Рождение королевы (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 17

Рядом с аптекой очень удачно располагалась остановка. И как раз подошёл автобус, конечной остановкой которого был дом престарелых. Туда, пытаясь справиться с обидой и поехала Надежда Аркадьевна.

В этот раз, виновато, как показалось Надежде Аркадьевне, пряча глаза, дежурная отправила её к заведующей.

— Надежда Аркадьевна, присаживайтесь, — непривычно официально начала заведующая, хотя голос всё равно звучал расстроенно. — Я всё никак не могла собраться вам позвонить, а вы как почувствовали… Вчера вечером Алла Михайловна скончалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Новость оглушила, Надежда Аркадьевна как-то отстранённо, пытаясь осознать смысл сказанного, слушала о похоронах, церемонии прощания и прочих хлопотах.

— Спасибо, — произнесла она. — Честно говоря…

— Не понимаешь ещё, да? — с сочувствием произнесла заведующая, снова отбросив условности. — Сама, как пришибленная. Ты, знаешь, ты поспи. И на прощание приезжай. Займи себя, шарлотки на всех напеки.

— Да, правильно. Надо напечь, она же так её любила, — кивнула Надежда Аркадьевна.

Уже подходя к остановке, она поняла, что зря ушла так рано. До автобуса ещё почти час, а возвращаться обратно, ей показалось неловким.

— Придётся сидеть на остановке, — вздохнула она, чувствуя, как поднимается температура.

Уже почти дойдя до козырька остановки она больно подвернула ногу, да ещё в осенний ботинок попала грязная вода. А резкий порыв ветра почти вырвал из рук зонтик, выгнув его купол в обратную сторону. Что-то треснуло и одна из спиц грустно повисла, демонстрируя вырванный внутренний крючок. Зонтик теперь годился только на то, чтобы его выкинуть. А ведь его купили совсем недавно. Надежда Аркадьевна вместе с Наденькой долго выбирали рисунок.

А именно этот зонтик отличался ото всех. Зелёный цвет фона плавно перетекал в ярко оранжевый, а по краю шёл пояс разноцветных кленовых листьев с одной стороны и подснежников с незабудками с другой. Необычный такой зонтик.

Надежда Аркадьевна доковыляла до скамейки. И заплакала. Было плохо, и больно. Внутри всё раздирало от обиды и одиночества, вдруг снова показавшего свои клыки.

Всплыли сами собой рассказы из детства. О могущественной богине путей и перекрёстков.

— А я как раз на перекрёстке, — почти истерично захохотала уставшая от множества невзгод женщина.

Как в детстве, загадывая желание под бой курантов на новый год, Надежда Аркадьевна закрыла глаза. Слова обращения легко срывались с губ. Она не просила о зле для кого-то другого, и даже не хотела мести своим обидчикам. Просто… Другую жизнь. Открыть глаза, а двадцать лет жизни оказались бы странным и грустным сном.

— Прошу, подари мне шанс на новую жизнь, где я никогда не буду одинокой и никому ненужной, — озвучила она давно зревшую мечту.

Глава 17

Надежда Аркадьевна медленно шла к дому. Болезнь, видно набравшись сил в холоде и сырости, брала своё. Женщину одновременно мучил жар и трясло от озноба. Сил не было, и даже последние несколько метров до подъезда вдруг показались слишком долгими и тяжёлыми.

В её квартире горел свет, и из темноты был хорошо различим силуэт Наденьки с Аркашей на руках, ждущей у окна. Она видимо увидела бредущую Надежду Аркадьевну, потому что когда та вышла из лифта, Наденька уже ждала её у двери.

— Тётя Надя, что случилось? Говорят вы заболели, а вас нет и нет… — зачастила она.

— Ты от меня подальше держись. И правда заразу подцепила, — двусмысленно ответила Надежда Аркадьевна. — Я промокла, переоденусь в сухое и на кухню пойду. Не надо, чтобы ребёнок со мной контактировал.

Но когда минут через десять Надежда Аркадьевна дошла до кухни, в мыслях убеждая себя что нужно съесть хоть что-то и сделать большую кружку молока с мёдом, Наденька хлопотала на кухне.

— Погода на улице мерзость слякучая, а у вас все ботинки насквозь. Один вообще, стельку аж выжимай! — сразу сказала она. — Я грязь смыла и сушиться поставила.

