Золотой Змей (СИ) - Добрый Владислав - Страница 54

Я велел принести стул — деревянную рухлядь с резными листьями, от которой у меня через минуту разболелся шрам от эльфийской стрелы. Потом вытащил из сумки зеркало — отвинскую безделушку, что стоила мне половину наёмничьей платы за месяц. Посмотрел на себя. Демоны Таэна, что за мерзость. Я выгляжу как шут, которого выгнали из борделя за дурной вкус. Пурпурный камзол с золотыми нитями, шёлковые штаны цвета больной мочи, бархатный плащ, усыпанный алыми каменьями — всё это кричит о богатстве и нищете разума. На шее — цепь с рубинами, тяжёлая, как ярмо, на пальцах — перстни, что звенят, как колокольчики. А лицо — пудра лежит толстым слоем, будто я мертвец, которого накрасили для похорон. Глаза обведены углём, губы — накрашены, как у старой шлюхи.

Рядом суетился этот мастер из Таэна — тощий крысёныш по имени Вельт, которого я нанял за его умение превращать людей в кукол. Он тыкал мне в лицо кисточкой, добавляя ещё пудры, пока я не зарычал. «Тише, мой господин, — пищал он в ухо, — это для образа». Образ! Я похож на павлина, которого облили вином и обсыпали золотом. Но я стиснул зубы и заставил себя убрать злость из глаз. «Кто даст меч человеку, который выглядит опасно? — думал я. — Впрочем, меч вообще стараются не давать никому. Но если какой-то дурак обещает земли и золото… То можно. Только если это полный дурак».

Я нужен королю как дурак. Родер может не удержать в руках посох Регента. Таэн смотрит из руин голодными глазами, Пилларс и Ин да Орс точат ножи, наёмники жрут золото, а я должен вымолить у этого зелёного ублюдка войска. Не ради чести, не ради славы — ради семьи. Я смотрел в зеркало, пока Вельт мазал мне щёки румянами, и тянул губы в улыбку. Глупую, пустую, как у деревенского идиота, что просит милостыню. Глаза всё ещё горели, но я прищурился, добавив морщин, — теперь они выглядели не злобно, а тупо. Вельт хмыкнул, довольный своей работой. Мастер, чтоб его. Я выглядел так, будто готов целовать сапоги и петь оды Фее Цветов.

— Достаточно, — буркнул я, отталкивая его. Встал, поправил плащ — тяжёлый, как взгляд Пилларса, — и кивнул страже. — Ведите к вашему королю.

Пусть думает, что я — богатый болван, готовый продать душу за его милость. Я попрошу войска, пообещаю земли и золото. Чужие. Преданность. Свою. И все остальное, что Король попросит. А потом, когда его рыцари устанут умирать за Таэн, я трахну и его, и его фей. Но пока — улыбка. Глупая, как это королевство.

Шёпот Феи Ветра, Круга Фей

Четвёртый день смертных, Лакруа, под моими крыльями.

Я парила над замком, невидимая для их жалких глаз, пока ветер нёс меня вдоль белых башен Лакруа. Внизу этот человек — Койранос Брухо, как они его зовут — топтался в передней, заставляя короля ждать. Забавный зверь. Облачён в пёстрые тряпки, как павлин, что кричит о своём богатстве, но смердит злобой. Его лицо — маска из пудры и красок, нелепая и тяжёлая, как их людские души. Он думает, что спрятал свою ярость под глупой улыбкой, но я вижу — она сочится из него, как смола из треснувшего дерева.

Он пришёл просить. Войска, золото, силу — их вечные игрушки. Этот Таэнский выскочка несёт запах крови и предательства, и всё же он дерзает играть перед нами. Я шепнула ветру, чтобы тот принёс мне его мысли — «кто даст меч человеку, который выглядит опасно?». Ха! Он прав, но глуп. Король даст ему мечи, только если мы пожелаем. А я пока смотрю. Пусть танцует свой танец — шаги его грубы, но занятны. Скоро я решу, унести ли его в бурю или оставить барахтаться в грязи.

В это же время, далеко на севере.

Я, Торкель, сын Гуннара, стою на южных землях, надо мной светило висит неподвижно, как глаз Одина над Мидгардом. И его застилает дым Утрука. Утрук пал под нашими топорами — большой город, полный жирных домов и слабых людей.

Дым ещё вьётся над красными крышами, а вороны кружат, радуясь нашей работе. Здесь, на задворках их Королевства, нет ни Короля, ни фей — только рыцари, что грызутся, как псы над костью. Они сами позвали нас, варваров севера, дали серебро и обещали добычу, если мы раздавим их врагов. Глупцы. Мы взяли Утрук, но не для них.

Когда-то я сказал Эйвину Змееглазу: «Эти южане слабы, их мечи тонки, как тростник». Он ухмыльнулся и кивнул — его глаз видел правду. Мы переплыли воды Южного моря, которое они зовут Северным. И воткнулись в их берега, как нож в брюхо тюленя. Рыцари ждали, что мы будем их псами, но я, Торкель, не гну колен. Они обещали золото, а дали крики. Теперь их стены — наши, их зерно — наше, их женщины прячутся, но мы найдём.

Утром Кьяртан Железная Рука спросил: «Что дальше, Торкель? Эти люди прячутся от нас за стенами, как овцы в загоне». Я молчал, глядя на юг. Кьяртан прав — рыцари слабы, но хитры. Они ссорятся, как дети над куском хлеба, но скоро один из них вспомнит про короля или фей. Тогда придут те, в зелёном и жёлтом, с длинными копьями и конями. Я не боюсь — судьба моя сплетена давно, ещё когда отец сломал о мой щит свой меч и назвал меня Мечеломом.

Хродвальд Ещё-немного со своим братом слишком долго делят Утрук, будто не понимая, что лучше взять больше, чем делить что есть. Нельзя бросить якорь в море, нельзя накормить утбурда, нельзя остановить железный прилив с севера.

«Мы возьмём ещё, — сказал я Кьяртану, — пока их феи спят». Он сплюнул и кивнул. Люди мои ждут добычи — Хьялти Острогубый уже вырвал дверь из дуба, чтоб тащить домой, а Сигтрюгг Молчун набил мешок серебром из их храма. Мы взяли рабов, что не влезут и на два кнорра. Никогда люди не видели столько добра. И никогда так не хотели большего. Я не остановлю их — добыча греет кровь. Но я вижу дальше. Утрук — лишь начало. Эти земли мягки, как грудь рабыни, и я знаю, они даже слаще.

К ночи ветер принёс запах соли с моря. Я стоял на стене, что нам назначили для присмотра, и думал: «Слава моя растёт, как буря. Пусть рыцари зовут своих фей, пусть Король шлёт коней. Я, Торкель Мечелом, сын Гуннара, уйду с их золотом или останусь в их песнях». Судьба решит. А пока — топор в руке, и юг передо мной.