Взаперти (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 24

На палубе мелькают чужие лица: старик в помятой шляпе, девушка с рыжими косами, матросы в заляпанных маслом робах. Давида не вижу. Только чайки кричат над водой, будто смеются.

Подбегаю к самой кромки воды, камни скользят под подошвами. Паром уже в метре от причала — ржавый борт скрипит, волны шлёпают в щель между ним и досками. Вода воняет тиной и мазутом. На палубе Элис стоит спиной, её светлые волосы развевает ветер. Я в столовой слышала, как ее подруги говорили, что она сбежала на рассвете, швырнула в рюкзак только магфон, попрощалась с подругами и отправилась на берег. Лишь бы не оставаться в стенах Даркленда лишний час.

Понимаю её. Сама бы рванула без оглядки, если б не…

Снова всматриваюсь в пассажиров. Вижу широкую спину в кожаной куртке, и на миг сердце замирает, чтобы потом пуститься вскачь. Но мужчина поворачивает. Это не Давид. Старше, да и куртка потрепанная, наверное, кто-то из местных.

Делаю шаг назад, все же не отрывая взгляда от парома, и тут слышу душераздирающий крик, откуда-то со стороны маяка. Обернувшись, вижу, как чайки испуганно взмывают вверх

Поворачиваю голову и вижу, что у маяка подозрительно быстро начинает собираться толпа.

Бегу на крики, уже понимая, что там меня не ждет ничего хорошего.

Когда я пробиваюсь сквозь расступившихся людей, передо мной открывается ужасная картина. У подножия маяка, среди острых черных камней, на мелководье лежит распластанная женская фигура. Она лежит лицом вниз, светлые волосы, мокрые и потемневшие, раскиданы, как морская трава. Руки вывернуты под неестественным углом, пальцы скрючены, будто в последний момент она пыталась за что-то ухватиться.

даже отсюда я прекрасно вижу — это Дебора.

Это ее одежда. Этот стиль трудно с чем-нибудь спутать. В горле пересыхает, а в животе сжимается ледяной ком. Я непроизвольно зажимаю рот ладонями, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Ноги сами делают несколько шагов назад, будто пытаясь увести меня от этого кошмара.

Мы не были дружны, более то, я ее не любила… но маяк самоубийц… Зачем она так? Что вообще произошло?

Вокруг слышатся рыдания, чей-то истеричный смех, переходящий в плач. Кто-то кричит, зовет на помощь. Подбежавшие охранники пытаются оттеснить студентов, но толпа только растет, люди лезут вперед, чтобы увидеть жуткую находку.

Когда один из охранников, бледный как мел, переворачивает тело, лежащее на мелководье, раздается новый, пронзительный вопль ужаса. То, что должно было быть лицом Деборы, теперь — кровавое месиво. Кожа будто изодрана в клочья, обнажая мясо и кости. Выглядит так, словно кто-то… нет, что-то методично склевало ее лицо, оставив только жуткую, пульсирующую массу.

Мир вокруг меня плывет, ноги подкашиваются. Я чувствую, как тошнота поднимается новой, неудержимой волной. Не в силах больше это выносить, я разворачиваюсь и бегу, спотыкаясь о камни. В голове стучит только один вопрос: зачем Дебора это сделала и кто ее так изуродовал? А главное, зачем? Или… это просто случайность? Мог ли такое сотворить Карго? Он же буквально бредил глазом? Не хочу об этом думать. Не могу.

Далеко уйти не получается, ноги дрожат и я, закрыв лицо руками, сажусь прямо здесь на камни. Рыдания рвутся из груди. Я плачу, нет, не по Деборе. Я плачу, потому что нервное напряжение достигло предела. И я не хочу оставаться в этом месте. Я смотрю на тело Деборы и представляю на ее месте себя. Джаспер ведь хотел такого конца для меня. Почему же Дебора?

Эпилог

Джаспер

Стою в своей комнате лицом к окну, ладони прижаты к холодному подоконнику. У маяка мечутся фигурки людей. Студенты? Руки одного взмахивают, будто отгоняют стаю невидимых птиц. От этой суеты сжимается желудок. Там происходит что-то плохое, но отсюда я не могу понять, что именно.

Паром уже далеко — чёрная точка на горизонте. Если не всматриваться, можно принять за чайку.

Здесь нет расписания: судно приходит только тогда, когда нужно увезти кого-то с острова или привезти очередную жертву для Даркленда. И паром никогда не задерживается. Слишком многие пытались сбежать.

Всматриваюсь на улицу не просто так. Сегодня с самого утра нет Карго, и это меня напрягает. Он, конечно, сам по себе, но обычно не исчезает так надолго.

— Спасибо, что присматриваешь за ней…

Медленно поворачиваюсь. За моей спиной в дверях стоит красивая блондинка, поправляя алый жакет, который выглядит слишком ярким для этого места. Ноги кажутся бесконечно длинными на высоченных шпильках.

— Я делаю это не из любви к вам. Или к ней… — Говорю ровно, без интонаций и снова поворачиваюсь к окну, а Кристин — мать Даниэллы медленно подходит и останавливается рядом со мной.

— Знаю. — Она щелкает замком сумочки, достает пачку сигарет. Зажигалка чиркает, вспыхивает синим пламенем. — Свою часть сделки я выполню. Не переживай, я умею быть благодарной.

Они похожи с Даной, как сестры. Да и выглядит она моложе своих лет. На тридцать, не больше

Дым клубится между нами, как туман над болотом. В комнатах курить нельзя, это непреложное правило академии. Но кто же посмеет сказать Кристин об этом?

— Она пыталась попасть на паром и почти добежала… это твоя недоработка.

— Её бы не пустили. — Перебиваю резче, чем планировал. — К тому же, там не того, кого она искала. Так ведь?

На мой вопрос Кристин не отвечает. Мать Даны затягивается, рассматривая меня сквозь дым. Глаза сухие, как пергамент.

— Мне нужно ещё время. Немного…

— Сколько?

— Следующий паром… — Она бросает окурок в пустую чашку на столе. Тлеющий пепел падает на дно. — Через две недели. На нём ты сможешь вернуться домой.

Разворачивается и уходит не прощаясь. Дверь захлопывается, и я снова смотрю в окно. Долгожданная свобода — всего четырнадцать дней. Кто бы сказал, что когда-нибудь мне станет немного жаль покидать это место?

Конец первой части