Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 10

Кто-то крикнул что-то, вроде «Князь пришел!», но я не вслушивался.

Полчаса прошло быстро. Я стоял у ворот, глядя, как последние из моих людей подтягиваются. Подошел Добрыня.

— Все, князь, — прохрипел он, вытирая кровь с подбородка. — Двенадцать сотен без малого. Кто мог идти, пришел. Остальных у стены оставили — не дотащить. За ними лекари присмотрят и в лагерь отведут.

Я кивнул и повернулся к дружинникам, которые выстроились у ворот, неровной кучей, но все еще строем.

— За мной, — бросил я так, чтобы услышали все.

И пошел. Ворота остались позади, передо мной открылась узкая улица, заваленная мусором и телами. Кто-то из новгородцев выглядывал из окон, кто-то стоял у порогов.

Я шел вперед, а за моей спиной шла армия — топот, лязг, хрипы. Где-то справа мелькнула баба с ребенком на руках, прижалась к стене, с круглыми от страха глазами. Слева мужик в рваной рубахе что-то крикнул.

Я шел к центру, к площади, где все должно было решиться.

Добрыня шагал рядом. Такшонь плелся чуть позади.

Новгород мой. Я взял его, вырвал из лап Сфендослава, из когтей печенегов, из рук тех, кто думал, что меня сломает.

Уже на подходе к площади я услышал быстрые шаги сзади.

Оглянулся и увидел Веславу. Она хромала, держась за бок, а рядом был Ратибор. Он опирался на нее. Они догнали нас, остановились.

— Княже, — выдохнула Веслава. — Дошли.

— Ты как?

— Жива, — она скривилась, сильнее прижимая руку к боку. — Ратибор тоже. Пока.

Я глянул на него. Лицо его серое, губы сжаты, но он резко кивнул, будто доказывал, что еще держится.

— Идите за мной, — сказал я, поворачиваясь к площади.

И они пошли следом. Я шагнул на широкую, заваленную обломками площадь. Посреди нее возвышался помост.

Вокруг уже собирались мои люди — кто стоял, кто сидел, кто лежал, привалившись к стенам.

Я прошел через толпу, не глядя по сторонам, поднялся на помост.

Остановился, оглядел своих воинов.

Горло саднило, но я собрал в груди все, что осталось от сил, и крикнул — громко, хрипло, так, чтоб голос мой разнесся над площадью, ударил по стенам домов, врезался в уши каждого, кто тут был:

— Созываю вече! Всех сюда! Пусть Новгород решает, как встарь, по обычаю предков!

Голос мой отразился от каменных стен и повис в воздухе. Я замолчал. Площадь зашепталась — не сразу, не яростно, а медленно, как река, набирающая силу после дождя. Новгородцы знали этот зов, этот крик, что веками собирал их на вече. Это не просто сходка, не просто толпа — это был их закон, держащий город крепче любой власти.

Сначала послышался звон. Где-то в глубине города, за домами с покосившимися крышами, ударил колокол — тяжелый, низкий. Один удар, другой, третий — гул поплыл над Новгородом. Так было всегда — колокол бил, и народ тянулся к площади. За колоколом подтянулись резкие, пронзительные рожки, их дули ватажники, созывая людей. Я видел, как они мелькают в толпе — молодые парни в рваных рубахах, с рожками у рта, кричали что-то, махали руками, гнали народ к центру.

Из-за углов, из узких проулков, что вились между домами, начали высыпать люди. Мужики в лаптях и серых зипунах, с бородами Они тащили за собой жен, кутающихся в платки, детей, что цепляющихся за подолы. Старики ковыляли, опираясь на палки, лица их были сморщены. Торговцы шли сюда, перешептываясь, прикидывая, что будет дальше.

Я смотрел на них с помоста. Это был Новгород — гордый, упрямый, тот, что не гнулся ни под кем, пока не решит сам. По обычаю, вече собиралось не просто так — был порядок, который держался веками. Сначала сходились выборные — те, кого звали «мужи честные», что говорили от имени улиц, от концов города. Я видел их — крепких, широкоплечих, в рубахах с вышивкой. Они выходили вперед, становились у помоста, переглядывались, шептались. За ними тянулись остальные — кто побогаче, кто победнее, но все с правом голоса, все с правом кричать, спорить и решать.

