Золотой Змей (СИ) - Добрый Владислав - Страница 17

— Пришлось пустить на них любимое ожерелье, — вздохнула Адель. — Там двадцать четыре штуки. Я сделала их для тех достойных рыцарей, что отличились на бранном поле.

Я с сомнением посмотрел на серьги. В Караэне они были мало распространены, даже среди женщин. В Королевстве, по слухам, рыцари носить их любили. Правда, на Короле и его свите я серег не видел. У Адель тоже уши не проколоты.

— Людям нравится все необычное. То, что выделяет их из толпы, — сказала Адель. Я задумчиво кивнул. Пожалуй, она права. Серьга в ухе всяко круче непонятной тряпки. Ближе местному менталитету. К тому же, это золото и жемчуг, читай лимитированный эксклюзив. Может сработать. Адель, видя мое одобрение, не удержалась от совета. — Лучше дать некоторым, чем многим, но не всем. Я ожег её взглядом. Но ничего не сказал. Подозвал Сперата.

— Думаешь, всадникам это понравится? — спросил я у него.

— Я бы носил, — хмыкнул тот. — Когда был студентом. Мы тогда надевали все самое идиотское, чтобы позлить горожан.

— Расскажи про береты, — сказала Гвена за его спиной.

Сперат удивленно посмотрел на неё.

— Берет не может быть шире чем на ладонь от головы, если ты как минимум трижды не дрался с горожанином. И бархатный носить мог только тот, кому пускали в драках кровь.

Ну конечно, внутренняя культура со своими знаками различия. Хотя, чем те же рыцари отличаются от студентов? Серьга это необычно. Издалека видно будет, что ты в одной из самых кровопролитных битв, если смотреть по числу убитых аристократов. Не меньше полутора сотен всадников ведь погибло, из которых около трети аристократы. Такое раз в жизни бывает, этим надо по особому гордиться.

— Ладно, — кивнул я. Саму идею выделять отличившихся я Адель рассказал уже давно. Она старалась помочь. Не буду бить её по рукам. И все же, серьги… Меня терзали сомнения. Сомневаешься — поручи другому. Я взял жену за руку и сказал, — Давай попробуем. Наградишь их сама? Пусть знают свою сеньору.

Еще пару минут мы потратили на обсуждение, кому отдать награды. Гвена неожиданно выдвинула несколько кандидатов. Ещё пяток имен назвал Сперат, больше других тершийся у костров и знавших, кого хвалят за мужество. Я включил в список тех, кого смог вспомнить рядом с собой во время драки, получилось трое рыцарей и пятеро боевых слуг, включая моих щитоносцев. Позвав писаря с его писчими принадлежностями, и я лично записал всех на серый, уродливый, бумажный листок. После чего Сперат подвергся немедленной осаде Гвены — та выудила серебряную иглу и требовала немедленно проткнуть Сперату ухо, чтобы он подавал пример. Я решил, что мне пока не следует дырявить себя, мало ли как воспримут эту авантюру в войске.

— А что для пеших? — спросил я.

Адель едва заметно поморщилась и небрежно махнула рукой.

— Полагаю, им хватит и пары ярких лент.

Ну да, в Королевстве пехоту не уважают даже больше, чем в Регентстве. Там же нет городских ополчений.

В палатку заглянул один из моих слуг, что-то нашептал стоявшему у двери щитоносцу. И уже тот, как лицо явно более высокопоставленное во внутренней иерархии моей свиты, обратился ко мне:

— К вам прибыл сеньор Эйрик, — он немного замялся, но продолжил. — Прозванный Кровавым Топором.

Точно же, я обещал ему посмотреть на его артефакт на трезвую голову. Оба чародея успели удрать, благо после их бегства волшебный мост не продержался долго. Но без них Эйрик не знал, как заставить артефакт работать.

— Пусть идет сюда, — велел я.

Адель сделала знак, чтобы Ивейна унесли. Когда Эйрик зашел, он хитро прищурился на меня. Я вздохнул и сказал:

— Поставьте стул сеньору Эйрику, — и, обернувшись к жене, начал объяснять. — Дело в том, что я дал сеньору Эйрику несколько опрометчивое обещание во время битвы…

Гвена сдавленно хихикнула. Адель вздохнула и сказала, улыбнувшись лохматому рыцарю:

— Все уже знают эту историю. Мне остается только надеяться, что сеньор Эйрик не воспользуется данными его семье привилегиями в полной мере.

Эйрик хохотнул. Вел он себя сдержанно и даже почти учтиво. На стул он не сел — обстановка в палатке была несколько официальной, сидели только я и Адель, так что накалять он не стал.

