Пожиратель V (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 6

Настя закончила возиться с тестом, зажгла огонь на плите, взяла сковороду и принялась накладывать на неё какое-то заклятие.

— Ты что сейчас сделала? — спросил я, когда Настя закончила с заклятием и поставила сковороду на огонь.

— Маленькая хитрость, — ответила Настя, улыбнувшись. — Теперь блины не будут пригорать.

— Антипригарное заклятие? — удивился я. — Не знал, что такие бывают.

— Ну оно не совсем для этого. Но работает.

— И долго оно держится?

— Не знаю, минут тридцать-сорок.

— А не знаешь, можно сделать так, чтобы год продержалось?

— Зачем тебе год? — удивилась в свою очередь Настя. — Я сейчас минут за пятнадцать всё пережарю, а в следующий раз заново наложу.

— Да так, представил, что можно было бы на нашем заводе наладить производство таких сковородок и озолотиться. Ну или хотя бы просто подзаработать. Нам по условиям приватизации нужно часть продукции делать на гражданский рынок. И я вообще не представляю, что выпускать такое, чтобы это хорошо продавалось.

— А просто сковородки нельзя выпускать?

— Выпускать можно. Но продавать сложно. В условиях кризиса продвигать на рынок новый бренд, не имеющий сильных конкурентных преимуществ — дело бесперспективное.

Настя развела руками и принялась жарить блины. А я всерьёз задумался об антипригарных сковородах. В этом мире считалось, что нет лучше сковороды, чем массивная чугунная. У опытной хозяйки и на них ничего не пригорало, но есть ведь и неопытные.

И ещё в этом мире явно должны быть ребята, которые рано или поздно изобретут аналог тефлона. Или уже изобрели. Или, возможно, существует заклятие, которое сможет продержаться на сковороде хотя бы год. В общем, стоило на эту тему хорошенько поразмыслить. Стволы и патроны — это, конечно, хорошо и выгодно, но гражданская продукция тоже нужна.

Пока я рисовал в мыслях радужные перспективы, Настя нажарила блинов, часть из них нафаршировала начинкой их малосольного лосося и творожного сыра, и мы принялись завтракать. Было так вкусно, что я на какое-то время даже забыл о вчерашнем сюжете.

На завод мы приехали к десяти, и там мне сразу же напомнили обо всём. Каждый, кого я встретил по пути в свой кабинет, считал своим долгом выразить мне сочувствие, причём все делали это с такими лицами, будто произошло что-то совершенно ужасное, словно у меня после вчерашнего репортажа теперь пренепременно отберут завод, а нас с отцом посадят в тюрьму. И лишь Оксана порадовала.

— Доброе утро, Игорь Васильевич! — произнесла она, когда я вошёл в приёмную. — Что будем делать с телеканалом?

Мне этот вопрос сразу поднял настроение. Вот так надо принимать удары, а не строить кислые физиономии. Всё же хорошую помощницу я нашёл.

— Да не решил пока, — ответил я. — Может, возьму всех, кто вчерашний репортаж делал, да в лесу закопаю, а может куплю этот телеканал и просто всех уволю. Ты мне, пожалуйста, сделай кофе и позови Румянцева, Куликова и отца, а я пока подумаю, как поступить с журналистами.

Оксана улыбнулась, кивнула и отправилась к кофемашине, а я зашёл в свой кабинет и уселся в кресло. А ведь если подумать, то была в моей шутке и здравая мысль: в лес закапывать я, конечно же, никого не повезу, а вот насчёт покупки телеканала… А почему бы и нет? Возможно, это самый простой способ избавиться от этой головной боли.

Но обдумать эту идею я не успел, так как открылась дверь, и на пороге появились те, за кем я отправил Оксану. Однако быстро. И, видимо, удивление хорошо читалось в моих глазах, потому что вошедший первым Ярослав Данилович сразу же произнёс:

— А мы тебя ждали, Игорь.

— Новости вечерние видел? — спросил отец, прикрывая дверь.

— Видел, — ответил я. — Но ничего, разберёмся. Не думаю, что это создаст нам больших проблем.

— Уже создало, — сказал отец.

