Пария (ЛП) - Райан Энтони - Страница 8

– Тс-с!

Мои воспоминания прервала резкая боль от брошенной и отскочившей от моего носа ветки, и я сердито уставился на осуждающе-хмурого Конюха.

– Проснись, язычник, – приказал он тихим голосом, но со своей обычной грубоватой прямотой. – Если собрался прикрывать мне спину, так прикрывай, Бич тебя побери.

Я изо всех сил постарался сменить сердитый взгляд на приветливую улыбку, зная, что это раздует его гнев сильнее любого ответа. Конюх, пожалуй, был самым необычным разбойником за все времена Шейвинского леса – ведь другого настолько набожного и преданного приверженца Ковенанта Мучеников я ещё не встречал. Его негодование компанией товарищей-злодеев горело негасимым жарким пламенем, но, кажется, ярче всего оно полыхало в отношении меня, возможно потому, что я никогда не уставал подливать масла в огонь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и пробормотал строчку из писания, которая обычно слетала с его губ, когда я испытывал его терпение.

– Ибо такова судьба истинно верующих: страдать в компании грешников и профанов. Страдание есть очищение в глазах Серафилей. – С этими словами он отвернулся и продолжил своё осторожное продвижение через лес.

Через несколько миль мы присели на ствол упавшего ясеня, чтобы отдохнуть и съесть свои порции солёной свинины. Зима ещё не сжала свою хватку на деревьях, но воздух уже приобретал оттенки прохлады, которая скоро начнёт пробирать до костей. Для парня с моими наклонностями есть много преимуществ жизни в лесу, но погоды среди них нет. Зимы такие холодные, что могут убить, а летом нарождаются тучи комарья и сонмы разных жуков, которые могут свести с ума. Я всегда предпочитал более мягкие, но такие короткие передышки весны и осени.

– Ты слышал когда-нибудь о рыцаре по имени сэр Элберт Болдри? – спросил я Конюха, пока мы ели, тем же тихим шёпотом, каким мы разговаривали на ходу.

– Не изводи меня своим лепетом, язычник, – пробормотал в ответ Конюх. По причинам, которых я никогда не выяснил, Конюх величал титулом «язычник» одного меня. Все остальные для него были всего лишь грешниками.

– Я слышал, он королевский защитник, – беспечно продолжал я. – Подумал, вдруг ваши пути пересекались, когда ты служил солдатом.

Просчитанная колкость, поскольку я знал, что говорить на тему солдатских времён Конюху неприятно. На самом деле я знал об этом только по проповедям, которые он читал сам себе по причине отсутствия другой публики. Чуть ли не каждый вечер он с закрытыми глазами ходил вокруг своего костра, бесконечно цитируя обличительные речи из Свитков мучеников с редкими вкраплениями покаяний за многочисленные грехи, что украшали его жизнь – покаяний, которые не уберегли его от попадания в самую печально известную разбойничью банду Шейвинского леса.

Прошлым летом я видел, как этот человек начисто расколол топориком череп стражнику, нанеся удар без малейшего колебания или цитат из писания. Он был таким же никчёмным и жестоким, как и любой член этой банды, но его вера в собственное спасение никогда не угасала. Я давно пришёл к заключению, что эта вера – всего лишь пламенное убеждение безумца, и прекратил раздумывать об этих несоответствиях, за исключением случаев, когда сам оказывался под прицелом его бредового лицемерия.

Я ожидал очередной краткой отговорки, и потому удивился, когда на лицо Конюха опустилась тень мрачных воспоминаний. Некоторые назвали бы черты его лица красивыми, вот только маниакальный свет, частенько сиявший в его взгляде, обычно сглаживал это впечатление. Впрочем, сейчас он выглядел почти нормальным, и, когда заговорил, в голосе не слышалось обычной прямоты или осуждения.

– Когда я его увидел, он ещё не был королевским защитником, – сказал он. – Всего лишь юный рыцарь на службе у короля Матиса. Но даже тогда вряд ли нашёлся бы боец любого ранга во всех герцогствах, кто мог бы с ним сравниться. Для такого крупного человека двигаться с такой быстротой казалось… неестественным. И некоторые сочли бы греховной ту резню, которую он устроил, пусть и среди бунтовщиков. Но он не радовался этому, как другие рыцари, и не принимал участия в жестокостях, которые они причиняли пленникам. Когда потом мы сложили тела, он с подобающей торжественностью стоял на коленях, пока восходящий возносил прошение. Настоящий рыцарь Ковенанта и Короны.

«Хорошо, что он тебе нравится», – язвительно заметил я про себя, возвращаясь мыслями к разговору Декина и Лорайн. «Может, нам вскоре доведётся с ним встретиться».