К тому же, он в полной мере воспользовался своими привилегиями вчера и позавчера, не только радостно плюхаясь при мне на задницу, но и громко поясняя, что ему теперь это можно. Впрочем, в тот момент вокруг было так много пьяных, что он не особенно выделялся на фоне блюющих и валявшихся рыцарей.

— Я хотел вам напомнить о… — начал было Эйрик.

— Я помню, — перебил я его. — Найдите место в стороне от лагеря и ждите меня там. Вместе со своим артефактом. Мы скоро будем.

Отправив Эйрика, я вышел из палатки. Мне тут же подвели Коровку, но я не стал садиться, а пошел поболтать с Джелалом.

Я подошел к Джелалу, и ему развязали глаза. Он равнодушно глянул на меня и тут же уставился мне на ноги. Я помню, в такой позе очень трудно держать голову высоко поднятой.

— Сеньор Джелал, поверьте, мне крайне неприятно говорить с вами вот так, — начал я. — Я готов поверить вам на слово. Если вы пообещаете не бежать и не причинять вреда мне и моим людям, то я немедленно…

— Поверить Змею? — грубо перебил меня Джелал. Подняв ко мне лицо, он презрительно ухмыльнулся. — Как наемники с Туманных Островов?

Я отстраненно подумал, что в моей биографии для каждого найдется особенно раздражающая вещь. Кто-то возненавидит меня за то, что я отдал власть в Караэне топ-топам, кто-то — за то, что перебил наемников на своей службе. Это все неправда, но кому нужна правда, когда ложь дает такие удобные поводы для ненависти? Я повторил ровным тоном:

— Дайте слово, что вы и ваши люди не причините вреда мне и моим людям, не попытаетесь бежать… — договорить я опять не успел.

— Неужели Золотой Змей поверит на слово тому, кто почти разбил его? — Джелал явно играл на грани. Не знаю почему. Возможно, это в его характере. Если бы он хотел меня именно оскорбить, наверняка бы сказал что-то про бастарда и мою сестру. Но нет, Джелал не заходит так далеко. Он сплюнул в сторону. Знак презрения, но опять же, не прямой. А потом снова посмотрел на меня и сказал: — Моя честь продается за золото, мальчик. Слова я могу дать бесплатно. Всё еще их хочешь?

— Перестаньте, Джелал, — меня начал утомлять этот разговор. — В битве, когда вы напали из невидимости, вы ударили не меня, а Канта — того, кто убил вашего человека. Это был глупый, но благородный поступок. Сначала вы отомстили за друга. Да, я поверю вам на слово. Хоть вы и продаете свой черный меч за деньги. Золото нужно даже благородным людям. Но благородный человек может хотя бы не брать его из рук подлецов.

— Из того, что я знаю о тебе, Змей, подлость давно стала твоим стягом и девизом, — ответил Джелал, смотря мне прямо в глаза. Его голос просел, как будто он сдерживался от более резких слов.

Да у нас тут жертва пропаганды. Спорить бессмысленно. Жаль, мне бы пригодился хороший капитан.

— Подумайте, как же так получилось, что под моим «подлым» стягом еще более подлые люди дрались пешими против ваших благородных, — продолжил я. — Почему ваши благородные оказались готовы бежать, а мои — умереть, крича мой «подлый» девиз. Молчите, Гру. Подумайте. Ответите мне позже.

Почувствовав в моем голосе сдерживаемое раздражение, Джелал вскинул голову, чтобы поймать мой взгляд. Но ничего не сказал. Не трус, но и не дурак. Отказал мне в грубой форме, но не испытывает мое терпение дальше. Это хороший знак, значит слово для него имеет ценность, раз он не разбрасывается им просто так.

Я отвернулся от Джелала и приказал слугам рядом с пленными:

— Кормите и поите пленников вволю. Если надо, возьмите вино из моих запасов. Я не хочу, чтобы они испытывали страдали больше необходимого.

Развернувшись, я двинулся к Коровиэлю. Вскочил в седло. На секунду задержался, осматриваясь. Запах моего военного лагеря напоминал запах лежбища бомжа: застарелый пот, человеческие испражнения и гнилая еда. Разве что не такой концентрированный. Эта деталь портила представление о целом. А ведь я сидел в седле посреди огромного лагеря победителей — целого моря палаток, с сотнями преданных воинов. А мой враг был в цепях. Жаль, что это не Аст Инобал, но и до него дойдет очередь. Ладно, две неприятных детали. Во всем остальном — не жизнь, а сплошная романтика.