— Мне только что звонил Марк, — пояснил Румянцев, присаживаясь за стол. — А ему — его знакомый из министерства, чтобы сообщить, что его отстранили от работы с нами. Более того, в министерстве теперь считают, что следует провести проверку на предмет возможного факта коррупции при заключении договора с нами, и к нам пришлют специальную комиссию, чтобы с этим разобраться. А заодно проверить, запустили ли мы производство.

На это всё мне осталось лишь развести руками и лишний раз признать, что мы имеем дело с сильным противником.

— Но вы же понимаете, — сказал я. — Что невозможно это всё было сделать за одно утро после выпуска телевизионного сюжета. Тем более, сюжета на маленьком частном региональном телеканале. Это решение о создании комиссии принято вовсе не из-за вчерашнего сюжета. Это было продумано заранее, как и сюжет. И это всё части одного большого плана. Нас хотят подставить, что меня совершенно не удивляет. Ведь не первый же раз.

— Но если это так, то почему нас поставили в известность сейчас, так быстро? — спросил Румянцев. — Ведь логичнее было подождать хотя бы денёк, чтобы мы не догадались о том, что против нас что-то затеяли.

— Значит, тому, кто это делает, надо, чтобы мы догадались, чтобы мы понимали, что всё слишком серьёзно, и что у наших врагов хорошие связи в министерстве. Но мы тоже не дети, мы можем за себя постоять. И мы встретим эту комиссию, покажем завод, производство, продемонстрируем первые полученные образцы продукции. Не так-то легко будет сорвать подписание договора, если у нас всё будет хорошо.

— Если бы всё было хорошо, то да, — грустно вздохнув, произнёс Куликов.

— Что значит, если бы? — осторожно уточнил я, готовясь услышать что-то совсем уж ужасное.

— Мы до сих пор не получили ствольные заготовки, — ответил снабженец.

Новость была неприятная, но я боялся, что будет что-то пострашнее — например, проблемы с оборудованием.

— А в чём причина задержки? — спросил я.

— Поставщик говорит, что их подвела транспортная компания, и наш груз отправили по другому адресу. И до сих пор не могут найти куда.

— Но вагон с заготовками — это не посылка. Что значит, не могут найти? Вы же понимаете, что это неправда?

— Понимаю, — Куликов вздохнул. — Но до приезда комиссии шесть дней. Это, конечно, мало, но шанс есть, что привезут. Я ещё сегодня буду звонить поставщику.

— Не тратьте время, Егор Леонидович! Ищите замену.

— Но ствольные заготовки — это не то, что можно легко найти, — возразил снабженец. — Они делаются из кованой термообработанной стали, во всей России есть максимум три-четыре завода, которые могут их поставить.

— Если всего три-четыре, значит, у нас ещё осталось два-три. Звоните всем, предлагайте любые деньги, но мы должны получить эти заготовки до приезда комиссии из министерства!

— Тогда я прямо сейчас пойду звонить, — заявил Куликов, быстро встал и покинул кабинет.

— Мы, наверное, тоже пойдём, — сказал отец. — Главную новость мы тебе сообщили. А вчерашнее дома обсудим.

— Да чего там обсуждать? — отмахнулся я. — Ты главное, не расстраивайся из-за этого. А с телевизионщиками мы порешаем.

Отец кивнул, затем они с Румянцевым резко встали из-за стола и вышли из кабинета. И менее чем через минуту открылась дверь, и на пороге появилась Оксана с чашкой кофе.

— Я подумала и решила, что не стоит прерывать ваше совещание, — сказала помощница, прошла и поставила чашку с дымящимся ароматным напитком на мой стол.

— И это было правильное решение!

Оксана улыбнулась и покинула кабинет, а я взял чашку, сделал глоток, откинулся на спинку кресла и призадумался. Хорошо за нас взялись, тут ничего не скажешь. В этот раз, похоже, по-взрослому. Со всех сторон подбираются, даже умудрились поставку заготовок сорвать. Но ничего, и не из таких передряг выбирались. Главное — у меня есть команда. Это один в поле не воин, а с надёжной командой можно и горы свернуть. Сибирские.

А если, помимо команды, заручиться ещё и поддержкой хороших, сильных союзников, то вообще будет здорово. Я достал визитку губернатора, взял телефон и набрал номер. После нескольких гудков из динамика раздался недовольный голос: