Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи - Страница 49

Но одновременно я и волновался за него. Что сказали бы домашние, увидев, как он себя не жалеет? Раз человек так работает, значит, скорее всего, ему неведома невралгия и он хорошо спит по ночам. Но что, если у него на работе случится сердечный приступ? Может, все-таки не стоит так напрягаться?

И все же это замечательно. Лучше, наверное, умереть, сжимая в руке веревку пантографа, чем превратиться в немощного старика, обузу для детей и внуков. Думаю, любой мужчина предпочел бы такую смерть. Я вспомнил, как Сюсай Ёсида говорил, что завидует своему другу, работающему в Мэйдзи-мура. С ним трудно не согласиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сойдя с трамвая, я прошел железнодорожные мастерские Симбаси, стекольную фабрику Министерства промышленности, которую перевезли из Синагавы, и оказался перед зданием почты. Вот оно! Почтовое отделение Удзи Ямада! Я еле сдержался, чтобы не пуститься бегом.

Поднявшись на несколько каменных ступенек, отделявших улицу от входа, я очутился внутри. Под ногами был пол из светлого, будто полированного или смазанного маслом дерева. Сердце громко забилось.

В помещении ни души, из высоких окон на пол лился свет послеполуденного солнца, в его лучах танцевали пылинки.

Я сразу увидел фигуру разносчика почты. Дальше стоял первый в Японии почтовый ящик, за ним выстроились в ряд другие ящики. В самом конце помещался ящик на красном столбике. Такие я уже помнил. Тут же стояли почтальоны в форменной одежде разного времени. А где же Азот?! Я жадно искал глазами ее фигуру.

Вот она! Я не сразу ее заметил из-за яркого солнечного света, заливавшего помещение. В темном углу стояла женская фигура в кимоно, прямые черные волосы свисали на лоб.

Неужели это Азот?!

С трепетом, словно ребенок, боящийся темноты, я приблизился.

Красное кимоно. Девушка просто стояла, опустив руки вдоль туловища. На волосах и плечах я заметил тонкий слой пыли. В этом было что-то жуткое, намек на события сорокалетней давности. Выглядывавшие из-под челки стеклянные глаза, глубокие как ямы, пусто смотрели на меня. Она совершенно не походила на девушку из моего сна.

Вспомнился фильм об обитателях морского дна, который я видел в детстве, и поразившие меня тогда глаза акулы, неожиданно вынырнувшие из мрака в луче фонаря.

Мне вдруг показалось, что, кроме меня, в этом огромном парке никого нет и я остался один на один с этой куклой (или кто она там!). У меня появилось предчувствие, что окружавшая меня со всех сторон тишина вот-вот трансформируется в такой же всеохватывающий страх.

Надо собрать все мужество, подумал я и облокотился об ограждение, чтобы рассмотреть фигуру поближе. Вытянул шею. Тело словно одеревенело – мне показалось, что стоящее передо мной нечто сейчас шевельнется.

Я вытягивал шею все дальше, и все равно между мной и фигурой девушки оставалось еще метра полтора-два. Мне показалось, что я вижу вокруг ее глаз мелкие морщинки. Но глаза у нее стеклянные. Совершенно точно. Руки?.. Нет, это не человеческие руки. Отсюда как следует не разглядишь, но все равно они какие-то ненастоящие. Как у куклы. А вот лицо…

Что с лицом? Эти маленькие морщинки?!

Ничего не видно. Я обернулся на дверь. Никого. Но только я занес ногу, чтобы перелезть через ограждение, как услышал стук, от которого сердце чуть не ушло в пятки. Уборщица! В руках у нее были щетка и металлический совок-ящичек на длинной ручке. Это им она громыхала, так испугав меня.

Женщина начала уборку. Смела в кучку окурки, мелкие камешки, со стуком пододвинула к ней совок…

Мне ничего не оставалось, как выйти наружу. Конечно, зайду сюда еще, думал я, нетвердой походкой спускаясь с холма.

Слева показался киоск, где торговали всякой снедью. Неожиданно я почувствовал, что страшно проголодался. Столовых и кафе в Мэйдзи-мура нет. У главного входа я видел какой-то ресторанчик, но чтобы туда пойти, надо было выходить из парка. Пришлось довольствовать хлебом и молоком, купленными в киоске. Я устроился на скамейке, откуда был виден центральный вход отеля «Империал». Скамейка стояла у моста, который раньше находился в Токио и соединял берега реки Сумидагава.

