Прием Чаплина (СИ) - Вишневский Сергей Викторович - Страница 1

Прием Чаплина

Глава 1

Глава 1

Действующие лица:

Дубовая — одаренная ведунья.

Иван Николаевич Терн — городской журналист.

Никодим Прокофьевич Горт — закрытый землевладелец, вдовец.

Арсений Горт — старший сын Никодим Прокофьевич. Будущий наследник.

Василий Горт — средний сын в семье Гортов. Будущий купец.

Федор Горт- младший сын в семье Гортов.

Сьюзи — племянница Никодима Прокофьевича Горта. Живёт в столице с семьей.

Черноволос — полноправный маг, аристократ

Мужчина, в дорогом по местном меркам фраке, поежился и глянул на седую женщину, что сидела на лавке у дома.

— Мерзко как, — произнес он, присаживаясь рядом. — Туман этот еще…

— Последний туман перед посевной, — спокойно ответила та.

— Откуда знаете, что последний? — нахмурился он и передернул плечами.

Женщина выразительно взглянула на него и тот хмыкнул.

— Что? У ведьм свои приемы?

— Еще раз ведьмой назовешь — мочиться кровью до осени будешь, — спокойно ответила она и взглянула на улицу, где во дворах уже собирался народ.

— А как мне вас называть? — спросил мужчина. — Имени мне вашего так и не сказали. Сказали, вы — «Дубовая». А что и почему, не сказали.

— Ну и зови Дубовой.

— Но вы ведь ведьма… — произнес городской хлыщ и тут же осекся от недоброго взгляда собеседницы.

— Ведунья.

— Ведунья?

— Ведунья, — кивнула та, продолжая смотреть за едва различимой суетой в соседних дворах.

— А в чем разница?

— Мы со смертью дел не имеем. Грех на душу не берем, — спокойно ответила она.

— Вот как… И… все?

— А тебе еще что-то надо? — хмыкнула Дубовая.

— Нет, просто… я не силен в сельских магических искусствах, — пожал плечами он.

— Тебя-то как звать? — спросила женщина. — Привели уже ночью, сразу спать улегся.

— Иван Николаевич Терн. Я из газеты городской. Максим Никифорович договорился с Гортом, чтобы мне ритуал плодородия показали. Хотим местный справочник ритуалов и верований выпустить.

— Никодим Прокофьевич, значит, с чиновничьими дела имеет, — задумчиво произнесла ведунья.

— Никодим… Кто?

— Горт. Никодим Прокофьевич Горт.

— А, простите, — усмехнулся мужчина. — Нет, просто его сестра у нас в редакции работает. Договорились вроде бы как… Я уж не в курсе, о чем.

— Понятно, — кивнула ведьма.

В этот момент на другом конце села раздался мелодичный женский голос:

— За тума-а-а-аном ничяго не ви-и-и-идно…

Мужчина, несмотря на то, что ещё недавно ежился от холода, выпрямился и посмотрел в ту сторону.

— Началось?

Ведунья поднялась, за ней поспешил и мужчина. Он направился к калитке деревенского дома, но Дубовая его тут же остановила:

— Калитку не трожь!

— А? Почему?

— Нельзя. До нас дойдут — тогда можно.

Мужчина нахмурился, поглядел вокруг и в тумане заметил соседей, что, уже нарядившись в традиционные наряды, стояли у калиток и терпеливо ждали.

Высунув голову над забором, журналист из города взглянул по улице, в сторону пения, в котором уже добавилось несколько голосов. Не обращая внимания на недовольное сопение ведуньи за спиной, он напрягал зрение, пытаясь разглядеть, что там происходит.

— Уймись! Подойдут — все увидишь, — наконец не выдержала ведьма.

— Почему в тумане? Почему на рассвете?

— Потому что днем иль ночью тумана нет, — буркнула женщина. — А туман — так по преданиям заведено. Из тумана все вышло, все туманом во конце времен и станет.

Мужчина засунул голову обратно, задумчиво взглянул на женщину и, тяжело вздохнув, встал рядом с ней.

— Ты с Марьей приехал? — спросила меж тем ведьма, чтобы отвлечь его от мыслей о «непристойном», по местным меркам, поведении.

