Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 13

Или, может быть, мне просто нужно выбросить это из головы и поговорить об этом с кем-нибудь другим.

Мои пальцы набирают знакомый номер еще до того, как я принимаю сознательное решение позвонить.

Телефон звонит один, два, три раза, прежде чем перенаправляет меня на полную голосовую почту.

Я прищелкиваю языком.

Ну, это бесполезно.

Я набираю новый номер, и на этот раз отвечает звонкий человеческий голос.

— Полицейское управление Седарсвилля, говорит администратор. Если это срочно, пожалуйста, повесьте трубку и позвоните 911. В противном случае, как я могу помочь?

Я сглатываю.

— Э-э, привет. Я хотела спросить, могу ли я поговорить с детективом Миллс. Это Поппи Дэвис. Она должна знать, кто я такая.

Наступает пауза молчания, а затем секретарша тихо говорит:

— К сожалению, детектив Миллс больше не работает в нашем департаменте, но я могу направить вас к другому нашему детективу.

Она этого не видит, но у меня отвисает челюсть.

— Что ты имеешь в виду? Она там больше не работает?

— Нет, мэм.

— Но она работала там на прошлой неделе.

— Да, мэм.

— Я не… Что случилось?

— Это не та информация, которую я могу предоставить, — отвечает она.

— Я не понимаю, — повторяю я. — Всего несколько дней назад она расследовала одно дело. Как она может больше там не работать?

— Как я уже говорила вам, мэм, это не та информация, которую я могу вам предоставить, — говорит она, на этот раз более твердо. — Я рада направить вас к другому из наших детективов.

Я делаю глубокий вдох, а затем использую трюк, который является чисто генетическим.

— Мне очень жаль, — говорю я. — Я действительно не хочу вас беспокоить, просто… — Я добавляю хрипотцу в голос для пущей убедительности. — Детектив Миллс расследовала смерть моего одноклассника, и она заставила меня чувствовать себя так комфортно, разговаривая с ней. Я не знаю, что мне теперь делать… — Я шмыгаю носом. — Но все в порядке. Это не ваша проблема. У вас есть протоколы, я понимаю.

Чувство вины получается немного плаксивее, чем я намеревалась, но оно делает свое дело.

Секретарша вздыхает, затем бормочет:

— Детектив Миллс была уволена за ненадлежащую практику расследования. Это все, что я могу вам сказать. А теперь, если возникнет что-нибудь еще, мне нужно будет направить вас к одному из наших детективов.

— Нет, все в порядке, — уверяю я ее. — Вообще-то, еще кое-что.

— Мэм, я действительно не предполагаю…

— Не могли бы вы просто сказать мне — расследование детектива Миллса в отношении Микки Мейбл еще продолжается? — выпаливаю я. — Пожалуйста.

Еще одна пауза, звук шуршащей бумаги, прежде чем она говорит мне:

— Похоже, это расследование закрыто после увольнения детектива Миллс. Это было признано самоубийством. Все личные вещи покойного возвращены его семье. — Снова шуршание бумаги. — И это все?

— Да, спасибо.

Я вешаю трубку первой, голова у меня кружится, и я так нервничаю, что в конце концов начинаю расхаживать взад-вперед.

Ненадлежащая практика проведения расследований?

Этого не может быть.

Детектив Миллс оба раза была исключительно профессиональной и доброй, когда допрашивала меня. И, кроме семьи Микки, есть еще только один студент Лайонсвуда, с которым, я уверена, она разговаривала.

Моя челюсть сжимается.

Как удобно детектива Миллс увольняют после того, как она вытаскивает Адриан из класса для допроса.

Чертовски удобно.

Он — Эллис.

Его семья регулярно ужинает с американскими сенаторами и иностранными дипломатами. Знаменитости соприкасаются с ними локтями, а не наоборот. Черт возьми, я слышала, что вице-президент каждый год получает рождественское печенье.

Когда они появляются в журналах и новостных статьях, то с восторженной похвалой. Там, где речь идет о семье Эллис, никогда не бывает скандалов или пикантных заголовков о наживке.

Они неприкасаемы.

