1914 (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 1

1914

Глава 1

Предуведомление

Автор, по своему обыкновению, в который уже раз со всей ответственностью заявляет: всё, написанное ниже — выдумка. Художественное произведение, в некотором роде. Игра ума.

Разумеется, автор много и кропотливо работал с источниками — дневниками, мемуарами, фотографиями, кинодокументами, и так далее, и тому подобное. Посещал города и веси, где происходили события. Беседовал со знающими людьми, кандидатами и докторами наук. Но при этом он отнюдь не претендует на создание документального повествования, напротив, автор претендует на создание произведения фантастического.

Насколько ему это удалось, пусть судит читатель.

Даты приведены по старому стилю.

6 мая, вторник, Ливадия

Лекция о международном положении

— Слушайте, жители Ливадии, и не говорите, что вы не слышали!

Анастасия, одетая в бухарский халат, с тюрбаном на голове, обходила зал, и, как заправский глашатай, возвещала:

— Академик Котофей, всех наук корифей, вас прозрением озарит, высшим знанием одарит!

— Просим, просим! — закричали нетерпеливые зрители.

Мой выход.

В маске кота, на голове академическая шапочка с оранжевой кисточкой, на плечи накинута черная мантия, из-под которой выглядывает хвост (рыжий, лисий, другого не нашлось), с указкой в руке я, должно быть, выглядел забавно. Во всяком случае, старался быть таковым.

Я, старательно шаркая — старый котик, старый и мудрый, — вышел на сцену, пространство, отделенное от остального зала линией, начертанной мелом. Осмотрел зал. Papa, Mama, сёстры, ma tante Ольга, my uncle Николай Николаевич, барон Фредерикс и прочие, приехавшие поздравить Papa с днем рождения. Нет, не так: с Днем Рождения, вот!

— Милостивые государи и, некоторым образом, милостивые государыни! — начал я противны скрипучим голосом. — Меня тут попросили прочитать лекцию о международном положении. Что ж, лекцию, так лекцию. Вреда ведь от этого не будет, не правда ли? Я, кончено, в международных делах крупнейший знаток: регулярно выслушиваю мнение моего парикмахера, мсье Жоржа, а ещё читаю «Газетку для детей», а базовые, так сказать, фундаментальные знания почерпнул из «Истории Древнего Мира», книги, написанной господином Ставрожкиным в одна тысяча восемьсот семьдесят четвертом году. И потому советую всем слушать внимательно, лучше бы и записывать, чтобы потом не сожалеть горько и безутешно о каждом забытом слове.

Итак, я начинаю!

Аплодисменты. Вспышка магния — это Papa сделал фотографический снимок. На память.

— Девятнадцатый век, как ни смотри, был веком Великобритании. После того, как Франция, извечный её противник, была разгромлена, никто и ничто не мешало гегемонии (я заглянул в бумажку и выговорил по слогам: «ге-ге-мо-нии») островного королевства и мировой империи. Царством международного капитала — вот чем стала Великобритания. Капитала промышленного, капитала финансового, капитала политического, и ещё какого хотите. Мастерская мира! Мы говорим — машина, подразумеваем Англия, мы говорим Англия — подразумеваем машина.

Но девятнадцатый век кончился, и начался век двадцатый. Всё течёт, и всё из меня, как сказал петергофский лев Самсону. Англию начали теснить. В Европе бурно развивается Германия. Германские машины не уступают, а зачастую превосходят английские, и то ли ещё будет! А где развитая промышленность, там и капитал! В Азии же на смену хищной Англии приходит щедрая и великодушная Россия, несущая отсталым народам Закон, Науку и Просвещение. Гуманизм в полном значении этого слова следует за ней по пятам. За Россией то есть. Гуманизм и эллинизм! Я, признаюсь, не вполне понимаю, что такое эллинизм, но уж больно слово красивое (смешки в зале).

Вы думаете, что Англия будет терпеть, пока её оттесняют с главенствующей высоты? Нет, вы не думаете, что Англия будет терпеть, пока её оттесняют с главенствующей высоты! Она непременно что-нибудь придумает. И я полагаю, что уже придумала, вот.

Что именно? Это напрашивается. Если Германия и Россия соперничают с Англией, то что сделает Англия? Она стравит эти страны, как английские бездельники стравливают собак в бойцовой яме. Стравят, и пусть русские и немцы воюют друг с другом, убивают друг друга, превращают цветущие державы в царства мерзости запустения.

Конечно, взять и сказать «Эй, вы, ступайте в яму драться» не может даже Англия. Не те нынче времена. Значит, она придумает сложную, многоходовую комбинацию. Какую? А вот такую! Сразу предупреждаю, что её, комбинацию, я увидел во сне. Доверяйте своим снам, милостивые государи и государыни, поскольку больше доверять вам некому, это говорю я, Котофей, всех наук корифей! (опять смешки в зале).

Продолжу. Значит, так, — я прошелся вдоль меловой линии туда-сюда, вглядываясь в лица присутствующих. Немножко покашлял. Погладил воображаемые усы. И продолжил:

— Войну начать — это не ишака купить. Повод должен быть и веским, и легко устраиваемым. Поэтому… — я сделал вид, что задумался. — Поэтому поводом будет смерть очень важного лица. Нет, не в Германии и не в России (в зале вдох облегчения). Англичане умеют путать концы. Убьют… Убьют эрцгерцога Франца Фердинанда. Да запросто, вот возьмут и убьют. Бомбу бросят, или из ружья застрелят, что-нибудь такое. На виду у всего у честного народа. Где? Ну… Не в Вене. И не в Конопиште, не в имении эрцгерцога. За границей. Во время поездки на Балканы. К примеру, в Боснию или Герцеговину. Или даже в Италию, в Италии полно анархистов. Но я все-таки думаю о Боснии. Есть там городишко — Сараево. Видно, не дома, а сараи, впрочем, это я так, шутки ради. Сарай — это по-боснийски дворец. Ничего обидного. В Сараево эрцгерцога и застрелят. Или в Венеции? Смерть в Венеции… нет, это другое.

Застрелят на Балканах. Всё-таки не из ружья. Из револьвера. Для такого дела я бы купил браунинг: на вид игрушка, а из него можно в два счета перестрелять двадцать эрцгерцогов, хоть тощих, хоть толстых. Между нами говоря, милостивые государи и государыни, в толстого эрцгерцога вернее попадешь, чем в тощего. А он, Франц Фердинанд, толстый, я в «Ниве» фотографию видел. Великое дело — фотография! Скоро и мы в России будем делать фотоаппараты — всему миру на загляденье. Если, конечно, не рассоримся с Германией. Но не буду отвлекаться.

Значит, убьют Фердинанда нашего. То есть не нашего, а австрийского. Сколько ему в этом году стукнет, восемьдесят четыре? Несчастный, несчастный Франц Иосиф, одинокий император! Старик, по правде сказать, этого не заслужил. Примите во внимание: сына Рудольфа он потерял во цвете лет, полного сил, жену Елизавету у него проткнули напильником, потом не стало его брата Яна Орта, а брата — мексиканского императора — в какой-то крепости поставили к стенке. А теперь на старости лет у него дядю подстрелили. Нужно железные нервы иметь. Он и не выдержит. Покарайте, скажет, убийцу.

— А кто же убийца? — выкрикнул my uncle Николай Николаевич.

— Убийца? Какой-нибудь студент. У студентов весь ум на учебу уходит, и на обычную жизнь рассудка уже не хватает, потому их и легко подстрекать, соблазнить на тёмное дело: бомбу взорвать, прокламации расклеить, или убить эрцгерцога.

— Боснийский студент?

— Э, нет, my uncle, это было бы слишком просто, англичане играют тоньше. Это будет… это будет серб! Приехал, значит, из Белграда, из Белграда до Сараево ближе, чем из Москвы до Санкт-Петербурга, приехал — и убил Франца Фердинанда. И жену его, урожденную графиню Хотек, тоже убил. Понятно, что Франц Иосиф огорчился. То есть огорчится. Огорчится и прикажет расследовать это дело. На то Англия и рассчитывает. Начнется следствие, и оно покажет, что руководили студентом, организовали покушением из Белграда. И тогда Австрия объявит ультиматум. В котором потребует выдачи организатора покушения, и проведение расследования с участием австрийских шерлокхолмсов.