Нахаловка 2 (СИ) - "lanpirot" - Страница 13

— Давай, вали уже! — недовольно пробурчал старикан. — Мне еще с этим деятелем залетным закончить надо.

Выбравшись из подвала, Махмуд открыл ворота и выпустил со двора лесоруба. Проследив до тех пор, пока реквизированный у бандита «Мерин» не скроется за ближайшем поворотом, старик вернулся во двор, закрыл ворота и спустился к пленнику, все еще пребывающему в отключке. Заперев за собой дверь в подвал, таджик принялся неспешно готовиться к «допросу», раскладывая на верстаке инструменты, которые, как он считал, помогут развязать язык никчемному городскому фраеру: кусачки, ножовку, молоток, большой охотничий тесак, газовую горелку, медицинскую аптечку и еще кое-чего по мелочам.

После этого он подошел к Стасу и отвесил уголовнику жесткую оплеуху. Голова пленника мотнулась на расслабленной шее, хрустнув позвонками, но в сознание он так и не пришел.

— Да, перестарался немного… — недовольно буркнул Махмуд, отходя в угол подвала, где располагался водопроводный вентиль с насаженным на него резиновым шлангом.

Таджик взял в руки шланг и, повернув ручку, обдал мощной струей холодной воды привязанного к стулу пленника. На этот раз у старика все получилось — плененный уголовник пришел в себя и задергался, словно паралитик. Махмуд весело усмехнулся — вода в систему водоснабжения дома поступала из артезианской скважины, и была не просто холодной, она была по-настоящему ледяной. Такая кого хошь в сознание приведет, а то и мертвого на ноги поднимет. Прямо, живая водица!

Окатив дергающегося на стуле Стаса для проформы еще разочек, старик перекрыл вентиль и отложил шланг в сторону. После чегоприблизившись к пленнику, выдернул кляп из его рта.

— Поговорим по душам, убогий? — только и успел произнести Махмуд, до того, как него обрушился поток отборнейшей брани.

— Совсем ёб…улся, старый⁈ — верещал Стас, словно недорезанный свин. — Ты на кого руку поднял? Не знаешь, под кем я хожу? Да я тебя, падла, на ремни буду резать…

Дослушивать старик не стал, а просто недрогнувшей рукой запихнул обратно Стасу в глотку обслюнявленный им же кляп. Пленник что-то активно мычал, корчил потешные гримасы и извивался всем телом, надеясь вывернуться из пут. Али-Баба, невозмутимо понаблюдав за этим представлением пару минут, взял с верстака кусачки. Подойдя к пленнику, старик резко ударил уголовника под дых. Пока тот хрипел, пытаясь прососать воздух сквозь забитый в глотку кляп, таджик своими заскорузлыми от грубой работы руками, оказавшимися сделанными словно из металла, разжал Стасу кулак и одним резким движением отхватил тому острыми кусачками фалангу мизинца.

Отрубленный кусачками палец отлетел в сторону и гулко стукнулся в пустую канистру из-под топлива. Брызнула кровь, несколько капель которой попало старику на небритое лицо. Пленник громко заверещал, что стало слышно даже через вставленный кляп, и заполошно забился, словно выдернутая из воды рыбина. Но Махмуда это нисколько не растрогало, он спокойно зажал пальцами обрубок мизинца, не давая пленнику вырваться. Отложив кусачки, старик взял скотч и несколько раз крепко обмотал ленту вокруг раны, останавливая кровь.

После чего таджик наклонился к изломанному уху бывшего борца и хрипло пообещал:

— Будешь так верещать, я тебе яйца оттяпаю к хренам! Можешь поверить, у меня это куда лучше получиться, — он криво ухмыльнулся, — не одного хряка за свою жизнь оскопил!

После этих слов Стас позеленел и моментально заткнулся, продолжая дрожать своим крепким телом. Остаться без принчиндалов ему совсем не хотелось. А этот безумный старикан с легкостью выполнит свое обещание, уголовник видел это по его блеклым равнодушным глазам. А еще он разглядел наколки, отливающие синевой на его морщинистых руках и выглядывающие сквозь распахнутый ворот его рубашки. Эти уголовные символы однозначно утверждали, что этот морщинистый аксакал неоднократно убивал в своей жизни, за что и был когда-то осужден.

