Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад - Страница 23

(Мария Фёдоровна в Копенгагене, 1924 год)

— Простите, Кирилл Владимирович, вы не можете повторить вашу мысль, только не так громко? Мой возраст и мои нервы поберегите, прошу вас.

Надо сказать, что внутри семьи разговор шел чаще всего на французском. Сейчас Романовы тоже общались на языке Вольтера и Дюма. С начала Великой войны они на людях показательно демонстрировали свою «русскость», общаясь на исконном и родном[1], но вот сейчас перешли на привычный иноземный.

Надо сказать, что из Александровичей (детей Александра III) Мария Фёдоровна пока что могла опереться только на Ксению, которая, к тому же, была супругой одного из Михайловичей — Сандро или Александра Михайловича. Так что опора особой надёжностью не отличалась. А главная цель вдовствующей императрицы состояла в создании регентского совета, в который бы вошёл её Мишкин, это-то понятно, но и руководить этим органом власти должна была Мария Фёдоровна. И это дело висело на волоске и никак не давалось ей в руки. Слишком решительно против оказались настроены остальные кланы СЕМЬИ. Ольга была в Киеве, где она работала в госпитале и делала очень много для раненых. Императрица вызвала ее, но успеть к началу семейного совета она не могла физически. А её поддержка сейчас необходима как никогда.

Во-первых, весь клан Владимировичей на этом совете присутствовал в своей мужской ипостаси: конечно же, вице-адмирал Кирилл Владимирович, который сейчас командовал гвардейским флотским экипажем (то есть, командовал морской гвардией империи), наказной казачий атаман Борис Владимирович и командир гвардейской конной артиллерии Андрей Владимирович. Из них самой яркой и влиятельной фигурой, которая, к тому же, опиралась на штыки моряков-гвардейцев, конечно же, оставался Кирилл. Тот давно был в весьма неприязненных отношениях с Николаем, который долгое время не хотел признавать его брак с Викторией Мелитой. Их примирение состоялось незадолго до начала Великой войны, но свое негативное отношение к действующему императору Кирилл не скрывал и являлся неформальной главой «морской оппозиции» к государю (группы морских офицеров, весьма недовольных правлением Николая II). Более того, сам Кирилл считал, что имеет больше других Романовых прав на трон. Борис, хотя занимал должности командира казачьей лейб-гвардии и походного атамана всего казачьего войска, реального влияния на казаков не имел, силы за ним не было, ничем выдающимся не отличался, как и его младший брат Андрей, который прославился разве тем, что ему досталось переходящее знамя Романовых — балерина Матильда Кшесинская.

(Матильда Феликсовна Кшесинская, балерина, одержавшая победу над многими членами семейства Романовых)

Не уверенна была вдовствующая императрица и в брате ее покойного супруга — Павле Александровиче. Самый младший из детей Александра II, он не был претендентом на регентство — состоял в морганатическом браке[2], из-за которого его отношения с Николаем были весьма натянуты, да и должность инспектора гвардии не давала ему какие-то рычаги влияния, но голос его был важен. И что он скажет, было непонятно, ибо пока что он был единственным, кто всё время молчал.

Из Константиновичей единственным, кто был в Петрограде, кто мог по статусу присутствовать на семейном совете, оказался внук Николая I Дмитрий Константинович, почти что ослепший пожилой человек, который занимался разведением лошадей для нужд армии и курировал подготовку кавалерийских частей. Должность номинальная, влияние скорее в виде морального авторитета, не более того. Большой удачей для императрицы оказалось отсутствие застрявшего на Кавказе Николая Николаевича младшего, весьма популярного в армии несмотря на «Великое отступление», одним из авторов которого тот считался. Хотя это не совсем правда. Впрочем, имея такую поддержка за спиной, да еще и серьезные амбиции, Николай Николаевич мог рассчитывать стать и единственным регентом! И вот это Марии Фёдоровне казалось совсем не нужным. А вот его младший брат Пётр Николаевич, несколько другое дело. Он таких амбиций не имел, так и оставался тихим, спокойным и весьма воспитанным юношей. Его уравновешенность и спокойствие часто компенсировало взрывной характер старшего брата. Но и он находился на Кавказе, руководил работой штаба Николая Николаевича (младшего).

От Михайловичей на семейный совет делегировали двух представителей: Сандро (Александра Михайловича) и Георгия Михайловича, который должен был сопровождать императора Николая в его поездке в ставку, но из-за траурных событий остался в столице. Николай Михайлович находился в ссылке в Грушовке, куда его отправил император за слишком вольные и либеральные взгляды, Миш-Миш (Михаил Михайлович из-за морганатического брака оставался в Англии), а Сергей Михайлович, пошедший по стопам отца и будучи полевым инспектором артиллерии, пребывал на Юго-Западном фронте с инспекцией и вернуться в столицу не успевал.

— Я повторяю, для вас, Ваше императорское величество! Считаю, что регентский совет в условиях войны –непозволительная роскошь! Высшему лицу государства необходима вся полнота власти в его руках, для того, чтобы принимать оперативно важнейшие решения. Когда корабль летит на скалы, капитан сам должен стать у руля, а не советоваться со своими помощниками! Ибо промедление ведёт к катастрофе! И единственным регентом я вижу себя. Ибо Михаил, да не обижается он на меня за откровенность, к роли руководителя государства не готов!

— Поддерживаю мысль Кирилла Владимировича! — неожиданно встрял в разговор Сандро. — Регент должен быть один! Думаю, что опытный командир, который руководил флотскими экипажами сможет руководить и государством в должной мере осознавая свою ответственность перед юным императором![3]

«Вот и пойми этого скользкого типа? То ли он поддерживает Кирилла, то ли намекает на свою персону? Как компромиссный вариант не так плохо». — подумала вдовствующая императрица. Но ее задача была всё-таки продавить СВОЮ кандидатуру. Приход Мишкина, поможет ей, он-то точно матушку поддержит! На чём зиждилась эта уверенность Марии Фёдоровны сказать было невозможно.

— Я тоже считаю, что регент должен быть единственным, никакого регентского совета, вот только руководить государством должен человек опытный, имеющий знания и, как я уже говорил, опыт управления именно государством. И это, несомненно, наша вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, которая помогала в делах государственных Александру Александровичу, которого не зря именовали Миротворцем. — скрипучим голосом, но вполне отчетливо произнес Дмитрий Константинович, эта его речь и эта его роль были оговорены заранее и его поддержкой бывшая датская принцесса заручилась накануне этого семейного сборища. Пообещать ему пришлось много, но пообещать и выполнить обещания — это разные вещи. Тем более, что здоровье Дмитрия вызывало серьезные опасения. Как говориться… за год многое может измениться: или падишах сдохнет, или ишак…

Но тут раздался молодой энергичный голос:

— Тоже абсолютно согласен с общим мнение: регент должен быть один и никаких регентских советов! Вот только присутствующие забывают, что согласно закону и завещанию Николая Александровича единственным регентом являюсь я.

И из тёмного угла комнаты на свет явилась статная фигура Михаила Александровича.

[1] Ну, тут можно поспорить, вообще-то Романовы могли с большим основанием назвать родным немецкий, уж этих кровей у них было даже с избытком.

[2] Это был довольно скандальный брак: Павел Александрович женился на Ольге Валерьяновне Пистолькорс, урожденной Карнович, разведенной супруги подчиненного Павла — гвардейского полковника Эрика фон Пистолькорса. Новобрачные вынуждены были до 1914 года жить в Европе, вернулись только с началом Великой войны. Их дети получили титул графов Палей.