Невеста инопланетянина (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 8

Чтобы не скучать в машине, ожидая мать, Кир слушал службу в храме. Встав в уголке недалеко от входа, он наблюдал за верующими и священником, но это скоро надоело. Расслабившись, он думал о Карине — это куда приятней. Он вспоминал ее глаза, лицо, точеную фигурку — и сердце наполнялось сладким чувством. Во время репетиции и после, когда Кир провожал девушку к дому, он попытался разузнать о ней побольше. Карина и не слишком-то таилась, как видно, записав его в приятели. Так Кир узнал, что по отцу она армянка, поэтому Карина Айковна. А вот фамилия от матери — Клинцевич. Из-за чего так получилось, Кир расспрашивать не стал — неловко, но сообразил, что родители Карины, скорей всего, расстались. В художественной самодеятельности Карина участвовала в школе, затем — в училище. Любит петь и танцевать, вдобавок — физкультурница. У нее есть лыжи, на которых Карина ходит, когда есть время. А в ФАПе она махала ножками над спинкой стула, разминаясь после того, как день сидела. Кир вспомнил эти ножки и вновь почувствовал, как в сердце потеплело. Какая же она красивая! Вдобавок — умная, веселая, живая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Влюбился что ли?» — думал Кир, сам поражаясь этим чувствам. Старый медик, сидевший в юном теле, был удивлен, поскольку ранее считал, что на такое не способен — у него все отгорело и покрылось пеплом. Но сущность настоящего Чернухи, погибшего и воскрешенного под дубом, бунтовала, не соглашаясь с циником-врачом. Как видно, личность Константина не исчезла полностью со смертью и проявлялась так. Ведь сохранилась его память, пускай не полностью? Скорей всего, что их сознания слились в единое, и вот сейчас в нем проявлялся Константин Чернуха, а не Кир Тайгер, медик-инженер второго ранга, и в прошлом — врач штурмового батальона войск Республики из Обитаемых миров.

Сопротивляться этим чувствам Кир не стал — зачем? Они приятны. А дальше — как получится… Тем временем закончилась литургия, и верующие, исповедавшись и причастившись, покидали церковь и с ними — мать.

— Хатя бы крест пацелавав, — сказала сыну за дверями храма.

— Не гигиенично, — отозвался Кир. — Его тут многие лизали.

— Тьфу на цябе! — мать чуть не плюнула. — Безбожник!

Кир засмеялся.

— Домой с безбожником поедешь? — спросил. — Или пойдешь пешком?

— Паеду! — мать мотнула головой. — Саседок тоже завязём.

Соседок в «запорожец» набилось три, и все они прекрасно разместились сзади. Прав оказался Саша — хорошая машина. Неказистая с виду, но внутри просторная. Хотя, чтоб влезть на заднее сиденье, кому-то на передних нужно выйти из машины — дверей ведь только две. Еще багажник никакой, к тому же спереди. В таком картошку не повозишь. Хотя куда ее возить? Она растет на огороде возле дома и потребляется на месте.

Соседки радовались — их свозили в церковь и привезли обратно в Заболотье, поэтому по пути благодарили мать и Кира.

— Сын у тябе, Сяменовна, таки разумны! — заметила одна. — Письменник, доктар, к людзям чулы.[1] Купив машину, но не загардився — вось нас падвез. Яму бы девку добрую прыдбаць.[2] Пляменница ёсць у мяне. Ох, гожая![3] Хочашь — свяду их.

— Яму жаницца рана, — отказала мать. — Хай инстытут законча.

— Ты хочашь, каб яго жане дастався муж с образованием, машыной, а, можа, и с кватэрой в Минску? Ня много ль счасця?

— Дык и мой сын абы каго не возьме, — мать хмыкнула. — Такую ж сабе знайдзе.

На том их разговор закончился. Соседка замолчала и про племянницу не вспоминала больше. В деревне пассажирки выгрузились, поблагодарили Кира и разошлись. Но мать не успокоилась.

— Пляменницу сваю хатела сватать, — возмутилась уже в доме. — Я бачыла яе — карова! Дурная як два бота![4] Восемь классов закончыла на тройки и в вучылища пашла. Каму такая нада?