Я сидел в самом дальнем конце Мэйдзи-мура. Здесь обычно осмотр заканчивался, и посетители поворачивали к выходу. Через пруд был перекинут двухарочный мост, напоминавший своей формой очки. По пруду плавали белые лебеди. Было тихо и спокойно, вокруг ни души. Вдруг над деревьями показалось облачко то ли дыма, то ли пара. Через минуту на мосту, переброшенном через глубокий овраг, показался паровой локомотив, тянувший за собой три вагона.

С точки зрения здравого смысла эта кукла не могла быть Азот. Ее выставили в почтовом отделении на глазах у большого количества людей, везли откуда-то, проверяли… Нужно все узнать: откуда привезли куклу, где и кто ее сделал, а потом уже отрицать возможности. Если выяснится, что ее никак не могли подменить во время транспортировки, тогда об этой кукле можно забыть.

Я встал со скамейки и снова направился к почтовому отделению. Если уборщица ушла, можно будет перелезть через ограждение и рассмотреть куклу поближе. Однако меня ждало разочарование. На этот раз в помещении почты оказалось несколько посетителей, и на подходе я увидел еще людей. Ничего не получится.

Я бросил взгляд на куклу, и мне показалось, что она пристально смотрит на меня через плечо одного из посетителей.

Выйдя из здания почты, я сразу, не глядя по сторонам, поспешил к 7-му полицейскому участку. На площади перед ним Хатиро Умэда подметал щеткой каменные плиты. Школьницы, которые с ним фотографировались, с криками «до свидания» двинулись к выходу. Умэда ответил им тем же и шутливо отдал честь. Чувствовалось, что он хорошо освоился в роли полицейского, которую играл весьма умело. (Хотя, если подумать, мне не доводилось видеть полицейских, отдававших честь простым смертным.)

Подойдя ближе, я отметил про себя, что у Умэды спокойное приветливое лицо, и он производит впечатление человека, с которым легко разговаривать. Поэтому я без опаски обратился к нему:

– Извините, вы Хатиро Умэда?

– Точно.

Судя по тому, что Умэда не удивился, услышав свое имя из уст незнакомца, он считал себя в Мэйдзи-мура личностью известной.

– Мне о вас рассказал Ёсида-сан. Моя фамилия Исиока. Я приехал из Токио.

При упоминании имени Ёсиды на лице Хатиро Умэды промелькнуло удивление. Сначала дочь Ясукавы, потом Сюсай Ёсида, теперь Умэда… В третий раз я начал пересказывать одну и ту же историю, напоминая себе продавца, рекламирующего свой товар.

Не выпуская щетки из рук, Умэда, поддакивая, слушал мой рассказа какое-то время и наконец предложил мне пройти в полицейскую будку. Усадив меня на стул, сам устроился на сером офисном кресле на колесиках и заговорил:

– Так вот вы о ком… Ясукава… Как его звали? Тот самый пьющий старичок… Ну как же, помню, конечно. Но он уже умер. Надо было ему сюда приехать, он бы здесь еще пожил… А что? Воздух чистый, простор, продукты замечательные. Ему бы тут понравилось, а если б еще выпивать разрешали, то вообще рай.

Как вам моя форма? С детства о такой мечтал. Мне страшно нравилась форма, а если еще саблю прицепить, то вообще слов нет. Ради этого я был готов на все, пусть даже только ради рекламы. Поэтому я по-настоящему загорелся, когда мне предложили здесь работать. Можно было вагоновожатым, кондуктором, но я упросил, чтобы меня назначили полицейским.

Слушая Умэду, я не мог избавиться от чувства разочарования. Он не производил впечатления умного человека. Его восторги по поводу полицейской формы… Вряд ли это игра; скорее всего, он говорил искренно. Добрый, жизнерадостный человек, но – да простят меня за такие слова – судя по его интеллектуальному уровню, трудно поверить, что он мог спланировать целую серию кровавых убийств и хладнокровно их совершить. И потом, он слишком молод, ему не дашь и шестидесяти. Или здешние условия его так омолодили?

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Я спросил, слышал ли он такое имя – Хэйкити Умэдзава.