Рождение королевы (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 4

На сиденье лежало подбитое мехом покрывало. Пыльное, мех свалялся. А бархат полинял. Но оно было сухим, без дырок и тёплым. А главное, в него можно было завернуться с ногами и головой. Что её величество и сделала.

— Предлагаю вам последовать моему примеру, — предложила она спутнице. — Если конечно вас не смущает вышитый сансорийский герб. Как ваше имя?

— Эмма, ваше величество, — представилась служанка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Эмма? — удивилась необычному имени королева.

— Я с севера, с острова Рунгвотер. Недалеко от старого Эрдиндола небольшое селение. Там я и родилась. И выросла. Для наших мест, у меня обычное имя. — Всё ещё неуверенно, но развёрнуто отвечала женщина.

— У тебя очень правильная речь. Ты обучена грамоте? И почему ты здесь? — пыталась беседой отвлечься от лезущих в голову мыслей королева.

— Дед научил, он сборщиком был. А потом уже без дела сидел. Какие подати с нашего селения? У нас даже кузня почти не работала. — Рассказывала служанка королеве. — А когда просили о помощи, нам говорили, чтобы спрашивали со своего сюзерена. Но как оказалось, это было не самое плохое время.

— Начались совсем тёмные времена? — уточнила королева. — И когда?

— Когда вы вышли замуж за принца, ваше величество. Нас включили в перечень северных провинций. А на севере давно хозяйничают Роттенблад. — С явным сожалением произнесла Эмма. — Когда моя семья совсем не смогла платить положенные сборы, я пошла работать в погашение долга. У нас старые родители, брат привёз тогда себе жену. Молодую и красивую. А я замуж не вышла, не за кого. И побоялась за жену брата. Что потребуют её. Но чем больше я работала, тем больше рос долг. Ведь сборы надо отдавать раз в полгода, меня обеспечивали едой и одеждой. А работа у меня не очень ценная. Меня поставили прачкой.

— И чем же ты так разозлила хозяев? — спросила королева, замолчавшую служанку.

— Леди Одетта потеряла брошь, — замялась служанка. — Она сказала, что оставила её приколотой на ночной рубашке. А рубашку кинула в корзину, в которой вещи приносили мне. Но её там точно не было. Я платка никогда себе не взяла. Очень дорогая вещь, жемчуг и рубины. Я думала, что меня забьют насмерть. Но…

— Отправили умирать медленно, прислуживая опальной королеве, — впервые обозначила своё положение её величество.

И тут королева ощутила, как внутри всё сжимается до болезненного хруста от понимания… Жемчуг и рубины, символ невинности и крови в Лангории. Ещё отцом её мужа был заказан такой гарнитур, состоящий из тиары, колье, броши и серёг. Муж должен был преподнести его ей на утро после брачной ночи. Но эти украшения так и не покинули королевской сокровищницы. По крайней мере, так думала королева до слов Эммы.

Одетта Роттенблад была младшей из троих детей лордов Роттенблад, и единственной девочкой. Леди Одетта была яркой красавицей-блондинкой с глазами цвета чистого летнего неба. И уже несколько лет считалась не только первой красавицей Лангории, но и самой неприступной красавицей королевского двора.

Как оказалось, неприступность Одетты Роттенблад имела весьма веские основания. И смысл интриги, что провернули её мать и брат, становился для Ренерель ясным и очевидным. В том, что её супруг прекрасно осведомлён о делах своего канцлера, её величество не сомневалась. А своего увлечения младшей Роттенблад он и не скрывал. Даже на одном из последних балов он пригласил на танец открытия не жену, как должен был, а Одетту.

— Думаю, что приколол эту брошь к ночной сорочке Одетты тот, кто её подарил. Король. И конечно, потеря такого подарка может привести к весьма печальным последствиям. — Произнесла королева, прикрывая глаза.

Мысли в голове метались золотыми рыбками в фонтанах далекой Сансории. Вот и все ответы на вопросы о собственной судьбе. Как быть и что делать. Похоже, что делать ничего не придётся, так как её, королевы, не будет. А вместе с ней и тех, кого не жалко, но кто может лишнего рассказать.

Размышления под лёгкую качку сменились ожиданием. Ведь не зря же её отправили в путь ночью и даже без видимости охраны. Каждое торможение или прыжок на кочке она воспринимала как начало. Вот-вот распахнëтся дверь повозки, и её казнят без оглашения приговора. Иначе она воспринимать то, что происходит не могла. Но ничего не происходило.