– А сэр Алтус Левалль, – сказал я. – Слышал о нём когда-нибудь?

Конюх резко прищурился, и то был ясный знак, что я просчитался. Может, этот человек обезумел, как обезьяна с воспалённым мозгом, но он не был глупцом.

– А с чего такой интерес, язычник? – спросил он, повернув ко мне лицо.

– Слышал, как те кордвайнцы на дороге болтали, – ответил я, пожав плечами и стараясь говорить беззаботно. – Судя по всему, они недавно сражались в битве.

Взгляд Конюха от этих слов не смягчился, так и оставшись подозрительным, поскольку на первый план вышел его инстинкт определять проступки других. Его следующие вопросы могли заставить меня сочинять более сложную ложь. Хоть я и навострился обманывать, но с ним это редко срабатывало. К счастью, меня спас слабый запах дыма, который до наших ноздрей донёс южный ветерок. Мы с Конюхом в унисон моргнули и тут же вскочили, пригнувшись.

На другой от нас стороне маленькой полянки Пекарь и Шнур тоже поднимались на ноги, доставали стрелы из колчанов и наставляли на тетиву. В этой части леса только круглый дурак развёл бы огонь. Мы всё ещё оставались глубоко в пределах признанных границ короля разбойников, и солдаты герцога с шерифами не стали бы вот так выдавать своё присутствие.

Конюх поднял руку, чтобы мы не шевелились, и некоторое время стоял в опустившейся тишине, закрыв глаза и раздувая ноздри. Наконец он открыл глаза и кивнул на северо-запад, где деревья стояли сравнительно реже. Мы встали в обычное построение разведчиков: я позади Конюха, и лучники по флангам. Запах дыма постепенно усиливался, и наконец я увидел его клубы, плывущие вверху над ветками. Потом донеслись голоса. Они звучали тихо и необычно, слова не удавалось разобрать, но они вели нас лучше любого маяка.

Спустя ещё полсотни шагов голоса звучали уже достаточно громко, и я понял, что они говорят на языке, которого я не знал. Озадаченно глянув на Конюха, я увидел, как скисло его лицо, и он одними губами ответил:

– Аскарлийцы.

Он остановился и дёрнул головой в сторону широкого ствола старого тиса в нескольких шагах от нас. Я следом за ним полез вверх, переставляя согнутые руки и ноги с лёгкостью, порождённой годами упорной практики. Лагерь открылся нам, когда мы взобрались футов на двадцать от земли. Я легко различал источник дыма – бледно-серые миазмы испускала в воздух куча сложенных веток. Людей вокруг костра сквозь полог веток и листьев видно было смутно, но я насчитал около дюжины. Двоих разглядел получше, потому что они постоянно ходили в дыму туда-сюда. Тон их голосов говорил о жарком споре, слова сливались в неразборчивую смесь тихих гласных и резких восклицаний.

– Хоть что-то понимаешь из их разговора? – прошептал я Конюху.

– Я не пятнаю себя речью еретиков, – пробормотал он в ответ, осматривая лагерь. – Но это наверняка северные дикари. – Он посмотрел на меня. – Найди Декина. Скажи, у нас тут нарушители.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Перед заходом в лагерь нарушителей Декин приказал его окружить. Двигаясь тихо и с отточенной стремительностью, банда образовала сужающийся круг, который перекрыл все пути отхода. Нарушители не выставили часовых или наблюдателей, и меня подивило их бесхитростное невежество. Они вообще знали, где оказались?

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Спор, который разгорался, пока мы ставили нашу ловушку, резко оборвался при виде появившейся из леса громоздкой фигуры Декина. Лорайн стояла справа от него, Райт слева, а Тодман, которому всегда нравилось оставаться неподалёку от Декина, тащился позади. Я примкнул к остальным, и мы остановились на краю небольшой полянки, где эти чужаки разбили лагерь. Я насчитал двенадцать – восемь мужчин и четыре женщины. Во время набегов в портовые города на побережье я встречал несколько человек из Фьордгельда, самого северного герцогства Альбермайна, отнятого у аскарлийцев предками короля Томаса. Эти люди выглядели так же: все на дюйм-два выше жителей южных герцогств, кожа бледная, а волосы светлые или светло-русые. А ещё все были в доспехах и вооружены, хотя и скверно. На поясах висели секиры и топорики, многие носили кожаные туники, украшенные железными пластинами. Мои глаза отметили множество порезов и пятен на этих туниках, а ещё – насколько их лица перепачканы смесью пота, грязи и крови, характерной для тех, кто пережил жестокое столкновение.