Тренировочный день 4 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 11

Каждая из этих девушек — боится не только и даже несколько за себя. Каждая из них боится в первую очередь подвести других. Потому что их так учили. Не думать о себе. Не думать о своей боли, своих травмах и переживаниях, а выдать результат. Если нужно, то сломав себя по дороге, если нужно — бросившись грудью на амбразуру вражеского дота, прикрыть товарищей. Так и воспитывались советские люди, сам погибай, а товарища выручай, на миру и смерть красна… все эти рассказы про партизан и советских разведчиков, героев войны, все это как будто порождало эдакую жертвенность. Мальчишки и девчонки хотели погибнуть за родину, умерев в бою, прикрывая отход товарищей, поводя раскаленным стволом пулемета из стороны в сторону и считая последние патроны…

Однако именно эта серьезность и постоянная тревога подвести других — сковывают движения спортсменов на площадке во время ответственного матча и чем выше ставки — тем тяжелее им играть. Сегодня только первый день, нет, первый вечер и ему нужно для начала растопить лед…

— Я понимаю, что вы все переживаете из-за будущего матча. Команда из высшей лиги в нашем провинциальном городе, и вы против них. Соберется весь город, посмотреть на наш позор. Самое обидное что это даже не позор будет, никто и не ожидает от нас победы. Если мы хотя бы вровень с ними продержимся — это уже будет чудо. Но никто не ожидает от нас чуда. Ведь чудес не бывает… на чудо можно только надеяться, но не ожидать его. — говорит Виктор: — поэтому мы не будем ожидать чудес, а будем работать над тем, что мы можем сделать здесь и сейчас. Кто знает, как едят слона?

— Запекают на костре? — подает голос Алена Маслова, поднимая руку с места.

— Слона едят по кусочкам, Маслова. — отвечает ей Маша Волокитина.

— Именно. Спасибо, Маша. Слона действительно едят по кусочкам, вот и сегодня мы начнем с одного из таких кусочков. Что мешало Айгуле показывать лучший результат на рейтинговых матчах? Тревожность, а если упростить — то страх. Страх перед ответственностью, страх подвести всех вас, своих подруг и товарищей по команде. Поэтому мы начнем со страха. Кто готов рассказать о своих страхах? — Виктор обводит всех взглядом. Девушки переглядываются, но никто не решается заговорить первой. Вверх тянется рука. Лиля, ну конечно же.

— Тренер, я боюсь насекомых! — звонко говорит она: — особенно пауков, больших таких, с длинными и тонкими ногами. Как их там… коси-ножки?

— Сенокосцы. — поправляет очки Синицына: — и это не пауки, хоть они и похожи на пауков. Но есть и пауки с длинными ногами, это пауки-долгоножки.

— Я тоже боюсь пауков, тренер! — поднимает руку Алена Маслова: — вот как представишь, что ты спишь себе ночью, а по тебе паук ползет… бррр! Ужас какой!

— Пауки меня тоже пугают. — вставляет Айгуля Салчакова: — однажды в деревне я утром встала, а у меня на простыне один лежит… уже раздавленный. Фу.

— Чего его боятся, если ты его уже раздавила? — удивляется Валя Федосеева: — он уже мертвый же. Боятся можно живых и ядовитых.

— Ну спасибо, Айгуля… — говорит Лиля: — теперь я сегодня точно не засну. Буду пауков в постели искать!

— Спите спокойно, все пауки на ночь к Берштейн сбегутся. — хмыкает Алена Маслова: — если она их искать собралась.

— Это просто прекрасно. — говорит Виктор: — но я не о страхе перед пауками. Что пугает вас на поле?

— Полевые пауки? — хмурится Алена: — жесть какая!

— Мы можем уже отойти от чертовых пауков? — вздыхает Виктор: — пожалуйста!

— Пчелы. — подает голос до сих пор молчавшая Чамдар.

— Пчелы? — все поворачиваются к ней и она кивает.

— Пчелы. — говорит она. Все кивают.

— Точно, пчелы. Ты права, подруга. — дает ей пять сидящая рядом Саша Изьюрева.

— Кто-нибудь боится чего-то не связанного с насекомыми? — спрашивает Виктор: — кто-нибудь?

— Акулы. — говорит Алена Маслова: — акулы. Точно. Вот я когда в Сочи была, там тигровых акул нет, а я все равно глубоко не лезла. Там катраны водятся, но если они стаей соберутся и сговорятся, то потом… ай! Машка!

— Заткнись, Вазелинчик. Тренер не про то говорит.

