Ревизор: возвращение в СССР 35 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 6

– Жутко интересная тема, жду твою статью по ней! – перебила меня Вера, не дав договорить.

– Там целая серия статей намечается, тема-то обширная…

– Тем лучше! Все, не тяни с этим, хорошо? – сказала Вера, – все, пока-пока!

И закончила разговор. Я тоже, улыбнувшись, положил трубку. Вот же женщина с бесконечным запасом энергии! Вечно чем-то занята, и куда-то бежит. Интересно, она больше по моим статьям соскучилась, или по тем вкусняшкам, что я постоянно притаскиваю?

Да, и что это я, в самом деле? Уже четыре передачи сделал, а это же полноценные четыре статьи в «Труде»… Мне же надо побыстрее на сборник статей материала накопить, чтобы податься в члены союза журналистов… Интересно, драматурги в какой союз входят – в союз писателей? Или у них свой союз имеется? И что необходимо для вступления – пьеса, которую поставили на подмостках крупного театра, или ее тоже нужно опубликовать? Куча вопросов, нужно найти кого-то, кто мне сможет на них компетентно ответить. Хотя, о чем это я? Пойду на репетицию 10 июля, там мне все местная верхушка и разъяснит… Кому, как не им, знать-то?

Сегодня у меня снова четыре выступления. И первое из них вовсе не на заводе – Ионов отправил меня для разминки в Вахтанговский театр… М-да, непростое испытание для нервов. Читать лекцию в зале, в котором будут сидеть люди сплошь со знакомыми по прежней жизни лицами… Настоящие звезды… Но я не из тех, кто боится испытаний, я из тех, кто боится скуки… да и это уникальная возможность посмотреть на необыкновенных людей вблизи.

Больше всего, конечно, надеялся наткнуться на Владимира Этуша. Точно знаю, что «Иван Васильевич меняет профессию» еще не вышел на экраны, такую премьеру я бы не пропустил, в СССР все очень живо обсуждают новые понравившиеся фильмы, а этот прогремит, и как прогремит… Значит, как Шпака его еще никто не знает, а для меня он по этой роли больше всего и запомнился, конечно. Будет он или нет – тут уж как повезет…

Ехал в театр и волновался. Да, сам недавно говорил Эмме, когда в Москву приезжала, что генералы и главные редакторы – обычные люди, как и мы, но это никак не относится к актерам. Они не совсем и люди, и уж точно не обычные. Кто угодно может стать генералом, особенно в мирное время, когда не понять, на что ты способен, как командир на поле боя. Кто угодно может стать редактором, просто по протекции. Но невозможно стать по протекции известным, любимым в народе актером. Это, мать его, талант один на миллион и неустанная работа над собой. Эти люди всегда одной ногой в этом мире, а другой – в вечности. Создают культурное поле человеческой цивилизации. Будят в нас эмоции, заставляют плакать и смеяться. Повторять за ними полюбившиеся фразы… И за это им можно простить многое, что никогда не простят обычным людям. Конечно, как тут не волноваться…

Меня ждал местный профсоюзный деятель, стоя рядом с билетерами. Представительный импозантный мужчина лет тридцати, сразу видно, что в театре работает. Имя-отчество его пролетело мимо меня, и я понял, что надо все же успокоиться. А то может дойти до того, что буду мекать и бекать, выйдя на сцену.

– Извините, я очень волнуюсь, – честно признался ему, – такая честь, выступать перед любимцами публики… Не могли бы снова повторить, как вас зовут?

Он улыбнулся понимающе и даже подмигнул мне.

– Понимаю… Как я вас понимаю! Сам иногда задумываюсь, какая честь просто находиться рядом с этими людьми. Василий Декабристович Карельцев.

Я немножко не понял. Фамилия двойная, это понятно. Предлагает, что ли, по имени его просто звать? Как-то неожиданно, театр все же…

Он снова открыто улыбнулся:

– Понимаю ваше замешательство. Декабристович – это мое отчество. Василий Декабристович.

– Все, понял, – кивнул ему, – имя отцу дали в честь участников декабрьского восстания…

Василий Декабристович развел руками – мол, как-то так, и пригласил меня пройти внутрь.

– У нас сегодня с вами официальная тема «Советская культура интернационализма», – сказал он, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж, – но Ионов сказал, что вы журналист «Труда». И можете рассказать о своем творческом пути…

– Честно говоря, ситуация дурацкая, – покачал я головой, – рассказывать про культуру творцам культуры, или про биографию в журналистике длиной меньше, чем в год, людям, у которых творческая биография у некоторых уже лет так за сорок…

Василий Декабристович ободряюще улыбнулся и сказал:

– Да вы не переживайте так, наши актеры все понимают. По плану лекция, кто-то же должен ее прочитать? Почему бы и не вы?

– Ну, тогда сами скажите, какая из двух тем предпочтительнее.

– Вторая, первая тут уже очень прочно освоена, и сказать по ней что-то новое решительно невозможно.

Я, конечно, мог бы поспорить, это нынешнему человеку нечего сказать нового таким культурным корифеям, что здесь собрались. А у меня же опыт будущего. Который иначе, чем путем в бескультурье, и не назвать… А с другой стороны, зачем пугать такими перспективами творческих, а значит, ранимых людей? Мне тут еще не хватало инфарктов и инсультов по время лекции…

– Хорошо, договорились!

Привык выступать в различных залах. Но никто еще не выпускал меня на сцену одного из главных театров страны. Блин, да как тут собраться с мыслями вообще! Был бы молодым пареньком, точно не сумел бы. А так, конечно, все же справился. Хотя вначале и давая себе мысленно подзатыльники за попытки тела засбоить...

Начал с того, что глубоко поклонился залу. И сказал:

– Мое почтение тем, кто только и заслуживает быть на этой сцене! Я на ней оказался совершенно случайно и знаю, что я ее не стою…

Грустно сидевший в ожидании того, как будут ездить по ушам банальщиной зал ожил, а кто-то даже крикнул «Браво». Без издевки, причем.

А затем я принялся рассказывать. Что все мои уже изданные статьи делятся на две категории. Первая – призванные не забывать, почему хорошо жить в СССР, как тяжело это досталось, и беречь это, кровью завоеванное, наследие предков. Сказал, что знаю, что в зале много тех, кто сражался с фашистами, и именно они лучше всех понимают, насколько это важно для нас всех, сберечь то, что они защищали. И вторые – в помощь решения тех проблем, которые возникают у простых советских граждан. Рассказал про совместные выезды на жалобы по письмам граждан. Сбился немного, когда в зал вошли два опоздавших человека – Михаил Ульянов и Юрий Яковлев. А потом и Этуша в зале нашел, он скромно устроился в самом дальнем ряду. А может, просто вздремнуть решил на заведомо ненужной для него лекции. Но, к счастью для меня, все же не спал. Даже кивал иногда. Так что я прямо чувствовал, когда такие люди меня слушают, как энергией подзаряжаюсь…

Обошлось практически без вопросов. Наверное, я увлекся и превысил время. А у самого же скоро уже следующее выступление в близлежащем гастрономе по графику… Так что Василий Декабристович объявил о том, что лектору пора дальше, и на этом и закруглились. Правда, когда все стали вставать со своих мест, не удержался и спросил у близко находящегося Яковлева, когда выходит историческая комедия, которую они снимают. Он даже и не удивился, видимо, слухи о сьемках разошлись по Москве достаточно широко:

– Закончили уже. Так что скоро, совсем скоро, молодой человек!

– Уверен, это будет невероятный успех! Вот посмотрите!

Он улыбнулся снисходительно, и кивнул:

– Хотелось бы. По ощущениям, кино у нас получилось. С удовольствием снимали, много хулиганили от души…

Профорг провел меня к выходу, и уже в фойе отлучился на несколько секунд и принес из касс объёмистый сверток.

– Как сказал бы Ося Бендер, пошло тащить колбасу из театра, – сказал я ему, – можно обменять все это на контрамарку?

Рассмеявшись, видимо примерно такого ответа он от меня и ждал, он сказал:

– Окончательно убедился, что вы наш человек. Контрамарки внутри, в пакете. На двоих. На дне пакета. Не будете же вы, как культурный человек, доставать содержимое пакета здесь, в фойе театра, чтобы их добыть?