Последний рассвет Трои (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 14

— Эней! — раскинул руки дядя и обнял меня. Больно же, блин! — Я так расстроился, когда услышал твое хвастовство на пиру, но теперь я тобой горжусь. Никто не скажет, что сын моего брата — болтун. Молодец!

— Что там у ахейцев? — спросил я.

— Собираются отплыть, — усмехнулся Акоэтес. — Боги неблагосклонны к ним в этом походе. Они поищут добычу полегче.

— Это же ахейцы! — пристально посмотрел я его.

— Ахейцы, — удивленно глянул на меня дядя. — И что такого?

— Они не должны уйти! — жестко посмотрел я ему прямо в глаза. — Они все равно вернутся, дядя, только с большими силами.

— Это не исключено, — лица отца и его брата окаменели, а Акоэтес в задумчивости сел в резное кресло с выгнутой спинкой и подпер кулаком подбородок.

— Аххиява стонет без олова, им нужен северный путь, а Париама выкупает почти все на корню. В стране Хатти были небольшие копи, но они выработаны до конца. Там теперь ни крупицы олова нет.

— В земле данайцев неурожаи, — продолжил я. — Мне рассказал об этом наемник из Афин. Там стоит засуха, и земля родит плохо. У них много сильных парней, которых нечем кормить. Они вернутся, дядя, вот увидишь. Да, мы им хорошенько навешали, но они уже разведали здесь все, что нужно. Они нашли удобные бухты на том берегу, нашли воду и деревни, где возьмут зерно. Потеря двух кораблей — небольшая цена за это знание.

— Он прав, — скупо обронил отец. — Смотри, брат, даже мальчишка понимает это. Я говорил с Париамой. Послы ахейцев требуют долю в поступающем олове и свободный проход на север. И они наглеют с каждым днем. Договор с царем царей становится плохой защитой для нас. Да и сами цари тоже.

— А что с царем? — повернулся я к отцу.

Этого я не знал. Этого вообще никто не знает в том времени, из которого я пришел. Гипотеза, что Хаттуса была разграблена «народами моря», в ученом сообществе принимается далеко не всеми. Город просто покинули жители, а потом сожгли. Нет ни обломков мечей, ни тел убитых, ни наконечников стрел в стенах — обычных признаков штурма. Огромный, благоустроенные и очень богатый город просто бросили. Хотя кое-какие новые теории есть, конечно.

— Хаттуса построена в плодородной долине, высоко в горах, — ответил отец. — Там всегда было в достатке воды. Но теперь ее мало, а дождей нет уже давно. Крестьяне бегут оттуда, и город просто нечем кормить. Кочевники тоже пришли в движение, у них самих дела не лучше. Каски, хоть и дикари, но могут выставить восемь сотен колесниц. Великий царь Суппилулиума подумывает перенести столицу на юг.

— Мы еще не платили дань в этом году? — спросил я, а когда дядя покачал головой, продолжил. — Вот и не платите, самим пригодится.

— Ах-ха-ха-ха! — дядя Акоэтес согнулся от хохота. — Брат, что стало с твоим сыном! Я не узнаю его! Самим пригодится! Я сейчас умру со смеху!

— Не смешно, — бросил отец, лоб которого прорезала задумчивая складка. — Эней прав, брат. Мир расползается в клочья, как драный хитон раба-козопаса. Великому царю будет не до нас. А ахейцев нужно убить. Давай сядем и подумаем, как это сделать половчее. И ты, сын, тоже садись. Ты заслужил это право.

— Да, садись, племянник, — кивнул царь приветливо, но едва заметная нотка недовольства в его голосе царапнула мое сердце. Нет! Не может быть! Мне точно показалось!

Наш военный флот — это три пузатых торговых лохани, в которых поместилось полсотни воинов. Моя идея с углями и смолой понравилась всем, а потому и придумывать ничего лишнего не стали. У ахейцев выбор невелик. Они так и не взяли у нас зерна, а жрать в пути что-то нужно. Две с половиной сотни здоровых мужиков, из которых три десятка раненых. Им точно нужно много еды и чистой воды, а ближайшая удобная гавань, где можно заночевать и ограбить парочку деревень, располагается напротив и ниже по течению, на фракийском берегу. Только они не знают, что там уже нет никого. На той стороне живут люди, с которыми у нас заключен договор гостеприимства, священный для этих мест. Это значит, что они могут свободно приходить в наши земли, а мы — в их. И никто никого не обидит, не тронет имущества и не сделает рабом. И даже кров и стол предоставят. Такая вот тут жизнь, которая научила нас мириться с соседями. У тех же ахейцев, говорят, не так. Там каждый царек поколениями режется с соседом за поле размером с плащ. Вся земля кровью полита, и никто не желает уступить. Тут тоже непросто, но вместе выживать как-то сподручнее. Не раз уже помогали друг другу.