Добрыня стоял внизу, у помоста, смотрел на с каменным лицом. Такшонь стоял тут же. Веслава с Ратибором подошли ближе, встали рядом с Добрыней. Вот моя команда. Мой ближний круг.

Полчаса прошло, как я крикнул про вече. Люди шептались, переглядывались, но никто не кричал, никто не лез вперед. Ждали.

Я вдохнул — холодный воздух резанул горло, пах дымом и кровью, что все еще липла к моим рукам. Выдохнул, пар вырвался изо рта, смешался с дымом, что стелился над площадью. Пора. Шагнул к краю помоста, сапоги гулко стукнули по доскам, и поднял голову. Тишина навалилась, тяжелая, как мокрый плащ, — все замолчали, даже шепот стих. Сотни глаз смотрели на меня, ждали, чего я скажу, чего потребую. Я сжал кулаки, кровь на ладонях засохла, стянула кожу, но я не замечал. Глянул на своих — на Добрыню, на Такшоня, на Веславу с Ратибором, на дружинников, что стояли передо мной, как стена, что еще не рухнула. Потом перевел взгляд на новгородцев.

И громко крикнул. Так, чтобы голос разнесся над площадью, ударил по стенам, врезался в уши каждого:

— Я есмъ Великий князь Руси!

Да! Могильная тишина. Суть и смысл сказанного просачивается в умы присутствующего люда.

Слова вылетели, повисли в воздухе, гулко отразились от домов. Тишина взорвалась. Мои дружинники яростно заорали. Кто-то вскинул меч, кто-то ударил кулаком в щит, кто-то просто кричал, выплескивая все, что копилось в груди.

«Слава князю!» — понеслось над площадью, заглушило ветер, заглушило стоны раненых, что еще доносились откуда-то издалека. Новгородцы молчали, смотрели, но я видел, как у некоторых дрогнули лица — кто-то от страха, кто-то от удивления, а кто-то, может, и от надежды. Я не шевелился, смотрел на них всех, чувствуя, как этот ор бьет мне в грудь, как волна, которая несет лодку к берегу.

И тут перед глазами вспыхнуло уведомление. В интерфейсе горела яркая строка:

«Получено достижение: Собиратель земель русских».

Глава 6

Я прищурился, вчитываясь. Это даже не достижение, а титул. Наследуемый, проклятый титул, который переходил от одного к другому. Последним его носил Святослав, тот чей череп стал кубком. Я криво усмехнулся — судьба, видать, любит такие шутки.

Судя по тексту, этот титул давал не только звонкое имя, но и какие-то плюшки. Верность соратников, сплоченность, что-то вроде невидимого огня, который загорался в их глазах, стоило мне оказаться рядом. Воодушевление — так «Вежа» это назвала.

В интерфейсе было много разных уведомлений. После того, как я объявил себя Великим князем, система закидала меня сообщениями.

Там было про очки влияния, про новый ранг, что-то про тысячи и тысячи пунктов. Цифры мельтешили, как мошкара над болотом, я не стал вникать. Не сейчас.

Голова и без того гудела, будто кто-то молотом по ней бил, а в ушах еще звенели крики с площади. Я махнул рукой, отгоняя интерфейс. Уведомления свернулись.

Площадь передо мной шумела. Дружинники все еще орали, кто-то даже выкрикивал мое имя — «Антон! Князь Антон!». Новгородцы, собравшиеся на вече, были пестрые, как лоскутное одеяло: мужики в лаптях, бабы в платках, дети, что цеплялись за подолы матерей, старики с палками, ковылявшие ближе к помосту.

И купцы. Эти стояли особняком, переглядывались, шептались, будто уже прикидывали, как из всего этого выгоду выжать. Часть из них подкуплена — мои люди постарались, разнесли деньгу по нужным рукам, нашептали нужные слова. Но сейчас это неважно. Главное, что они здесь.

Я глубоко вдохнул. Выдохнул и пар вырвался изо рта. Пора было спускаться с этого чертова помоста, но я задержался еще на миг, оглядывая людей. Сотни глаз цеплялись за меня. Кто-то смотрел с верой, кто-то с сомнением, а кто-то и вовсе с пустотой, будто война выжгла в них все живое. Этот титул, который мне дала 'Вежа, уже работает. Я чувствовал это в том, как дружинники выпрямляли спины, как их голоса становились громче, даже раненые тянули шеи, чтобы меня увидеть.