Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 35

— Тяжко идем, княже, — проговорил как-то вечером Ратибор, глядя на ссутулившиеся у огня фигуры воинов. — Погода против нас. Духи, правда, довольны…

— Обычная дождливая погода. А то, что тяжко — так на войну, не на пир идем. Дойдем. Куда мы денемся. Главное — не раскисать.

— Дойдем, — согласился он. — Но люди устали. И злость копится. Им бы выплеснуть ее…

— Будет им, где выплеснуть. Скоро.

Алеша с Веславой тоже делали свое дело. Арбалетчикам приходилось тяжелее всего — их сложное оружие требовало постоянного ухода, защиты от сырости. Они кутали самострелы в промасленную ткань, прятали тетивы за пазуху, постоянно проверяли механизмы. Алеша следил за дисциплиной железной рукой, Веслава — за сохранностью оружия и боеприпасов. Такшонь был заместо Добрыни, моим воеводой.

Искра на привалах разворачивала свой маленький лазарет. К ней постоянно подходили люди — кто с простудой, кто с натертыми ногами, кто с растяжением. Она молча осматривала, промывала раны, давала какие-то отвары, накладывала повязки. Работала быстро, умело, ее спокойствие передавалось и больным. Кажется, даже самые недоверчивые начали признавать ее пользу.

Так мы шли день за днем. Медленно, мучительно, но упорно продвигаясь на север. Позади остались топи и леса Ильменского поозерья, мы вышли к верховьям Волги, двигаясь вдоль ее еще неширокого русла. До Ростова оставалось еще несколько переходов.

На одном из привалов, когда мы остановились на ночлег в редком сосновом бору, где было посуше, и удалось развести нормальные костры, случилось то, чего я подсознательно ждал. Из темноты вынырнули две изможденные фигуры. Это были разведчики Алеши, ушедшие вперед два дня назад. Сам Алеша тут же подскочил к ним.

— Ну что там? Говорите!

Старший из разведчиков, бывалый дружинник по имени Микула, перевел дыхание и хрипло доложил:

— Видели их. Отряд большой. Варяги и печенеги. Куря сам ведет. Не таятся особо. Идут нам навстречу.

— Навстречу? — я нахмурился. — Сколько их примерно? Где видели?

— Тысячи полторы, не меньше. Конницы много печенежской. Видели у переправы через Устье. Река там быстрая, брод один надежный… Они там… ждут. Похоже, засаду готовят. Место удобное — берег наш низкий, а тот, вражеский, — высокий, лесом поросший. Самое то для засады. Хотят нас на переправе прищучить. Вот только странно, что конные, можа хотят кольнуть и шустро удрать?

Засада. На переправе. Полторы тысячи. Попадись мы там, на открытом берегу, под стрелами и натиском конницы с высокого берега — и все, конец походу, а может, и мне самому. Сфендослав не зря послал своего степного союзника. Расчет был верный — ударить по нам на уязвимом участке, пока мы растянуты и скованы рекой.

Я посмотрел на Алешу, на Ратибора. Их лица были мрачны. Они понимали серьезность ситуации не хуже меня.

— Что думаете, други? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Ловушка, княже, — проговорил Алеша, нервно теребя рукоять меча. — Явная. И место выбрали удачно. Тот берег высокий, лесистый. Спрячутся — не увидишь, пока в воду не полезешь. А наш — низкий, как на ладони. Переправляться там — самоубийство.

— Значит, переправляться там не будем, — решил я. — По крайней мере, не так, как они ожидают. Куря ждет нас у брода. Уверен, что мы пойдем по известной дороге, как стадо баранов на бойню. Что ж, дадим ему то, что он хочет увидеть. Почти.

Я подозвал Микулу.

— Далеко отсюда до той переправы?

— Полдня, княже. Если не спешить особо.

— А другие броды есть? Выше по течению? Или ниже?

— Выше есть, — ответил разведчик, подумав. — С версту примерно. Место похуже, дно каменистое, течение быстрее. Но пройти можно. Лес там к самой воде подходит с обоих берегов. Скрытно подойти можно.

— Отлично! — В голове уже складывался план. — Алеша, слушай сюда. Выбираешь полсотни самых легких бойцов, лучше из новгородцев, кто дороги местные знает. Даешь им несколько пустых телег из обоза, пару гонцов для виду, чтобы флажки торчали. Пусть двигаются к главному броду. Не спеша. С шумом, с разговорами. Изображают головной дозор. Как подойдут к реке — пусть начнут суетиться, якобы ищут место для переправы, коней поят. Задача — привлечь внимание Кури, заставить его поверить, что основное войско подходит.

