Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи - Страница 66

– И тогда вместо того, чтобы работать головой, мне придется иметь дело со слабоумными чудаками, которые будут набиваться в мой офис, как селедки в бочку. Всякий раз, когда я буду приходить туда, мне придется разыскивать тебя в этой толпе, крича: «Исиока, где ты?» Может быть, ты еще не понял, но мне нравится моя нынешняя жизнь. По крайней мере, сегодня мне никто не пудрит мозги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как я живу сейчас? На завтра работы не намечается – сплю сколько хочу. Могу расслабиться, читать в пижаме газету. Трачу время только на то, что мне интересно, выхожу из дома, когда есть работа, которая меня устраивает. Не нравится мне кто-то – так и говорю. Белое – белое, черное – черное, и я могу сказать об этом любому. Это мое достояние. Мне такая жизнь очень нравится, хотя, по выражению некоторых блюстителей порядка, я люмпен, и никто не захочет иметь со мной дела. А станет скучно, одиноко – у меня всегда есть ты.

В груди у меня вдруг потеплело. «Вот как он обо мне думает! Я должен что-то сделать в знак нашей дружбы». Улыбаясь в душе, я попытался быть серьезным:

– Знаешь что? Я собираюсь написать обо всем, что было, и отнести что получится в издательство. Книгу хочу написать. Только ты не удивляйся.

Митараи скорчил физиономию, как человек, столкнувшийся темной ночью на узкой дорожке с женой, которая сбежала от него давным-давно. Видно было, что он совсем не расположен говорить на эту тему.

– Брось шутить! Сейчас не время!

– Я не знаю, понравится издателям или нет, но многим это будет интересно. Уверен.

– Я все готов от тебя вытерпеть, – серьезно проговорил Митараи, – но только не это. Не надо ничего писать.

– Но почему?

– Я тебе уже объяснял. Есть и другие причины.

– Какие? Скажи.

– Мне не хочется.

Если я что-то напишу, первым, кто это прочитает, будет Эмото. Он так помог нам в Киото… А последним – Митараи. У меня по работе есть много знакомых в издательствах. Всегда могу дать им почитать свой опус.

– Ты представить не можешь, с каким трепетом я всякий раз жду вопроса: «А какими иероглифами пишется ваша фамилия?..» – по-стариковски завалившись на диван, слабым голосом проговорил Митараи. – Ты и меня собираешься вставить в свою книжку?

– А как же! Ведь таких уникумов, как ты, больше нет. Кульминационная фигура.

– Тогда уж придумай мне более подходящую фамилию. Цукикагэхоси…[71] Или что-нибудь в этом роде.

– Нет проблем. Такую хитрость я могу себе позволить, – рассмеялся я.

– Магия астролога…

Однако скоро выяснилось, что это дело для нас еще не закончено. Впереди было еще одно событие, которого мы не ожидали.

Таэко Судо все-таки оставила Митараи прощальное послание. Мы узнали об этом, когда получили копию ее письма спустя полгода из рук… кого бы вы думали? Инспектора Такэгоси!

Как-то в октябре, после обеда, в дверь офиса Митараи кто-то робко постучал. «Войдите!» – отозвался мой друг, не поднимаясь с места, но посетитель, похоже, его не услышал. Митараи сидел далеко от двери и пробурчал свое «войдите!» в пол. После паузы снова раздался стук, неуверенный, словно за дверью стояла женщина, не решавшаяся войти.

– Открыто же! – повысил голос Митараи.

Дверь медленно отворилась и на пороге возникла уже знакомая нам крупная фигура.

– О! Сколько лет, сколько зим! – Митараи вскочил со стула, будто увидел старого друга, с которым расстался лет десять назад. – Какой редкий гость! Исиока-кун, налей нам чайку, пожалуйста.

– Спасибо, не беспокойтесь. Я вас не задержу. – С этими словами мужчина извлек из портфеля большой конверт и протянул его Митараи. – Вот, хотел вам передать… Извините, что так затянули… Правда, это копия… оригинал вам отдать не можем, это важное документальное свидетельство. И вы знаете… понадобилось время, чтобы понять, кому оно предназначено…

Мы никак не могли взять в голову, о чем он толкует.

– Ну вот, передал… – завершил инспектор Такэгоси и повернулся через плечо, показав нам широкую спину.