— Ну что, фраер беспонтовый, теперь готов ситуевину обкашлять? — глухо, словно из распахнутой могилы, произнес Махмуд, глядя в глаза покалеченному и напуганному пленнику немигающим взглядом.

Стас мелко-мелко закивал. Несмотря на то, что он и сам был тем еще отморозком, но после всего произошедшего испытывал неодолимый страх перед этим жутким морщинистым стариканом. Теперь он был готов выполнить все его требования, чтобы только уцелеть и сохранить свое «хозяйство».

— Барно[1]! — Таджик довольно оскалился. — Отвечать только на мои вопросы. Вякнешь не по делу — отхвачу кусачками еще кусок клешни, — тускло принялся «инструктировать» пленника Али-Баба. — Будешь лепить горбатого[2] — лишишься яиц, — напомнил он. — Так что настоятельно не советую варганку крутить[3]. Усек, деятель?

После того, как Стас вновь понятливо затряс головой, старик резко выдернул кляп из его рта. Пленник тяжело задышал, жадно хватая воздух распахнутым ртом. Однако, памятую об указаниях старика, не проронил при этом ни одного слова — ему достаточно было и одной отрубленной фаланги мизинца.

— С какой целью таким шитвисом[4] к нам приперлись? — не дав Стасу как следует отдышаться задал свой первый вопрос Али-Баба.

— Так я ж говорил — кореша ищем, — обливаясь холодным потом, просипел Колыван. — Бурята. Потерялся он у вас…

— А какого хрена сам Бурят к нам приперся? — не дав пленнику договорить, задал следующий вопрос старикан.

— Так это… Ему пахан приказал… Витя Бульдозер… Может, знаешь за такого? Так-то он в законе…

— Знаю за такого — сявка[5] он, твой Бульдозер, а не законник! — Презрительно сплюнул на пол Али-Баба. — Апельсин[6]-беспредельщик[7]! А ты, фраерок, под Бульдозером ходишь?

— Не… — Вновь судорожно замотал головой Стас. — Я под Хорьком хожу, а уж он — под Бульдозером.

— За Хорька не знаю, не пресекался… — На мгновение задумался таджик. — Так чего Бурят в нашей дыре забыл? — вновь вернулся он к «разбору полетов». — Только в ухи мне не лей, что совсем не при делах. — Махмуд неторопливо снял с верстака нож, полированное лезвие которого хищно блеснуло в лучах яркой электрической, и показательно согнал острой заточкой стружку с кривого и коричневого от впитавшегося табака ногтя. — Яичек-то у тебя, малец, всего два. А по одному я отрезать никогда и не пробовал… И зрение уже не то, и руки дрожат… — Хотя чудовищных размеров нож в руках старика даже ни разу и не вздрогнул.

— Знаю! Скажу! — Мгновенно среагировал на угрозу Колыван. — Цацки приметные у вас в Нахаловке всплыли. По слухам — из старого потерянного общака, еще с перестроечных времен… Пацаны Бульдозера трепали, что он кое-какие из них признал… — Свое непосредственное участие «в процессе экспроприации» Колыван решил скрыть. У него появилась стойкая уверенность, что этот жуткий старикан каким-то боком тоже замешан во всю эту историю с пропавшим общаком.

После такого заявления пленника, Махмуд тут же «принял стойку». Ведь хранителем единственный «старого потерянного общака», который мог находиться в Нахаловке, являлся он сам. Только каким образом могли всплыть «приметные цацки» он не понимал. Хотя, признался он сам себе, уже прошло несколько лет, когда он в последний раз проверял сохранность доверенного ему воровского блага. Неужели кто-то сумел его отыскать? И ограбить старого Али-Бабу? Другой вероятности появления украшений из потайного схрона, просто не было.

— А вот с этого момента поподробнее! — стараясь не выдать охватившего его волнения, произнес старик. — Что за общак? Откуда информация?

— Да я так… только краем уха и слышал… — принялся юлить Стас, пытаясь как можно дальше дистанционироваться от крайне неприятного момента. — Несколько дней назад в одном городском казино двое деревенских лошков сорили капустой… Ну и их и срисовали серьезные пацаны, с целью пощипать залетных бакланов… Ну… кроме хрустов у них и эти цацки нашли…

— Что за бакланы? Откуда?

— Так ваши же, деревенские кресты, — ответил Колыван. — Че, думаешь, Бульдозер за здрастье сюда Бурята отправил?