Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 24

Они ушли, а я остался один. Березовка теперь была просто точкой без силы. Казна скудеет, а враги близко. Я перебирал в уме, как реформу налогов ускорить. Гонцы мои уже показали себя — рыжий из Полоцка три дня туда, два обратно, с вестями прибежал. Но их мало, десяти человек не хватит, чтобы земли мои ниткой связать. Надо больше, и быстро. А для этого — очки влияния. Без них Вежа ни черта не даст, а мне контроль нужен, как воздух. Я откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза. Пора эту рыжую чертовку трясти.

— Вежа, — позвал я систему. — Вылезай, потолкуем.

Воздух дрогнул, и она явилась. Знойная брюнетка, с иссиня черными глазами, которые блестели, как у кошки. Во дает. Постоянно меняет свой имидж. Теперь уже не рыжая. Она подошла ко мне, босые ноги шлепнули по полу.

— Звал, княже? — томно поинтересовалась система. — Опять вымогать пришел?

— Что так грубо-то? — хмыкнул я. — Не вымогать, а договариваться. — Гонцов мне надо больше. Десять есть, но земли большие, не успевают. Дай мне выгодное задание, чтобы быстро, и очков побольше.

Она скрестила руки, прищурилась, будто прикидывала, как меня обвести вокруг пальца.

— Торопишься, княже? — протянула она. — Ладно, будет тебе задание. Это земли твои встряхнет, да казну подтолкнет. Срок — три дня, потому что ты сам гонишь, как конь на скачках. Успеешь — дам тебе пятьдесят тысяч очков влияния. Да-да, не смотри так, пятьдесят тысяч, чтобы рот у тебя от жадности не пересох. Но шевелиться придется, Антон, и головой, и руками. Согласен?

Я замер, уставившись на нее. Пятьдесят тысяч очков? Это не просто куш, это целая гора, с которой я пол-Руси перестрою. Гонцов сотни заведу, самострелы десятками, да хоть стены Новгорода камнем выложу. Но три дня… Три дня на что-то, чего я еще не пробовал? Сердце застучало быстрее, а в голове закрутились мысли. Что она задумала? Я даже не понял, что именно делать надо, а она уже ухмыляется, как кошка над миской сметаны.

— Три дня — это мало, — сказал я, но голос мой дрогнул, и я тут же пожалел, что не промолчал. — В смысле… что именно делать-то? Я ж не знаю, как это провернуть.

Вежа усмехнулась, подошла к столу, оперлась на него рукой.

А дальше она назвала задание, от наглости которого у меня перехватило дыхание.

— Главное — три дня, и чтобы все было как я хочу, — добавила она. — Успеешь — пятьдесят тысяч очков твои. Не успеешь — сиди с тем, что есть, и не ной. Я щедрая, Антон. Берешь или нет?

Я провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Пятьдесят тысяч очков. Но три дня…

Как это провернуть? Может, торговаться? Да какой там, тут надо быстрее придумать как это воплотить.

— Беру, — выдохнул я, глядя ей в глаза. — Три дня. Давай, Вежа, готовь свои пятьдесят тысяч.

Она хищно улыбнулась, выпрямилась, глаза ее блеснули.

— Умница, княже, — сказала она. — Не стал торговаться, а то бы я передумала. Готовь людей, коней, голову свою умную — все пригодится.

Воздух дрогнул, и она исчезла, оставив легкий запах смолы и трав. Я сел, уставился на карту в интерфейсе, но ничего не видел. Пятьдесят тысяч очков. Три дня. А я даже не знаю, за что браться.

Дверь скрипнула, и вошел Олег. Наместник мой выглядел бодро — борода подстрижена, рубаха чистая, только шапка в руках его чуть помята, будто он ее всю дорогу теребил. Вот же привычка у человека странная. Я указал ему на лавку напротив.

— Садись, — сказал я. — Что принес?

Он сел, положил шапку на колени, посмотрел на меня спокойно, но с легким блеском в глазах.

— Вести, княже, — начал он, голос его был ровный, но твердый. — Новгород растет. Склады у Волхова заканчиваем ставить, кузнецы камни таскают. Меха к хазарам ушли — три воза, вчера отплыли. Мед тоже везут, два бочонка продали еще на той неделе. Серебро идет, потихоньку, но идет.