– Уже уходите? Как же так? Может, поговорим? Столько всего накопилось…

Митараи не скрывал сарказма, но Такэгоси-младший никак не реагировал на его колкости. Он уже вышел в общий коридор и потянул было за ручку, чтобы закрыть за собой дверь, но в последний момент остановился, снова распахнул дверь и сделал шаг в прихожую.

– Я должен это сказать, – пробормотал он, глядя нам под ноги, и, выжимая из себя каждое слово, продолжил: – Я вам очень благодарен. Думаю, и отец тоже. От его имени хочу поблагодарить вас. Спасибо. Я тогда наговорил вам всякого… Извините. Я пошел.

Такэгоси-младший быстро, но аккуратно, без стука, закрыл за собой дверь. За все время он ни разу не взглянул нам в глаза.

– Хм-м… Может, он не такой уж плохой парень, – криво усмехнулся Митараи.

– Пожалуй, – ответил я. – Думаю, он многому у тебя научился.

– Да уж, – согласился мой друг. – По крайней мере, теперь знает, что надо в дверь стучаться.

В конверте, переданном инспектором, оказалось письмо Таэко Судо. Я хочу закончить эту историю, прояснив все оставшиеся детали. Для этого приведу ее письмо целиком.

Эпилог

Голос Азот

Пятница, 13 апреля 1979 г.

Молодому человеку, с которым мы повстречались в Арасияме

Я ждала Вас очень долго. Наверное, это звучит странно, но я не знаю, как выразиться по-другому.

Я вообще стала чудная и прекрасно это понимаю. Естественное состояние для женщины, совершившей такое злодеяние, – и все же в охватившей меня тревоге много непонятного.

С тех пор как я переехала в любимый матерью Киото, мне чуть ли не каждую ночь снился ужасный человек, мужчина. Он возникал словно ниоткуда, начинал ругать меня на чем свет стоит, хватал за руку и волок через улицу в тюрьму. И я поневоле возвращалась в те времена. Ужасное чувство доводило меня до дрожи в коленях. Но, несмотря ни на что, я ждала этой встречи.

В реальности передо мной предстал совсем молодой человек, очень приятный. Он не задал ни одного вопроса о том деле, за что я ему глубоко признательна. Я взялась за перо только за тем, чтобы выразить этому человеку свою благодарность.

Благодаря Вашему такту правда об этом деле, взбудоражившем общество, могла бы остаться неизвестной. Но в своей жизни я не сделала ничего хорошего, поэтому хочу объяснить, как все произошло, и принести покаяние.

Жизнь в доме Умэдзава в компании мачехи Масако и ее дочек стала для меня сущим адом. Несмотря на тяжесть совершенных мною преступлений, я никогда по-настоящему не раскаивалась в содеянном. Я была согласна жить где угодно, как угодно тяжело, лишь бы не в их доме. В общем, так и получилось, и вот я дожила до сегодняшнего дня. Хватило наглости.

Мне исполнился всего год, когда отец бросил маму. Она очень хотела, чтобы я осталась с ней, умоляла со слезами, но отец не позволил, сказал: «Куда тебе с таким здоровьем!» Но если у мамы было плохое здоровье, как он посмел бросить ее, запихать в табачную лавку?

Меня воспитывала мачеха. Как же мне от нее доставалось! Я много пишу о мачехе, слишком оправдываюсь, но ведь она мне никогда ничего не покупала, жалела даже мелочь на карманные расходы. Все – игрушки, одежда – было пользованное и ношеное, достававшееся мне от Томоко и Акико.

С Юкико мы вместе ходили в школу. Я была на класс старше и всегда заливалась краской, когда люди говорили, что мы сестры. Юкико щеголяла в новенькой, с иголочки, одежде; мне же приходилось донашивать обноски. Я не хотела быть хуже Юкико и так взялась за учебу, что обошла ее по всем предметам. Чего только не придумывали мои родственницы, чтобы помешать мне заниматься!

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Я и сейчас толком не могу понять, почему мачеха не отправила меня к маме в Хоя. Может, боялась слухов, которые пошли бы по соседям, или не хотела лишиться бесплатной уборщицы… С малых лет на мне лежало много обязанностей по дому, и всякий раз, когда я просила отпустить меня жить к маме, получала отказ. Причины находились всегда. Ни соседи (с которыми Умэдзава не сближались), ни мои школьные подруги ничего не замечали. Никто и понятия не имел, что творилось за забором, отгораживавшим наш дом от окружающего мира.