И детектив Миллс, добиваясь правды, пригрозила этим. Было ли это поводом для слухов, когда она забрала Адриана с занятий, или что-то большее, я не знаю.

Но что бы это ни было, это произошло ценой ее работы.

Мое сердце колотится так громко, что я слышу его у себя в ушах, и я перестаю расхаживать по комнате достаточно долго, чтобы наклониться над своим рабочим креслом.

Может быть, я просто схожу с ума.

Существует явная вероятность того, что ее увольнение не имело никакого отношения к Адриану Эллису, и он всего лишь жертва выбора времени. Может быть, я просто выслушала слишком много теорий заговора Рика за эти годы, и они наконец-то развеялись.

Ты видишь людей. Особенно тех, кто никогда не бывает такими милыми, какими кажется, слова детектива звучат у меня в голове. Это ценные инстинкты, мисс Дэвис. Не сомневайтесь в них.

Я могла бы сидеть здесь до конца ночи, сжимая до белизны костяшки пальцев на стуле и уговаривая себя на логические объяснения, но я начинаю думать, что детектив Миллс была права — и не только в одном.

Интуиция подсказывает мне, что Адриан Эллис виноват как в прекращении, так и в внезапном закрытии дела Микки.

Он что-то скрывает.

Я смотрю на дурацкое приглашение кремового цвета, собирающее пыль на моем столе, и решаю, что потенциала свиной крови недостаточно, чтобы отпугнуть меня от выяснения, что именно это может быть.

Глава восьмая

— Просто, чтобы ты знал, Лок, вступительный взнос составляет две тысячи. Только наличными. Мне все равно, сколько бутылок ”Макаллана» ты мне пообещаешь.

— Кто хочет сделать фотки тела?!

— Кто-нибудь знает, сколько калорий в пачке кока-колы? Я не могу позволить себе нарушать свою диету.

Я не уверена, что когда-либо видела столько пьяных, потных тел, так плотно сбитых в одном месте, но здесь как в банке сардин. И, учитывая огромные размеры комнаты Адриана в общежитии, это достижение.

Ну, комната в общежитии — примерно такой же подходящий термин, как назвать "титаник" лодкой. Я понятия не имела, что они позволяют студентам жить в таких больших помещениях.

Помещение — это вообще подходящее слово?

С таким же успехом это могла бы быть квартира с двумя спальнями.

Вообще-то, я думаю, что здесь есть две спальни.

Конечно, когда каждый лишний дюйм занят другим человеком, трудно оценить большую часть темной эклектичной мебели.

Пока я пробираюсь сквозь толпу студентов, тепло моего тела заставляет платье прилипать к коже. Это то же самое слишком обтягивающее черное платье, которое я надела на всенощное бдение — единственное подобие официального наряда, которое, кажется, есть у меня в шкафу.

Я думала, что пожалела о своем импульсивном решении прийти сюда, когда первокурсница, проверявшая приглашения у двери, окинула меня долгим взглядом и спросила, новенькая ли я — но теперь я действительно сожалею об этом.

Слева от меня играют в покер на раздевание, не обращая внимания на открытые окна в свинцовых переплетах, которые простираются от пола до потолка. Почти каждый игрок раздет догола, и пьян.

Полагаю, Биби Лэндис действительно увеличила грудь прошлым летом.

Справа от меня группа мальчиков-старшеклассников предъявила права на кресла с глубокими сиденьями, расставленные вокруг камина, и, кажется, спорят о том, чья семейная яхта больше, пока они торгуют кубинскими сигарами и виски, стоимость которых превышает годовую зарплату моей матери. Я замечаю бронзовую статуэтку середины века на мраморной каминной полке и на мгновение прикидываю свои шансы незаметно засунуть ее под платье и продать на одном из этих онлайн-аукционов.

Наверное, не очень.

Я лучше украду чей-нибудь "Ролекс".

Кажется, что все остальные предметы мебели заняты — либо командой пловцов, разливающих кока-колу по кофейному столику, либо полуодетой парой (или втроем), наслаждающейся тем кайфом, который струится по их венам.