Золотой Змей (СИ) - Добрый Владислав - Страница 12

Да, я гордился тем, что среди рыцарей и пехотинцев меня ценили за доброту и способность убить полностью одоспешеного конного ударом боевым молотом с земли.

Что происходило правее меня, я не видел за своими и чужими всадниками. Зато я мог наблюдать, как бьётся с моими пехотинцами «жёлтый отряд». Может, это просто особенность восприятия. Одинаковая цветовая гамма очень помогала сконцентрировать внимание и разобраться в происходящем. Желтые рыцари выбрали для атаки одно кароччо. Судя по десятку тел с торчащими в них обломками копий и расколотыми щитами, первый удар был страшен. Похоже, всадники чуть не вытоптали отряд пехоты, защищавшей это кароччо — они очистили от пехотинцев половину повозки, зачем-то убив даже запряжённых в неё быков. Передняя часть повозки пылала, как будто облитая бензином — явно последствия магического удара. Но заднюю часть повозки пехота не сдала, прижимаясь к ней, как к родной, пехотинцы буквально облепили её, как пчёлы соты. Прямо на моих глазах всадник в северном шлеме-ведре, весь задрапированный в жёлтое, таранил толпу пехоты конём. Плотная масса пехоты закрывалась от него щитами и неловко тыкала множеством копий. Боевой конь жёлтого рыцаря встал на дыбы, видимо пытаясь ударить копытами, но вместе с ним поднялся в воздух и пехотинец, прижатый толпой к его груди. Бедняге не было места упасть, а давление было такое, что он не мог выскользнуть. За ним поднялись и ещё несколько, но не так высоко. Жёлтый рыцарь орудовал моргенштерном на длинной цепи — хороший выбор, у меня есть похожий. Очень удобно бить через щит. Только мой бронзовый и ледяными глыбами шарахает. Кстати, хорошо что вспомнил, надо бы достать потом.

Как и всегда, во время волнения мысли скакали с одного на другое.

Рыцарь был хорош, но он был один. Если не считать пары конных боевых слуг рядом и пары арбалетчиков поодаль. А моих пехотинцев было много, и у многих из них были щиты — вокруг рыцаря строй стал похож на римскую черепаху, столько людей подняли свои овальные щиты над головой. Если бы дело не касалось меня, я бы поставил на жёлтого рыцаря — он орудовал своим моргенштерном не торопясь, с уверенностью человека умелого.

В этот момент с кароччо, прямо из огня на жёлтого рыцаря вывалился пехотинец в шлеме-таблетке и кусках толстой кожи нашитой прямо на обычную одежду вместо брони. Пехотинец буквально прыгнул на всадника, секунду висел на нем, а потом они вместе упали из седла, под ноги коню. Конь и так натерпелся от близкого огня и напряжения, поэтому, почуяв свободу, тут же поскакал прочь.

Рыцарь ловко подмял под себя пехотинца и заколол его кинжалом. Потом встал, и прихрамывая, отошёл в сторону. Через минуту рядом с ним уже был оруженосец, который протягивал сеньору поводья пойманного коня. Рыцарь ударил своё нервное животное кулаком по щитку на груди, сразу сделав мне ясным, почему животина убежала, а не осталась с хозяином.

Все это время пехотинцы, стоявшие буквально в трёх метрах от рыцаря, так и не решились на него навалиться толпой. Нет, то один, то другой выбирались и тыкали его копьём, один даже рубанул чем-то вроде секача, какой я в своё время разглядывал после ночной битвы — но от этих случайных ударов в спину рыцаря сберегла броня. А навалиться толпой и отмудохать упавшего всадника как следует пехотинцам постоянно мешали то проехавший мимо конный арбалетчик, то сымитировавший атаку всадник-слуга в пехотном шлеме, то что-то ещё.

В паре десятков метров точно так же нерешительно вели себя пехотинцы вокруг не подвергшейся атаке повозки. Они просто смотрели, как их соседей старательно расстреливают в упор арбалетчики, а рыцари въезжают в них с разных сторон, орудуя топорами и прочими инструментами для разделки людей на части.

— Да что же вы стоите, идиоты, — прошептал я.

Словно услышав, из-за щитов соседнего отряда выскочил мужик в шлеме с широкими полями и белом стеганом поддоспешнике. Крутанув над головой дрын с угловатым рубилом, он ловко отсек переднюю ногу скачущей мимо лошади. Потом хладнокровно рубанул упавшего вместе с лошадью арбалетчика и скрылся обратно в толпе за щитами прежде, чем остальные всадники успели что-то сделать. Это не Фрозен — точно не его повозка. Молодец, бантик ему выдам. И двадцать сольдо. Нет, десять сольдо, а то уйдет на пенсию.

Пока я размышлял об этом, один из сержантов, гарцующий за спиной своего сеньора, который пытался врубиться в плотную толпу закрывающихся щитами пехотинцев, поймал стрелу в лицо. «Поэтому надо носить забрало», — злорадно подумал я. Но это была стрела из охотничьего лука — сержант просто выдернул её из лица и прижал к ране руки. Очень знакомо, только в этом мире я знал, что он себя лечит. Рана явно не такая серьезная. Даже с коня не упал. В этот раз пехотинцы воспользовались моментом — пара человек кинулась на лошадь сержанта, которая, уже испуганная, метнулась в сторону и ускакала, унося залитого кровью сержанта. Досталось и рыцарю — но удары копий в бок коня и рыцаря не принесли заметных результатов. Броня рулит, что тут скажешь. Зато сам всадник, лениво замахнувшись длинным топором, развернул коня, разорвал дистанцию с пехотой и успев наклониться далеко в сторону ловким ударом разрубить лицо замешкавшемуся пехотинцу. Потом не торопясь отъехал в сторону. В него то и дело втыкались стрелы, в спине торчало шесть штук. Видимо, застревали в кольчуге.

— Стоят, — прогудел Сперат. — Стоят, пехотная грязь!

А ведь он прав. Среди пехотинцев было мало отморозков, которые бы кидались в бой с упоением, желая убить врага и не думая о своей жизни. Намного меньше, чем среди рыцарей. Пехотинцам не хватало опыта, они теряли благоприятные возможности и часто смертельно ошибались. Но они не бежали. Они стояли и даже отбивались, не давая себя истреблять совсем уж в одни ворота.

Большая часть, конечно, стояла и терпела. Даже соседние отряды не решались прийти на помощь своим. Разве что стрелки были в деле. Но пехотинцы стояли. Вражеские рыцари не смогли опрокинуть их первым натиском, израсходовали свою магию, но не смогли их сломить огнем и льдом, и теперь втянулись в тяжелую, кровавую рубку. В которой выигрывали по очкам, но безнадежно проигрывали стратегически. Просто их слишком мало. Желтых рыцарей, одномоментно пытающихся врубиться в пехотинцев, было шестеро. Десяток или два боевых слуг. Пехотинцев все еще не меньше сорока, плюс соседние отряды, которые поддерживают хотя бы морально.

В этот момент один из отрядов у соседней повозки, отчаянно вопя, рванулся вперед. Перед этим на них плеснул водой одетый в белое повар-жрец, прикрытый двумя щитоносцами. Может, водные процедуры помогли, но эта атака оказалась на удивление результативной — хотя большая часть пехотинцев продолжала имитировать атаку, не добежав до врагов и явно больше заботясь о своей безопасности, некоторые умудрились ткнуть незащищенных броней лошадей боевых слуг, а группа самых отчаянных зацепила крюком одного из желтых рыцарей, стащила его с седла и начала лупцевать дрынами. Слуги вскоре отбили своего сеньора, но в седло лошади, которую ему подвели, его буквально втаскивали. Видимо, в этот раз рыцарю досталось хорошо.

Пехота, как будто исчерпав запасы храбрости, снова прижалась к своему кароччо. Те, кто стоял у горящей повозки, перетекли к соседям. Но они остались стоять. А вот желтые рыцари потянулись назад и в сторону.

В других местах, похоже, происходило то же самое. Раз я все еще вижу толпу всадников, значит, и там моя пехота стоит. Иначе её бы уже гнали по полю.

— Мой сеньор, нам надо им помочь! — гудит в шлем Сперат.

— Магн! Послушай меня хоть раз! — это Кант. Подъехал совсем близко, его конь напирает на моего, Коровиэль делает вид, что не замечает. Ждёт, когда я отвлекусь, надо думать. Я смотрю на Канта сверху вниз, я всё ещё стою в стременах. Что-то у него тон какой-то скандальный. Я от такого как-то отвык. — Нам надо взять на копьё Джева…

Он замолкает, когда я хватаю его за шлем и поворачиваю к себе. Для этого мне пришлось выпустить копьё, и оно падает под копыта. Жаль, дорогое же.