— Да сколько можно! Неужели и капли чести не осталось у моих палачей? Что же так тянут? — думала королева.

Она уже устала ждать, да и качка после событий уже приходящей ночи изматывала. Да и доносящееся размеренное дыхание Эммы заставляло даже немного завидовать. Её величество и сама не заметила, как её сморил сон.

А разбудили её голоса за стенами повозки и яркий солнечный свет, пробивавшийся в повозку сквозь щели.

В одном голосе она узнала Эмму, второй, мужской с хрипотцой, явно принадлежал их вознице.

— Это не та дорога, что ведёт к перевалу! — указывала мужчине отважная Эмма, её величество спорить с ним не рискнула бы.

— Конечно не та, — услышала королева смешок. — На той бы мне вспороли брюхо и выпустили бы кишки, а тебе и твоей хозяйке свернули бы ваши тощенькие птичьи шейки. В конце. А мне такие развлечения не по душе.

— Да неужели? — фыркнула Эмма.

— А то! Как жрать-то с кишками наружу? — решил по своему истолковать вопрос служанки возница.

Глава 5

Королева потёрла глаза и похлопала себя по щекам, чтобы прогнать остатки сна. Завернулась в покрывало так, что оно стало напоминать тогу послов из земель далёкого юга, и вышла из повозки.

— Доброе утро, Эмма. И, конечно, вам…? — её величество выразительно посмотрела на возницу.

— Кроули, Кроули Крофорд, ваше величество. — ответил возница.

— Благодарю за то, что вы приняли решение спасти наши жизни, — улыбнулась королева и, видя удивлённый взгляд каторжника, решила пояснить. — Я пришла к тому же выводу, что и вы, ещё во дворе королевского замка. И если честно, то очень боялась уснуть. Всё ждала нападения. Вы так удивлены, но позвольте, я королева, а не дура.

Возница буркнул что-то, что Ренерель расслышала, как слова сомнения в том, что одно исключает другое.

— Это конечно не трапезная зала, — сказал Кроули, кидая на бревно что-то, вроде свëрнутого одеяла. — Но всё же удобнее, чем стоя или сидя на земле.

— А могу я узнать, где мы, и откуда вся эта роскошь? Не думаю, что канцлер позаботился о том, чтобы нам было чем развести огонь в дороге, нарубить дров или выпить горячего. Не говоря уже о том, чтобы поесть. — Кивнула в сторону котелка с мясной кашей королева, мысленно благодаря маркизу Дорвиль.

Эта старая аристократка доживала свой век в обители, где росла королева, тогда ещё принцесса. Всю жизнь маркиза провела при дворе, она состояла ещё в свите бабушки Ренерель. И видела очень многое, включая бунты и нападения вражеских солдат.

— Запомните, ваше высочество, вы аристократка. Судьба от рождения наделила вас неизменно верным вам оружием. — Учила она маленькую принцессу. — Искренность и вежливость. Будьте вежливы со своими друзьями, и ещё более вежливы со своими врагами. Проявляя уважение к землепашцу, вы поднимаете его к себе, показываете, что понимаете его нужды и заботы, разделяете его страхи и тревоги. Вы не зажравшаяся коронованная дрянь, вы та, кто дни и ночи тратит на заботы о королевстве. А то, что повышаете налоги… Так это у него, простого землепашца, лишь его домишко и надел земли. А у вас всё королевство, где нужны мосты, дороги, хлеб бедствующим провинциям. Вежливость это ваш меч, ваше высочество. А некая доли искренности, это ваш щит.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— И насколько нужно быть искренней и вежливой? — спросила тогда Ренерель.

— В зависимости от положения, в котором вы оказались, принцесса. Чем хуже ваше положение, тем более искренни и вежливы вы должны быть, — ответила ей маркиза.

Королева всегда помнила об этих уроках. Даже сейчас она мысленно усмехнулась. Она уже давно была со всеми вежлива. Вот только искренности не проявляла даже в малом. Оттого сейчас, признавшись в своём беспокойстве, её величество поняла, о чём говорила старая маркиза. Как будто её признание стало лишь первым слоем её щита. А вот поверх легла грубоватая забота Кроули.