— Маша, я тебя умоляю, не бей больше Алену по голове. — замечает Виктор: — бей по… мягким частям тела. А вообще лучше отказаться от насилия внутри команды. Проявляйте его снаружи. Вон как Митяй и Серега у Федосеевой.

— Опять они натворили чего? — хмурится Валя Федосеева: — мало я им за прошлый раз наваляла…

— Болото. — подает голос Айгуля Салчакова: — когда… засасывает.

— Болото! Точняк! — кивает Алена: — болото! Сперва ты такая наступила не туда, а потом раз и проваливаешься по колено! И вот ты уже по пояс в болотной жиже! А потом тебя засасывает еще глубже! И еще! А тебе нужно было дойти до своих и рассказать, что фашисты высадились в тылу! Хватит меня бить, Машка! Ты вот никого так часто не бьешь как меня! Вон, Синицыну ударь, она вообще наш идейный враг, а ты своих лупишь!

— Маша, спасибо за то, что прислушалась. — кивает Виктор: — хотя конечно было бы лучше вовсе без рукоприкладства обойтись, но если честно, то лучше по заднице чем по голове. Алена, думаю, что Айгуля не про настоящее болото говорила.

— А про что она говорила? — Алена потирает пострадавшее мягкое место.

— Почему бы тебе не спросить у нее? — пожимает плечами Виктор. Алена оборачивается назад и смотрит на Айгулю, которая сидит по-турецки, скрестив ноги с независимым видом. Вслед за Аленой — поворачиваются все остальные, их взгляды перекрещиваются на девушке.

— Что ты имела ввиду на самом деле, Салчакова? — спрашивает у нее Алена.

— Вот ты играешь. — говорит Айгуля, схватившись руками за ноги и слегка раскачиваясь на месте: — думаешь что все идет как надо. Нормально все идет, может даже хорошо. Но потом что-то идет не так. А потом — что-то еще. И еще. И ты пытаешься сражаться, бороться с этим, но чем сильнее ты стараешься, чем сильнее напрягаешься, тем глубже тебя засасывает, понимаешь? Ты барахтаешься, пускаешь пузыри ртом, борешься изо всех сил, но… ты все глубже. Пока ты не задыхаешься и уже не можешь двигаться… и это уже захлестнуло тебя с головой. Ты в болоте, в трясине, в зыбучих песках… — она замолкает, опустив взгляд вниз. По рядам проходит тихое перешептывание, шепот понимания. Кто-то кивает головой, кто-то вздыхает, сидящая рядом с Айгулей Саша Изьюрева — кладет ей руку на плечо, подбадривая.

— Глубоко. — говорит Алена, она неожиданно серьезна: — действительно глубоко, Салчакова.

— Кто-нибудь еще — поделитесь своими страхами? — говорит Виктор, выждав пока все переварят сказанное Айгулей. Девушки переглядываются.

— Вернуться на завод. — тихо бормочет себе под нос Алена Маслова.

— Говори громче, Вазелинчик. — толкает ее в плечо Волокитина и на этот раз Алена не обижается, не протестует. Она вздыхает и поднимает голову.

— Да как бы не секрет. — говорит она: — я ж самая мелкая в команде, да и либеро из меня… так себе. Вон Лилька на площадке как будто капельку ртути на пол пролили — и там и сям сразу одновременно… а меня из рабочего коллектива выдвинули. Всех остальных по ДЮСШ нашли, таланты и дарования, а я просто играла в волейбол на Первое Мая хорошо, вот начальник цеха и присоветовал Валерию Сергеевичу. А я возвращаться на завод в горячий цех не хочу. И не потому, что работы боюсь, нет. Просто… стыдно будет перед остальными, вот. Наверное, я просто трусиха.

— Выйти в тираж. — говорит Маша Волокитина: — перестать играть. Стать тренером в какой-нибудь ДЮСШ, ты только не обижайся, Вить. Я этого страсть как боюсь. Выйти в тираж и перестать играть, а вместо этого стать… ну как ты.

— Не обижаюсь. — отвечает он: — не всем дано быть тренерами. Кто-то еще?

— Вернуться домой. В Чигирик. В эту чертову деревню и работать там техничкой в школе. — говорит Чамдар Ай Кыс: — ничего не добившись.

— В Кызыл-Джар. — кивает Айгуля.

— На рынок. — говорит Саша Изьюрева. Все оборачиваются к ней, она пожимает плечами.

— В тюрьму. — коротко роняет Валя Федосеева и на несколько мгновений в воздухе застывает тяжелая, звенящая тишина. Виктор откашливается, привлекая внимание.