Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата - Страница 7

И откуда у маленькой девочки могла быть хозяйка, да еще такая могущественная? Почему они прятались ото всех в лесной избушке?

Ему снилась Чуда — хотя, разумеется, у васс не было имен, Даня называл ее так по названию реки Причуды, возле которой они впервые хороводили. Все водные духи одинаково прекрасны, отличить одну прозрачную деву от другой практически невозможно. Легенда гласила, что если человек сможет узнать вассу при новой встрече, то она отдаст ему свое проточное сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Даня узнал.

И получил куда больше, чем сердце — и прохладные объятия тоже, и поцелуи без запаха и вкуса, и ночи, наполненные ласками и водой.

— У тебя что, слюни текут?

Даня вздрогнул и проснулся.

Увидел перед собой круглое детское лицо, преисполненное проказливым любопытством. Пацаненку было лет семь или около того.

— А?

— Поля велела завтракать, — строго сообщил пацаненок, раздуваясь от важности доверенного ему задания.

Даня зевнул.

Нисколечки он не выспался.

Но солнце уже вовсю светило, било в глаза, звало к приключениям.

Семейство пасечника, кажется, уже давно позавтракало, и стол накрыли исключительно для гостей, которые припозднились с пробуждением, — в тени раскидистого каштана.

Статная девушка с такими же черными глазами, как и у пацаненка, принесла кувшин молока, озорно стрельнув в Даню взглядом. Он улыбнулся ей, но не слишком усердно, о вспыльчивом нраве жителей Загорья, то есть, Верхогорья, даже песни слагали. Не хватало еще разозлить пасечника.

Даня собирался жить в мире с окружающими. Ну, хотя бы попробовать для разнообразия.

— Что это? — хлебнув молока, спросил он недоуменно. Слишком густое, плотное, с незнакомым привкусом.

Поля пнула его под столом, чтобы не задавал глупых вопросов. Очевидно, в здешних местах такое молоко считалось обычным делом.

— Яки, — прошипела она ему на ухо и кивнула в сторону холма, где бродило небольшое стадо этих массивных животных.

— Ой, — и Даня торопливо подвинул ей свою кружку.

Виктор Степанович степенно опустился на скамейку напротив них.

— И что же там интересного в Костяном ущелье? — спросил он как бы невзначай, мол не больно-то ему и знать охота, но уши ощутимо навострил.

— Свидание, — ответил Даня весело, запуская ложку в свежайший творог. Тоже слишком густой и тоже с привкусом. Ладно, доводилось пробовать и не такое.

Пасечник так оглушительно расхохотался, что с веток каштана слетело несколько пичуг нервами послабже.

— Что за девушка согласится на свидание в таком диком месте? С шайной милуешься?

— Ха-ха-ха, — меланхолично отозвался Даня, давая знать, что оценил шутку про любовь с духом смерти.

Хотя с чего бы это Чуде взбрело в голову заманивать его в это ущелье, понять было бы неплохо.

— А вам не страшно жить так далеко от людей? — быстро переменил он тему.

— Пасека не терпит суеты, — прогудел Виктор Степанович. — Да и что люди? Одно беспокойство. Слышала, Поля, что наш-то опять учудил?

— Кто не слышал, — флегматично кивнула она. — Доиграетесь вы тут.

— И что ваш князь сделает? Армию к нам отправит? — усмехнулся хозяин.

Поля вздохнула.

— Рейсы опять сократит, как полтора года назад. Останетесь вообще без бензина.

— А он и так присылает такие крохи, что слезы одни. Старейшины ропщут, издевательство же сплошное, а не торговля. Я было сунулся со своим медом, да как цены увидел, так мигом назад телеги развернул. Да я лучше бесплатно раздам!

— И раздадите, — пожала плечами Поля. — И будете жить в своем средневековье, пока договариваться на научитесь.

Даня прислушивался к ним лениво, сосредоточившись на вареной кукурузине.

Политика, чтоб ее. Страшное дело.

— Да с кем договариваться-то? С этим заносчивым Лесовским?

Услышав, с каким презрением пасечник произносит фамилию его кровного отца, Даня еще раз убедился: не стоит щеголять тут родственными связями. А то не ровен час, доведется стать разменной монетой в качестве дополнительного аргумента.