Грабители — люди предельно прагматичные. Они приходят не умирать, а убивать. А это несколько не одно и то же. Как только их вожди понимают, что цена победы слишком велика, они разбирают лагерь, а из его остатков складывают огромный погребальный костер, где жгут павших в последней битве. После этого они стаскивают корабли в воду и машут ручкой с виноватым видом. Не вышло, мол, извиняйте, до новых встреч. Так случилось и в этот раз, и вожди ахейцев были совершенно спокойны. Традиции преследования врага, бегущего в море после поражения, тут нет и в помине. Ушли негодяи, и замечательно, принесем благодарственные жертвы богам. А подумать, что люди, не имеющие нормальных кораблей, станут преследовать тех, у кого они есть, и вовсе никто не мог. Это кажется каким-то безумием. Хорошо хоть, что и мой отец, и его брат — ребята вполне трезвомыслящие, и меня послушали. Хотя тут небольшая тонкость есть. Счастье в этом мире не является простой случайностью, это промысел божий. Здесь человек, которому сопутствует удача, считается любимцем богов, и все умные мысли не его собственные, это нему боги нашептали. А раз так, то невредно и послушать волю высших существ. Кажется каким-то бредом? Нет, Александр Македонский и Юлий Цезарь именно так и прожили, получив слепую поддержку войска. Не случайно у каждого римского императора в титуле обязательное слово было: Felix, счастливый.

Пролив здесь довольно широк, стадий двадцать-двадцать пять, а потому мы вышли с вечера, а потом полночи пробирались вдоль поросшего лесом фракийского берега к стоянке ахейцев. Найти их несложно, ведь зарево горящих деревень окрасило темноту летней ночи в багряный цвет. Деревни стоят пустые, люди оттуда ушли и угнали скот. Но ахейцы обязательно пойдут вглубь. Они пришли за добычей, и они ее возьмут.

Я греб вместе со всеми, потому что камень, прилетевший в грудь, не является веской причиной для безделья. Мы раз за разом опускали весла в воду, слушая тихий шелест волн. Спокойно сегодня море, не как вчера, да и ветер малость потише.

Над водной гладью потянуло запахом дыма. Это воины раздувают уголь в горшках, которые прячут под мокрыми кожами со всем возможным тщанием. Если увидят — пиши пропало. Все наши старания будут напрасны.

— Проклятье! — ругнулся Абарис, могучий малый лет двадцати пяти, который на спор поднимал лошадь. Он смотрел через плечо и махал веслом с каким-то яростным остервенением. — Корабли на якоре стоят. Вот дерьмо!

Да, это и впрямь скверно, потому что замысел наш — просто блеск. Подойти ночью вплотную к кораблям, забросать их горшками с углем, а потом сделать ноги. Если хоть один корабль останется на плаву, нас догонят и перетопят как котят. От ахейской монеры (1) на купеческой лохани не уйти нипочем.

— Плывем, — сказал я, и все согласно кивнули. Плывем, конечно, не возвращаться же из-такой мелочи.

Абарис передал весло товарищу, раздул огонь в горшочке и усмехнулся, довольный. Он бросать будет. Знатнейшие воины чуть не передрались за эту честь и теперь завидуют мне самой черной завистью. Еще бы, мальчишка, который пришел на свою первую войну, подвиг совершил, о котором можно по вечерам внукам рассказывать. Поэтому мое участие в этом действии даже не обсуждается. Сижу и гребу молча.

— Арма, прошу, закрой свой глаз! Если закроешь, я принесу тебе в жертву овцу! — прошептал Абарис, подняв лицо к луне, которая, как назло, не хотела прятаться за облаками. Она сияла изо всех сил, даже не думая нам помогать. Наверное, ночному богу тоже стало любопытно, чем все это дело закончится.