— А мы? — спросил Ратибор.

Он уже понял мою задумку.

— А мы, — я обвел взглядом притихший лагерь, — снимаемся тихо, без шума. Прямо сейчас. Идем лесом, к тому верхнему броду, о котором говорил Микула. Всей пехотой. И главное — всех арбалетчиков с собой. Ночью перейдем реку и ударим Куре во фланг или в тыл, когда он бросится на нашу приманку.

— Рискованно, княже, — покачал головой Алеша. — Ночь, лес, незнакомый брод… Да и те полсотни ребят на приманке… Их же порубят!

— Рискованно оставаться здесь или лезть в ловушку Кури, — возразил я. — А ребятам дай наказ: как только печенеги сунутся — не принимать бой, а бежать врассыпную в лес. Задача — не сражаться, а создать видимость и уцелеть. Главный удар нанесем мы. Веслава!

Девушка встала с камня, на котором сидела.

— Арбалетчики — наш главный козырь. Когда выйдем на позицию — жди моего сигнала. Огонь открывать только по команде, залпами. Цели — печенежская конница и варяжские командиры. Нужно посеять панику, смешать их ряды до того, как наша пехота ударит.

— Поняла, княже. Болтов хватит. Люди готовы.

— Тогда не мешкать! — Я поднялся. — Ратибор, Алеша — поднимайте людей. Тихо! Без лишних слов. Обоз остается здесь под малой охраной. Берем только оружие и самый необходимый запас болтов. Движемся налегке. Микула, веди!

Сборы были недолгими и тихими. Такшонь подгонял воинов, разбуженных шепотом десятников. Они быстро разбирали оружие, проверяли ремни и застежки. Слухи о засаде разошлись по войску. Никто не роптал — все понимали, что ночной марш-бросок лучше, чем гибельная переправа под стрелами врага. Вскоре темная масса войска бесшумно растворилась в ночном лесу, оставив позади лишь догорающие костры и немногочисленную охрану обоза. Небольшой отряд-приманка под командой опытного десятника двинулся по основной дороге к реке.

Марш был тяжелым. Лес ночью казался чужим и враждебным. Шли почти на ощупь, спотыкаясь о корни, цепляясь за ветки. Луна едва проглядывала сквозь плотные тучи. Тишину нарушал лишь шелест шагов по опавшей хвое да сдавленное дыхание тысяч людей. Микула и еще несколько разведчиков вели нас уверенно, безошибочно находя тропы и обходя буреломы. Я шел впереди вместе с Ратибором и Алешей, стараясь не думать об усталости. Главное — успеть до рассвета, пока Куря не разгадал наш маневр.

К реке вышли за пару часов до рассвета. Устье здесь было нешироким. Вода темная, холодная, шумно билась о камни. Лес подступал к самой воде, скрывая нас. На противоположном берегу тоже темнел лес. Брод оказался действительно неудобным –течение сильное. Переправа заняла больше времени, чем я рассчитывал. Люди шли по пояс, а где и по грудь в ледяной воде, держа оружие над головой, помогая друг другу. Арбалетчики бережно переносили свои драгоценные самострелы. Несколько человек оступились, их подхватили товарищи. Наконец, продрогшие, но обозленные, мы выбрались на другой берег.

В предрассветных сумерках начали занимать позиции. Веслава быстро расставила своих стрелков вдоль берега, используя деревья и кусты как прикрытие. Пехота выстроилась за ними, готовясь к броску. Я вглядывался вниз по течению, туда, где должен был находиться главный брод и наша приманка.

И тут донесся шум. Сначала неясный гул, потом — конский топот, крики, лязг оружия. Стало ясно: Куря клюнул. Наша приманка сыграла свою роль. Печенеги и варяги атаковали тех, кого считали авангардом моего войска. С нашего берега были видны лишь всполохи битвы в утреннем тумане, окутавшем реку.

— Пора! — скомандовал я. — Веслава! Залп!

Сотни тетив щелкнули почти одновременно. Воздух наполнился хищным свистом. Мы видели, как туча болтов обрушилась на скученную у переправы массу врагов. Оттуда донеслись вопли боли и ужаса, ржание раненых лошадей. Печенежская конница, застигнутая врасплох сокрушительным ударом с неожиданного фланга, смешалась. Всадники падали, лошади шарахались, топча своих же.