— Куриный суп? — спросила Надежда Аркадьевна, когда Надя поставила перед ней тарелку.

— Да время вам уже домой давно прийти, а всё нет. Я на кафедру позвонила спросила могу ли услышать Надежду Аркадьевну, а мне, мол сегодня вы пораньше ушли и видимо в ближайшие дни вас не будет, потому что заболели, и вообще, будучи студентом ВУЗа нужно уметь читать, тогда бы я знала, когда и до которого времени секретарь кафедры работает. А я даже представиться не успела. Сразу решили, что из учащихся, — рассказала Наденька. — Я поэтому суп и сварила. Не знаю почему, но в голове как правило, раз болеем значит нужен куриный суп. Может до аптеки добежать?

— Спасибо, не надо, — остановила её Надежда Аркадьевна, почему-то не желая говорить о том, что в аптеке уже была. — Иди лучше к сыну.

— Он спит же, — улыбнулась Наденька. — По его режиму часы сверять можно. Теперь только в полдвенадцатого проснётся, есть потребует. А я успокоиться не могу, полдня на нервах.

— А что случилось? — нахмурилась Надежда Аркадьевна.

Рассказ Наденьки частично был Надежде знаком. День у девушки шёл по обычному распорядку. Прибежав домой за час до ухода Надежды Аракадьевны, успев помыть свои подъезды и забрать на разнос почту, середину дня она посвящала прогулкам с ребёнком, если позволяла работа. Друзей или знакомых у неё не было, долгов набрать не успела, поэтому и звонок с незнакомого городского номера взяла не задумываясь, кто бы это мог звонить.

— А это новая жена отца, — вздохнула Наденька. — Мол, где я, да как, вроде в Москву уехала и не звоню. А то отец так болеет, так болеет, что врачи ему говорят, что в Москву надо ехать лечиться.

— А она сопровождать будет? — попыталась сделать вид, что ни о чëм не знает Надежда Аркадьевна. — Когда приедут?

— Надеюсь, что никогда! — вдруг резко ответила всегда мягкая Наденька. — Болезнь у них с отцом одна на двоих. Бутылка называется! А это почву прощупывала, мол, нельзя ли с меня что урвать и поживиться. Долгов понабрали, кто им только эти кредиты надавал. Жаловалась, что их трясут, как липку, денег нет, а и те, что приходят, то счета арестованы. И заболели резко! Я сказала, что сама вон уборщица и посудомойка, живу с ребёнком в закутке, на балконе, но ребёнок капризничает, хозяйка этим сильно недовольна. Мол того и гляди выгонят, приеду тогда к ним. Проживать-то я там имею право. Так она так причитать начала, зачем же я рожала, о чём думала, и что бы держалась за Москву. А ребёнку, чтоб людей не злил можно и снотворного в молоке развести. И пусть спит. У нас-то я вообще никакой работы не найду. Да ещё на ребёнка столько денег уходит. А как же быть и что делать, если я приеду, да не одна, а с ребёнком, там и так… Ой, не хочу говорить.

— Так тут хитрая лиса к зайке в избушку просилась, а зайка сам напрашиваться стал? — отчего-то даже вроде температура спала и запах супа стал на удивление соблазнительным.

— Вы не думайте, — вздохнула Наденька. — Папа очень хороший. Был, пока пить не начал. Он знаете какой рукастый! Любую электрику починить, фундамент или трубу вывести, стëкла вставить. С деревом работать любил. У нас возле дома всегда самые красивые скворечники и кормушки были. А какая голубятня у отца вышла!

— Голубей разводил? — спросила Надежда Аркадьевна, отламывая кусочек хлеба.

— Не то чтобы разводил, любил очень. С детства. А потом запил, ухода никакого, кормить по пьяни забывал. Вот они и улетели. — Пожала плечами Наденька. — Я всё думаю, может хоть голуби его заставили бы себя в руки взять, если бы не улетели. Может времени не хватило. Я иногда замечала с какой грустью он на пустую голубятню смотрит.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Так подари ему парочку, — посоветовала Надежда Аркадьевна. — Может это и правда, единственный шанс. Человеку иногда в большое и хорошо заметное сложно верить, а какая-то мелочь… Я ведь, знаешь, слышала твой разговор. Ты же под козырьком у аптеки разговаривала? Только разговора не поняла.

— А что же вы домой сразу… — осеклась Наденька.

Девушкой она была простоватой, немного наивной, но не глупой.