— Марией Прокофьевной? — взглянул на нее Иван Николаевич. — Да, мы с ней приехали. Она с дочерью, а у них в доме даже лечь негде. Вот меня к вам и поселили. У вас неплохой дом, кстати. Ухоженный. Так и не скажешь, что там ведунья живет.

— Не живет там ведунья, — вздохнула Дубовая. — Я тоже пришлая, с юга. А дом этот гостевой выходит. Вдова бездетная там жила. Дом славный, но себе никто не взял и не заселился.

— Почему?

— Плохой смертью умерла. Дурной след на семейство будет.

Терн задумчиво глянул на ведунью, а затем на появившихся в тумане людей. Протяжную песню пело уже несколько десятков голосов. Впереди шел мужчина с наголо бритой головой в красной рубахе и красных штанах. Справа от него шел высокий широкоплечий парень в синем халате, подпоясанный белым поясом. Слева парень помладше в зеленом жилете на голое тело и коротких зеленых шортах. За их спинами виднелся самый младший из передней делегации — парнишка лет шестнадцати, одетый в подобие мантии из серого материала. На голове у него был венок из кленовых веточек. Причем сложен был так, что листья были один к одному, образуя подобие короны из листьев. В руках у него была пара веток, которые он нес над головой.

— Они братья что ли? — задумчиво спросил журналист.

— Семья. В красном — Никодим Прокофьевич Горт. Справа старший сын — Арсений. Мудрый муж выйдет. Учится исправно, хоть и слаб на дело. Больно долго думает. Слева — средний сын Василий. Тот еще заноза. На месте не сидит, постоянно за все хватается, да до конца не доводит. За спинами их — младший Федька. Этот как в былинах старых. Старший был умен и статен, средний был и так и сяк, ну а младший был совсем дурак.

— Он убогий что ли?

— Нет, но дел путевых за ним не помню. Все у него как-то… Из рук валится. Хотя видно, что старается.

— А зачем ему веники в руках? Это для бани? Они какие-то странные…

— Ветви, — недовольно буркнула ведунья. — Ветви это кленовые, а сам он прародитель — Животь.

— Это какой-то бог? — не унимался журналист.

Дубовая тяжело вздохнула, недобро глянула на собеседника и молча направилась к калитке. Процессия из трех сыновей и отца семейства прошла их калитку. Терн хотел было выйти за женщиной, но та остановилась, пропуская всех людей. В итоге, они оказались в конце уже собравшейся толпы, растянувшейся в колонну.

— А почему мы в конце встали? — вполголоса спросил мужчина.

Тут к ним обернулась женщина и молча кивнула ведьме, а затем с улыбкой и журналисту.

— Здравствуйте, Мария Прокофьевна, — кивнул Иван Николаевич.

Женщина взглянула на ведунью и с виноватым выражением лица одними губами произнесла: «Прости меня».

Дубовая недовольно сморщилась, глянула на журналиста, снова на сестру Горта и молча показала ей кулак, после чего та отвернулась.

— Вы знакомы, да? — догадался журналист.

— С тех времен, как мать ее разродилась, — буркнула ведунья.

— Мать ее раз… Погодите, сколько вам лет?

Ведьма молча зыркнула на идущего рядом городского хлыща, что выбивался из местного колорита традиционных рубах и сорочек.

— Понял… извините, — пробурчал он.

Процессия тем временем вышла из села и направилась на небольшую поляну, где находилось приметное место — два огромных валуна. Один стоял вертикально, возвышаясь над поляной на три метра. Второй, точно такого же размера, лежал на земле, образуя площадку перед ним. У стыка вертикального и горизонтального камней находился небольшой, по колено, постамент, словно алтарь. Продолжая петь на ходу, люди неторопливым шагом шли к положенному месту.

— Почему не все поют? — спросил журналист. — Есть какие-то правила?

— Тот, кто жизнь не дал, петь на поминании Животи не может. Гость тоже права голоса не имеет.

— Дети, гости и бездетные молчат? — уточнил Терн.

— Так, — кивнула ведунья.

Процессия тем временем дошла до места и начала выстраиваться вокруг основного камня.

У алтаря встал младший сын Федор и развел руки в стороны, изображая клен. Вокруг камня собрались мужчины в рубахах, на которых красовалась вышивка, и положив руки друг другу на плечи, встали в круг.