— Я через неделю здесь еще раз поеду, — примирительно сказала Поля. — Привезти чего-нибудь?

— Это надо хозяйку спросить, — переполошился пасечник и поспешил к дому.

— А что их-то учудил? — тут же спросил Даня.

Поля налила себе еще молока.

— Наместник объявил себя князем. Ну, как объявил — попытался, только старейшины быстро дали ему по шапке, однако до папеньки твоего слухи все равно донеслись.

— Не называй его так, — дернулся Даня.

Только сегодня Даня как следует разглядел красоту этих гор. Высунувшись едва не по пояс из окна машины, он не мог удержаться от восхищенных восклицаний. Никогда еще ему не доводилось бывать так высоко над уровнем моря, никогда еще от неподвижного величия застывшей вечности не хотелось орать в полный голос.

Дорога вела вверх по крутым узким серпантинам, порой на подъемах закладывало уши, порой пропасть прилегала прямо к колесам, и автомобиль едва не прижимался к каменным сводам по другую сторону, чтобы не сверзиться вниз.

Чем выше они углублялись, тем холоднее становилось, но Поля по-прежнему оставалась в одной футболке — сосредоточенная, внимательная и молчаливая.

И Даня ведь знал, точно знал, что не надо отвлекать ее от вождения, а все равно не мог не лезть с разговорами. Ему все время казалось, что под ее внешней простоватостью и закрытостью таится что-то невероятно интересное.

— Что ты скажешь князю, когда он спросит, доставила ли ты посылку в Лунноярск? — спросил он, устав наконец бурно восторгаться и растекшись по сиденью.

— А что мне надо ему сказать?

— Что я отправился путешествовать по Верхогорью, например. Тебе не влетит?

— За что? Я водитель, а не тюремщик. Да и как я могла бы удержать тебя?

— Спасибо, — проговорил Даня с чувством, — что тащишься со мной в такую даль.

— Мне нравится, — ответила она.

— Я? — уточнил Даня, сияя глазами и обволакивая ее нежностью голоса.

— Дорога, — ответила она, никак не отреагировав на его ухищрения.

Женщины любили Даню — всегда так было, еще с тех пор, как ему едва исполнилось пятнадцать. А потом еще и усилилось. Он умел очаровать даже духов, что уж говорить о неопытной девчонке из дикого леса.

Но Поля даже не думала начинать волноваться — а ведь Даня и улыбался, и касался ее ненавязчиво, и смотрел проникновенно.

Пора было прибегать к беспроигрышному средству.

— Как ты жила все эти годы, Поля? — спросил он задушевно. — Семья князя нормально к тебе относится?

— Нормально.

М-да. Поговорили по душам.

— Мне было пять лет, когда пришлось покинуть Первогорск, — история про несчастное детство никого никогда не оставляла равнодушным. — Знаешь этот старый горский обычай обменных детей? Если по твоей вине погибает чужой ребенок, то ты отдаешь своего. Если же родной ребенок еще не родился, то ты отдашь его после того, как он появится на свет. Или внука. Или племянника. Или брата. Даже князь не может быть выше традиций, особенно — князь. Но я был всего лишь маленьким мальчиком, который не понимал, почему вдруг вместо своих родителей приходится называть мамой и папой чужих людей. Моя новая семья… скорбела. Первый год на меня смотрели едва не с ненавистью. Нет, они не обижали меня, ничего такого. Просто оплакивали родного сына и никак не могли принять другого. Но старались, как могли. Только дети ведь чувствуют, когда их не любят.

— Передай, пожалуйста, воду, — небрежно попросила Поля прямо посреди наполненной печалью паузы.

Даня раздраженно открутил крышку, передал ей термос.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— А ты? — зашел он с другой стороны. — Скучаешь по бабушке?

— Нет, — ответила она сразу.

— Ты боялась ее?

— Просто такое ощущение, что она недалеко ушла. Болтается где-то внутри меня.

— А?

Даня слышал, конечно, истории об одержимости, кто не слышал! Иногда мертвые вселяются в живых, и тогда пиши пропало. Попробуй-ка изгони духа из человека, не навредив.