ситуация.

Пьяные крики я услышал незадолго до того, как подошёл к своему корпусу. По интонациям сразу определил барона Богданова. Богатый и очень сложный в воспитании юноша. С ним мне пришлось за последний год поработать больше прочих, но, в целом, успеха я достиг. Ладно, пусть празднуют. Всё-таки студенты, всё-таки выпуск.

Я поднялся по мраморной лестнице, кивнул жалкому смотрителю корпуса. Дебош благородных господ мог начаться в любой момент, и взывать к порядку в самом плохом случае придётся именно ему, и никто его, разумеется, не послушает. А спросят потом по всей строгости.

— Попросить, чтобы не слишком шумели? — улыбнулся я ему.

— О, Мишенька, было бы чудесно.

Я подмигнул смотрителю, ловко поднялся на свой этаж. Апартаменты Богданова находились пролётом выше, и потому я решил заглянуть туда не откладывая. На мой стук дверь отворилась почти сразу, и на пороге оказался сам барон Богданов. Он мигом протрезвел и очень внимательно посмотрел мне в глаза.

— Добрый вечер, ваше благородие, — учтиво поклонился я. — Не могли бы вы чуть-чуть потише вести себя? Причины понимаю и приветствую, но всё же сегодня очень шумно.

Барон торопливо закивал, закрыл за собой дверь, и гул в квартире сразу утих. Я удовлетворённо хмыкнул и поспешил по ступенькам вниз, к себе.

— Кто такой? — рявкнуло наверху, когда мне оставалось сделать ещё несколько шагов и исполнить просьбу проректора Павлова, а именно: забиться в угол на неделю и не отсвечивать. — Ты, белобрысый! Куда пошёл? Ты кто такой?