Кокардас и Паспуаль - Феваль Поль Анри - Страница 15

– Трусы вы поганые! – сказала хозяйка. – Кто ж так нападает на беззащитных женщин! Сунулись бы к моим, они бы вам показали!

– Ваши, тетушка, – одно дело, а те – совсем другое. По нам лишь бы у овечек была шкурка мягкая да золото бренчало.

– А потом что?

– А потом не досталось нам ни золота, ни девочек; половина из нас тут же смылась, а пять человек так и лежат там на земле.

– Половина – шесть, да пять, остался ты…

– Хорошо считаешь, красавица. Я остался последний и решил: чего мне с остальными валяться? Взял ноги в руки и сюда прибежал.

– Да, хорошая история… А кто ж вас так отделал? Ведь не дамочки?

– Да нет: явились откуда-то два человека… не люди, а черти! Вот уж умеют работать шпагой!

Ив де Жюган и Пинто переглянулись и в один голос спросили:

– Каковы они из себя?

– Один длинный, беспрестанно ругается и все метит прямо в грудь или в лоб.

– Кокардас! – шепнул Пинто Жюгану.

– А другой не хуже: с виду замухрышка, а прыгает, как на пружинах. Этот больше молчит: за него шпага разговаривает.

– Паспуаль! – шепнул Жюган Пинто.

– Откуда взялись, – продолжал бандит, – не знаю, адреса у них не спросил. Да и вряд ли еще придется повстречаться…

Он замолчал. Подстилка поняла, в чем дело, и положила могучую руку гостю на плечо:

– Почему это? А ну, говори!

– Так что ж – мы им спуску тоже не дали, вот они сейчас, должно быть, и подыхают там рядом с нашими. Я, понимаешь ли, не дождался конца, не знаю.

– Ах ты, сволочь! – заорала Подстилка. – Заплатишь ты мне, если с ними что случилось!

– А что, ты их знаешь?

– А мы-то их тут два часа битых дожидаемся! Жалко, они вас всех на вертел не насадили, как цыплят, и тебя, негодяя, первого!

– Э, не говори: для вас же лучше вышло. Не добеги я до вас, вы бы ничего и не узнали бы, а они, может быть, все равно живы не остались.

Подстилка хлопнула себя по лбу:

– Вот ты и покажешь, живы они или нет. Веди нас туда да отдавай свою цепочку.

– Погоди-погоди, я еще столько не выпил.

– Все, поговорили! Давай сейчас, а то сам жив не будешь.

Бандит понял, придется подчиниться. И цепочка с шеи Сидализы на другое же утро украсила грудь кабатчицы Подстилки.

Ив де Жюган, улучив минутку, рассказал обо всем Готье Жандри. Тот решил как бы случайно вместе с Китом выйти из дома и повстречать всю компанию. Если тела двух друзей обнаружат – значит, дело сделано.

Кабатчица дала один фонарь Пинто, другой разбойнику, сама взяла пистолет и пошла сзади.

– А вы, – приказала она служанкам, – приготовьте постели: если они лежат раненые, мы отнесем их сюда. Ну, пошли, да поскорей.

Минут через десять они увидели на земле обезображенный труп. Подстилка поглядела на него:

– Не знаю такого.

Они стояли среди смешанной с кровью грязи.

– А вот второй, – пнула хозяйка ногой еще один труп.

– Помню, помню, – сказал бандит. – Его в лоб убили.

Подстилка нагнулась и посмотрела повнимательней:

– Чистая работа. Видно, не впервые эта рука посылает людей в мир иной, не испортив им камзола.

Пять почти окоченевших уже тел лежала рядам. Кроме них, сколько ни искали, никого не нашли. Вдруг сзади кто-то спросил.

– Эй, друзья, вы чего ищете?

Это подошли Жандри и Кит. Кабатчица недружелюбно посмотрела на них:

– А вы здесь что делаете?

– Ну, голубушка, не надо сердиться. Вы знакомых разыскиваете? Если можем вам помочь, то всегда пожалуйста.

– Никто нам не нужен, – сердито ответила Подстилка.

Тогда Жандри отвернулся от нее и обратился к Жюгану. Тот все ему любезно рассказал.

– А вы, значит, провели покойникам поверку, и двое не отозвались? – спросил отставной сержант.

– Точно так. Не хватает Кокардаса и Паспуаля.

– Как ты сказал? Кокардаса и Паспуаля? Да это же мои друзья! Жаль, очень жаль, что с ними случилось несчастье. Ищите лучше: может, мы еще успеем им помочь.

