Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад - Страница 17

К сожалению, многим деятелям культуры элементарно не хватало футбольного мастерства, чтобы грамотно сыграть в стеночку или прорваться в штрафную площадь за счёт дриблинга. И вдруг Лев Прыгунов, которому надоело «катать вату», вдарил по моим воротам примерно метров с двадцати. И удар Лёвы получился настолько хлёстким и плотным, что мяч, просвистев между двух наших футболистов, резко нырнул в правый нижний угол ворот.

«Поздняк метаться», — успел подумать я и вместо прыжка, в доли секунды вытянул ногу в шпагате.

— Оба-ча! — заверещали местные ребятишки, которые сидела за воротами, потому что мяч не забился в сетке, а стукнулся в голень моей ноги и отлетел на середину этого нестандартного поля.

Зрители на трибунах тоже охнули и разразились аплодисментами. Однако это было ещё не всё. Мяч секунд десять пометался на дальних подступах к штрафной площади, переходя то к нам, то к команде «Мосфильма». И тут кто-то из москвичей сделал отличный пас на ход Василию Шукшину. Василий Макарович на левой от меня бровки всю глотку сорвал, требуя мяча. И вот пришёл его звёздный футбольный час. Он ловко принял мяч на колено, вторым движением шибанул его себе на ход и рванул так резво, словно за ним гнался дикий медведь.

— Сели в защиту! Отошли! — заорал я, почувствовав, что сейчас дело может закончиться плохо. — Прыгунов по центру! Не спим!

Но в отличие от игроков моей команды, не спал Василий Шукшин. Он пробежал с мячом десять метров и прострелил его низом на ход Льву Прыгунову. И наш дорогой директор Илья Киселёв, видя, что как всегда не успевает, по-вратарски прыгнул руками вперёд. «Лев Яшин недоделанный», — проворчал я, когда Илья Николаевич рукой выбил мяч за пределы поля. И главный судья встречи, режиссёр Сергей Герасимов с московской киностудии имени Горького, радостно засвистел в свиток и указал на одиннадцатиметровую отметку.

— Ну, Илья Николаевич, — прошипел я, — просто нет слов. Выбежал бы Лёвка один на один, я-то пока ещё в рамке.

— Да на тебя, Феллини, где сядешь там и слезешь! — обиделся он.

А тем временем среди игроков «Мосфильма» разгорелся нешуточный спор о том, кто пробьёт этот пенальти. И громче всех кричал и возмущался товарищ Шукшин. Он, смачно сдабривая свои слова богатыми русскими матерными выражениями, буквально требовал мяч себе и право на пробитие этого решающего штрафного удара. Однако режиссёр Георгий Данелия предложил устроить голосование, чтобы никому не было обидно. И москвичи с большим перевесом голосов отдали мяч Льву Прыгунову.

— Да идите вы все лесом! — обиделся Василий Шукшин и добавил ещё несколько нелитературных слов.

— Крепись, Феллини, — подбодрил меня Кирилл Лавров, — может быть, Лёвка ещё и промахнётся.

— Ну да, — буркнул я. — Бывает всё на свете хорошо, в чём дело сразу не поймешь.

— Точно, — заулыбался наш «ленфильмовский» капитан.

— Бить строго по свистку! — строго предупредил гостей главный судья Сергей Герасимов.

— И по команде: «камера мотор начали», — брякнул кто-то из киношных футболистов, чем вызвал взрыв хохота.

— Тишина на площадке! — тут же осадил всех Герасимов.

А Лев Прыгунов невозмутимо поставил мяч на 11-метровую отметку, повернул его шнуровкой в мою сторону и вдруг по-хитрому подмигнул мне и, кивнув головой, показал, что будет бить в правый угол. Я тоже кивнул головой, дескать, понял, а сам подумал: «Да, бей ты хоть куда. Я всё равно прыгать не буду. Не на „Оскар“ играем, а всего лишь на ящик коньяка. Тем более за коньяк платить придётся виновнику этого пенальти Илье Киселёву. Пусть раскошеливается, коли играть не умеет».

Наконец, убедившись, что все заняли свои места: я в воротах, зрители на трибунах, Лев Прыгунов в пяти метрах от мяча, главный судья Сергей Герасимов дунул в свисток. Лёва разбежался, заложил корпус так, что мяч неминуемо должен был полететь вправо, однако в последний момент актёр хитро вывернул голеностоп и ударил точно по центру.