Я откинулся на спинку скамьи, скрестил руки. Хорошие вести. Склады — это казна, меха и мед — это торговля. Новгород оживает, как я и планировал. Налоговую реформу нужно не затягивать. Добрыня сейчас подсчитывает количество железа.

— А самострелы? — спросил я. — Мастера нашли?

Олег поднял взгляд.

— Нашли, княже, — сказал он. — Двое из местных, один из Киева пришел, с дружиной твоей. Делают потихоньку, десяток уже готов. Дерево берем из бора, тетиву плетем из льна. К концу месяца еще два десятка будет.

— Маловато, — ответил я. — Что еще?

Он помедлил, будто слова подбирал, потом заговорил тише.

— Купцы ворчат, княже, — сказал он. — Меха идут, мед идет, но платить нечем. Шкурки берут, да считать их морока. Серебра мало, я его не отдаю, за ради реформы энтой твоей. А без серебра торговля вязнет.

— Сколько серебра с хазар пришло? — спросил я.

Олег прикинул в уме, пальцем по лавке постучал.

— Гривен сто, — сказал он. — Меха дорогие, но хазары цену сбивают. Еще семь десятков с меда будет, если ладья дойдет.

— Мало, — сказал я. — На склады хватит, а на торговлю нет. Что купцы говорят?

— Говорят, княже, — ответил он, — что платить нечем. Шкурки теряют ценность без серебра-то. Оно ж как было. Есть шкурки — хорошо, цена нормальная, меняем на нужное. А без серебра, цена на шкурки опускается.

— Зови купцов, — сказал я, вздохнув. — Сегодня к вечеру пусть явятся. Поговорим.

Олег поднялся, шапку в руках сжал.

— Сделаю, княже, — сказал он. — Кого звать?

— Главных, — ответил я. — Тех, что с хазарами торгуют, да кто меха возит. И кузнецов возьми, что самострелы делают. Они нам пригодятся.

Он ушел, а я сел обратно, глядя на карту. Шкурки в прошлом, это ясно. Серебра мало, но что-то придумать надо. Жаль счет в банке нельзя открыть. С веком не повезло. Тут сложнее — народ к новому не привык, а казна не резиновая. Но металл же есть, кузнецы есть. Можно что-то сделать, чтобы торговля пошла. Я усмехнулся про себя. Великий князь Руси, а сижу, как купчишка, меха считаю. Смешно. Только без этого все, что я поднял, в пыль превратится.

К вечеру купцы явились. В горницу вошли пятеро — толстый, с бородой до груди, который мехами торговал, худой, с острым носом, который мед возил — этот родня Олега, и еще трое, помельче, но с глазами цепкими. За ними кузнец — низкий, с руками, как лопаты, в саже по локти. Я указал им на лавки.

— Садитесь, — сказал я. — Дело есть.

Они сели, посмотрели на меня. Толстый, меховой, заговорил первым.

— Слыхали, княже, — сказал он ворчливо. — Новгороду платить нечем.

О как! Сам лезет на разговор. Ну ладно.

— Верно, — ответил я. — Шкурки будем менять как средство торга. Серебра мало, но выход найдем.

Худой поднял взгляд — глаза его были цепкие, как у ястреба. Он чуть подался вперед, будто хотел каждое мое слово поймать и взвесить.

— А чем платить будем, княже? — спросил он, голос его был тихий, но с ноткой недоверия, словно он уже ждал, что я опять выдам что-то мудреное, чего не понять.

— Казной моей, — ответил я, стараясь говорить твердо, чтобы не дать ему зацепиться за сомнения. — Кое-что придумаем, чтобы счет вести, а не шкурки эти таскать.

Я попробовал объяснить свою задумку с жетонами. Начал с простого: железные таблички, с печатью моей, чтобы номинал был ясен — малые, средние, большие. Сказал, что кузнецы их отольют, а старосты принимать будут вместо мехов да шкур. Худой слушал, щурясь, будто в словах моих искал подвох, а толстый, меховой, только бороду теребил да хмыкал время от времени. Я добавил, что казна моя за жетоны поручится, что их потом на серебро или товар менять можно будет, но видел по их лицам — туго до них доходило. Худой даже губу прикусил, словно хотел что-то сказать, но передумал, а толстый буркнул что-то вроде: «Дивно это все, княже». Я выдохнул про себя — как же тяжело им вбить в головы что-то новое.

Глава 13

Перед глазами высветилось уведомление системы: