Дайсё-ян. Книга первая (СИ) - Константин Лер - Страница 24

«Не ту вы взялись охранять. Обломитесь!» – со злостью думаю я, делая шаг вперёд.

Не обращая внимания на резкую, режущую боль в ступнях, подхожу к девушке, беру за руку, тяну к себе. Она не сопротивляется, встаёт. Мой черёд утешать.

Прижимаю рыдающую девушку к себе, глажу по голове. По её невероятным, густым волосам.

«Нет, она не стерва. И не бесчувственная. Она, просто, совсем одинокая, в этом холодном мире. Как и я. И «продуть» может так, что перестанешь чувствовать не только окружающих, но и себя»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Стоим, обнимаемся. Маша, похоже, выплакав все свои слёзы, судя по промокшему плечу моего халата, успокаивается. Она отстраняется от меня и тут же ойкает, замечая что–то на полу.

– Серёж, у тебя кровь идёт. Ты на осколках стоишь!

«Как будто я не знаю» – мысленно отвечаю ей, а сам, делаю шаг назад, желая поскорее выбраться из этой пыточной. Необдуманный шаг.

Поскальзываюсь на собственной крови и теряю равновесие, опрокидываясь на спину. Мои руки, непроизвольно, в попытке удержаться, хватают ближайшее, что попадается на их пути. Этим ближайшим, оказывается надетый на Машу халат. К сожалению, этого явно недостаточно, чтобы избежать падения, и я увлекаю девушку за собой.

Валюсь первым. К счастью, успеваю опустить голову, и страдает только мой копчик. Сверху, на меня заваливается девушка, а на неё, словно в замедленной съёмке, опрокидывается штатив капельницы, с которым мы, на этот вечер, неразлучно связаны.

– Ай! – восклицает Маша, когда ей в затылок, незаслуженно «прилетает» металлическим предметом.

«Подобное, когда–то уже происходило» – проносится в голове нелепая, для данного случая, мысль. – «Дежавю какое–то»

Внезапно, меня накрывает приступ смеха. Выворачиваюсь из под, неспешащей слезать с мягкой ЮнМи, девушки, обхватываю, поджатые к животу, колени руками и захожусь в диком хохоте.

Сидим на террасе. Стеклянные осколки уже убраны с пола, для чего Мария воспользовалась своей тапочкой, тщательно сметя их в угол, а перед девушкой, на столе стоит новый бокал. На этот раз, располагаюсь напротив Маши, а свои ноги кладу на её колени.

Маша меня врачует. Поливая ступни вином, прямо из бутылки, она осторожно извлекает впившиеся в плоть кусочки стекла. Тихо ойкаю на каждое её прикосновение, и непроизвольно дрыгаю ногой.

Наконец, девушка заканчивает болезненную процедуру, и приступает, непосредственно, к лечению. Чувствую щекотку в заживляемых ступнях, но сдерживаю позыв вырваться из Машиных рук. Терплю.

Через пять минут девушка открывает глаза и, вылив на ступни остатки вина, из бутылки, внимательно осматривает мои конечности.

– Всё в порядке. – констатирует Маша. – Жить будешь.

– А что, были сомнения? – напустив в голос скепсиса, любопытствую я.

– Неа, – беззаботно отвечает девушка, – но твои пятки, теперь, на вес золота.

– Не продам! – «грозным» голосом заявляю я, и убираю ноги с её колен. – Подожду, когда в цене поднимутся.

Смеёмся.

О произошедшем мы больше не говорим. Слёзы девушки и мой истерический, вызванный откатом, смех, сказали за нас двоих. Больше, чем тысяча произнесённых слов. Сидим, наслаждаемся вечером, вином и компанией друг друга.

Нам привозят еду, и я впервые вижу в этом доме кого–то, из обслуживающего персонала. Кроме охранника, разумеется. У того другие функции.

Наверно, ужин на двоих не поместился в кухонный лифт, поэтому, его подают на сервировочной тележке, которую, на террасу закатывает, одетая в униформу, женщина средних лет. С невозмутимым видом, не обращая внимания на кроваво–винную лужу у нас под ногами, женщина переставляет основные блюда на наш стол. Остальное, оставляет на тележке.

– Госпожа Лёр, мне пригласить уборщицу? – задаёт она дежурную фразу. Видимо, устроенный Машей потоп, её, всё же, напрягает.

– Благодарю, Роза, – отвечает ей девушка. Мы справимся сами.

Женщина желает нам приятного аппетита и бесшумно уходит. Маша встаёт и следует за ней, в свою комнату.

«Переодеваться и мыть руки» – догадываюсь я, когда обращаю внимание на пятна крови на её халате и руках. – «Снова, моей. Блин»

Девушка возвращается минут через десять, одетая, на этот раз, в просторную, длинную, чёрную футболку. В её руке – тряпка, ещё сегодня утром, бывшая белым платьем. Она кидает эту тряпку в лужу, встаёт на колени и вытирает ею пол. Потом, поднимается, ногой отшвыривает тряпку в угол террасы, вдогонку к осколкам, и садится на своё место. Пододвигаемся к столу и молча приступаем к трапезе.

Ужин не отличается изысками, как мне представлялось. Никакой ресторанной подачи блюд, никаких кулинарных шедевров. Всё, скорее, по–домашнему. По богатому домашнему.

Маша берёт себе пасту с какими–то морепродуктами, я же, налегаю на свиную поджарку в сливочном соусе с овощным гарниром. Запиваем всё это великолепие предпоследней бутылкой вина, к которому подали фрукты, большую, сырную тарелку и мидии! С сомнением поглядываю на закусь, ибо затолкать в себя столько еды, и оставить место для чего–то ещё не представляется возможным.

– Чем думаешь заниматься, когда покончим с этой котовасией? – спрашивает меня девушка, когда я, набив желудок, отодвигаюсь от стола и с бокалом в руке удобно устраиваюсь в шезлонге. Маша, в отличие от меня, чревоугодием не страдает, поэтому, немного поклевав свою порцию, выбывает первой. Сейчас, она, закончив отпивать из своего бокала, с любопытством на меня поглядывает в ожидании ответа.

Задумываюсь.

Всё то, о чём я размышлял, остаётся в силе. Мне нужно ставить голос, восстанавливать утраченные, за время, проведённое в заключении, навыки игры на синтезаторе и подвижность телу. Нужны деньги. Банально, на одежду и какие–нибудь развлечения. По жилью и еде всё ещё рассчитываю на щедрость хозяйки. Дальше, если я планирую исполнять Майкла Джексона – это ещё и «вижуал». Нужно будет снимать клип, ну и концерт организовать недёшево. Потом, мне нужна ЁнЭ. Можно было бы найти нового менеджера здесь, в том числе из–за банального английского, на котором, тут разговаривают поголовно. Но, уж больно я к ней привык. Родных как–нибудь вывезти надо. Что там ещё? Суды? Нужно заняться своими исками, в отношении агентства. Нельзя игнорировать факт воровства, да и все права на использование моих композиций отозвать не помешает. «Миллион дел!» – как однажды выразилась Маша. – «Или, дел на миллион? Пф–ф!»

– Когда покончим с этой «котовасией», – говорю я девушке, обводя рукой стол с едой, – планирую завалиться спать. А завтра, продолжить с того места, на котором мы остановились сегодня. – делаю паузу, и продолжаю. – Больница и миграционка. Всё остальное – это далёкое, предалёкое будущее которое, невероятно туманно и малопредсказуемо.

– Хорошо, – с серьёзным выражением на лице, говорит мне Маша, – я поняла. Когда мы закончим с текучкой, спрошу тебя ещё раз. Но, мне от тебя будет нужна конкретика, иначе, я сама решу, что нам делать дальше.

– Да деньги мне нужны, Машуль, деньги! – выдыхая, произношу я. Это краеугольный камень любого моего начинания, в этой стране. Без них мне никуда не сунуться. Даже, одежду себе не купить.

«Машуль» хмурится, и очень спокойным, но не очень тёплым голосом произносит:

– Серёж, прости, что не предупредила сразу. Исправляю. Прошу, никогда не обращайся ко мне никакими игривыми именами, вроде «Машуль и Машка». Только, Мария или Маша. Ещё, пойдёт Рия или Риша. И никак иначе. Никогда, - ледяным шёпотом заканчивает девушка, для усиления эффекта, повторно подчёркивая всю серьёзность сказанного ею.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Смотрю в её изумрудные глаза, и понимаю, что она не шутит. От слова «совсем». У всех есть тараканы в голове, в том числе, и у меня их хватает. Кому–то не нравится пить кофе из мелкой посуды, кого–то раздражает, когда громко перемешивают ложечкой сахар в чашке. Кого–то – коверканье собственного имени… Игнорировать сей факт, продолжая играть на нервах девушки, будет очень глупо с моей стороны. Глупо и опрометчиво.