«Прохиндей», — пронеслось в моей голове и я, оставшись по центру рамки, на автомате со всей силы шибанул ногой по летящему в область колена мячу. И надо сказать, замечательный вышел удар. Зрители охнули, местные пацаны за воротами восторженно вскрикнули, а вратарь сборной «Мосфильма» Никита Михалков, который вышел к центру поля, чтобы посмотреть, как забьют победный гол, растерянно застыл на месте. А мяч тем временем на хорошей высоте просвистел через всё малоформатное поле и аккуратно опустился в сетку пустых ворот московской команды.

— Гооол! — закричали зрители на трибунах.

— Даааа! — громче вех заревел Илья Киселёв. — Наша взялааа! Не зря Москва, спалённая пожаром, французу отдана! Гоните ящик коньяка! Качай Феллини, мужики! Качай его!

— Уйди! — выкрикнул я, когда ко мне разом бросились радостные одноклубники в количестве десяти человек. — Не подходи! Я — бешенный! Уроните, черти! Оставьте моё тело на земле! Я не хочу в космос! — закричал я, когда меня всё же поймали и два раза подкинули в воздух.

Примерно за полчаса до ужина, когда, приняв душ и переодевшись в свежую рубашку, я в окружении всех обитателей дачи пил на веранде тёплый чай, в гости забежала Фрижета Гургеновна. Она отвечал за многие организационные вопросы фестиваля и, судя по её встревоженному лицу, случился ещё один какой-то форс-мажор. Я, кстати говоря, сам хотел с ней переговорить, чтобы Крамарову и Высоцкому выдали талоны на питание, и теперь обрадовался, что на ловца и зверь бежит.

— Феллини, выйди, надо поговорить, — протараторила она. — Здравствуйте, товарищи, извините, неотложные вопросы, — тактично кивнула она остальным так называемым «дачникам».

Затем я и наш новый главный редактор Первого творческого объединения «Ленфильма» проследовали на улицу. И тут Фрижета, вытащив толстый журнал со списком всех участников фестиваля, немного помявшись, приступила к сути вопроса:

— На завтра запланированы выезды творческих бригад для встреч со зрителями. Одни поедут в Выборг, другие в Кронштадт, сразу десять групп разъедутся по разным районам Ленинграда. Кто куда направится, список будет вывешен сегодня после ужина.

— Поздравляю, давно пора, — кивнул я, — третий день только пьём, играем в разные игры и загораем.

— Поздравлять пока не с чем, — усмехнулась Фрижета. — Тут дело такое, сегодня позвонили из Сестрорецка, они нам для фестиваля поставляют к столу свежую рыбку, и тоже попросили организовать встречу с интересными людьми из мира искусства и кино.

— Это называется бартер, — буркнул я.

— Ну, да. Я подошла с этой просьбой к Гене Шпаликову, но он либо ничего не понял, либо настолько ушёл с головой в работу, что ничего не воспринимает. Тогда я обратилась к писателю товарищу Нагибину и поэтессе Беллочке Ахмадулиной. Но у них на завтра другие планы. Будь человеком, съезди в Сестрорецк. Тебе и делать-то ничего не придётся. Покажешь им 15-минутную нарезку фестивальных фильмов, споёшь пару песен, ответишь на вопросы. Час работы, не больше.

— Сегодня на футболе я уже что-то подобное слышал, — хмыкнул я.

— Что? — не поняла Фрижета Гургеновна.

— Подожди, — вдруг дошло до меня, — ты сказала, что все гости фестиваля расписаны по творческим бригадам? А я, значит, не расписан?

— Не хотела тебе об этом говорить, — прошептала редакторша, — но сама министр культуры Фурцева распорядилась тебя никуда не включать. Сказала, что у этого молодого человека слишком длинный язык. А Сестрорецк — это вне запланированной программы. Выручай, будь человеком.

«Обидно, понимаешь, — задумался я. — Творческие встречи для режиссёров — это полезный опыт, чтобы получить обратную связь, поговорить с реальным зрителем тет-а-тет и выслушать все, что накипело на душе обычного человека. А со стороны Фурцевой — это какая-то жалкая и мелочная месть. Плевать, на обиженных воду возят. Зато сейчас выторгую талоны на питание для Высоцкого и Крамарова. А что касается министра культуры, то пока меня защищает первый секретарь Ленинградского обкома, я ей не по зубам».