– Я же ничего еще толком не знаю, – объяснил последний свидетель стычки. – Вдруг они просто ранены.

– Если ранены, то могли и отползти.

Готье Жандри взял у Пинто фонарь и принялся тщательнейшим образом обшаривать все близлежащие кусты. Он бы дорого дал, чтобы увидеть там мертвые тела Кокардаса и Паспуаля… или хотя бы одного из них! Вскоре надежды его рухнули. Тогда отставной сержант, тщательно пытаясь изобразить волнение, произнес похвальное слово своим мнимым друзьям. Он только что не проливал слезы об их безвременной кончине!

Подстилка с разбойниками обшаривали другую сторону дороги. Вдруг бандит воскликнул:

– Я понял!

– Понял, так говори скорее, – сурово сказала кабатчица.

– Мы их ранили, а те дамочки, которых они защищали, их не бросили – взяли с собой и отвезли в Париж. Нет здесь никого.

– Пожалуй, что так, – сказала Подстилка, немного подумав. – Обидно – лучше б я сама за ними поухаживала.

Она умолчала, почему именно ей обидно: раненые заплатить не смогут.

Готье Жандри присоединился к общему мнению, но с оговоркой – слишком уж хотелось ему принять желаемое за действительное:

– Может, он и прав, только они, небось, все равно в дороге умерли.

С ним тоже согласились, и все общество направилось обратно к «Клоповнику». По пути Жандри не переставал оплакивать друзей. У дверей кабака он распрощался с Подстилкой и пообещал ей все разузнать, а, разузнав, немедленно рассказать. Они с Китом удалились, смахивая с глаз слезы.

Итак, пока Кокардас с Паспуалем в самом добром здравии вкушали все возможные сласти стола и ложа, над ними произносилась надгробная речь. Повстречай они Готье Жандри, они бы пропели по нему не такую отходную…

X

У ПОДСТИЛКИ

– Эх, лысенький, – говорил Кокардас своему другу, выходя из ворот Ришелье. – Хороший вечерок, ничего не скажешь!

– Вечер любви! – вздохнул Паспуаль: сердце его всегда пламенело.

– Ты, Амабль, не человек, а фитиль! Хотя мы и правда идем в храм любви – тамошние дамочки очень не прочь порезвиться, дьявол меня раздери.

– Но в нашем возрасте…

– Что ты мелешь?! Твоя мамаша родила тебя ничуть не раньше, чем моя, а я чувствую себя сильным и юным!

– Пожалуй, мой благородный друг… Я тоже юн… сердцем. А вот твое, пожалуй, давно захлебнулось в вине.

– Ну уж нет, малыш! Тем благородный человек и отличается от всяких прочих, что умеет пить. Только молодые дурачки да старые развалины тратят время на комплименты девушкам. Да это же просто помешательство какое-то!

Паспуаль с жалостью смотрел на гасконца.

– А ведь у тебя перед глазами есть совсем другие примеры, – заговорил он ласково и проникновенно. – Разве Лагардер не способен перевернуть весь мир ради своей любимой? Разве маркиз Шаверни не сгорает от любви к мадемуазель Флор? Во всем нашем доме одна Хасинта и слышать не хочет о браке.

– А ты бы сказал ей об этом два словечка.

– Я еле успел сказать одно, как получил хорошую пощечину от ее прекрасной ручки… и это еще счастье!

– Вот как! – рассмеялся гасконец. – Поговори с ней еще раз. Терпением, дьявол меня раздери, всего достигнешь!

– Видишь ли, она сама не очень терпелива, во второй раз одной пощечиной я уже не отделаюсь. А мы бы с ней были славная пара.

– А может, оно и к лучшему, голубь мой? Слишком она молода и хороша для такой старой обезьяны. Как бы с тобой, брат Амабль, беды не случилось.

– Ну, ты не говори! – живо возразил нормандец. – Хасинта достаточно сильна, чтобы отбиться от всяких там…

– Дьявольщина! Да ты, бедняжка, заговорил как старый муж! Нет, лысенький, мы не из такого теста сделаны. Союз между Кокардасом и Паспуалем лучше любого брачного союза!

– Многих радостей ему не хватает… – вздохнул Паспуаль.

– Просто ты не умеешь их видеть, вот что я тебе скажу. А по мне так нет лучше жены, чем Петронилья: всегда молчит, никогда не обманет, да и работа в руках горит. И потом, голубь мой, мы с тобой слишком многих оставили вдовами, чтобы самим обзавестись женами.