— Я тоже из училища, — заметил Кир.

— Так ты глуханямы быв, — возразила мать. — Куды такому в инстытут? Як слышаць став, так и адразу паступив. Ты у мяне разумны. Письменник, людзям спины лечыш. И прыгожы. Ишь захотели! Вось им!

Она скрутила фигу. Кир засмеялся и возражать не стал. Мать им гордилась. Считает, что племянница соседки ему не пара — и ладно. Кир на нее не претендует.

Узнав, что сын выступает на концерте в клубе, мать захотела посмотреть. 8 марта Кир отвез ее в Октябрьское. Утром он поздравил мать с праздником, вручил подарок — расписную шаль-платок из шерсти с люрексом. Он приобрел ее заранее, еще до переезда в Заболотье, и хранил как раз на этот случай.

— Прыгожая якая! — мать бережно погладила шаль, любуясь переливом вплетенных в нее нитей из металлической фольги. — И теплая. Насить яе ня буду, ты в ёй мяне и пахаронишь.

— Тьфу на тебя! — Кир разозлился. — Какие похороны? Пока до них дойдет, ты десять таких шалей сносишь. А, может, двадцать. Надевай, не то обижусь.

Мать подчинилась, как показалось Киру, с удовольствием. В шали он и отвез в Октябрьское. А дальше был концерт, так удивший Кира реакцией зрителей. Душевно аплодировали всем самодеятельным артистам. Даже, когда один из школьников запнулся, забыв свое четверостишие, ему похлопали, причем с улыбками. И только позже Кир сообразил: здесь публика, не избалованная зрелищами. Это, во-первых. А, во-вторых, перед ними выступали их дети и односельчане — ну как таких не поощрить? Свои же! И Константин Чернуха тоже свой.

Он спел две песни: «Sway», еще одну из репертуара Ободзинского. Сорвал аплодисменты. Они с Кариной станцевали на сцене танго, и им опять похлопали. Почему б и нет? Нарядные, красивые односельчане показали публике как танцуют в далекой Аргентине. Славу Богу, они не зацепились за шнуры и не упали, а то, что это представление назвать красивым словом «танго» язык не поворачивался, не беда — они ведь не из ансамбля Моисеева.[5] В финале Кир в лучшем выходном костюме и Карина в синем платье с воланами по подолу вышли к краю сцены, и девушка запела под минусовку:

В мире, где кружится снег шальной,

Где моря грозят крутой волной,

Где подолгу добрую, ждем порой мы весть.

Чтобы было легче в трудный час

Очень нужно каждому из нас,

Очень нужно каждому, знать, что счастье есть… [6]

Кир подхватил припев:

Мы желаем счастья вам,

Счастья в этом мире большом.

Как солнце по утрам

Пусть оно заходит в дом.

Мы желаем счастья вам,

И оно должно быть таким.

Когда ты счастлив сам,

Счастьем поделись с другим…

Им аплодировали стоя. На сцену вышел Николай Егорович, обнял певцов за плечи и обратился к зрителям:

— Позвольте мне от вашего имени поблагодарить наших артистов — всех: школьников, учителей и эту молодую пару. Они очень старались. Мне концерт очень понравился! А вам?

— Да! Да! Понравился! — закричали в зале.

— Наша Карина — молодец! — продолжил Николай Егорович. — Ее мы знаем хорошо — комсомолка, спортсменка и красавица!

В зале засмеялись, как видно, вспомнив эту реплику из фильма, известному каждому в стране.

— Но Константин меня, признаюсь, удивил. Я знал, что он писатель и умелый костоправ — сам у него лечился. Но то, что Чернуха замечательно поет, еще танцует, я не ожидал. Он очень скромный парень. Сказал «попробую», а тут такое выдал! Пел на английском языке, да так красиво! Я бы еще послушал: и Константина, и Карину. А вы?

— Да! Да! — снова закричали в зале.

Пришлось им выступать на «бис» — соло и дуэтом. Вновь аплодисменты… Наконец концерт закончился, и зрители ушли.

— В восемнадцать — танцы, — напомнила ему Карина, когда Кир обесточил аппаратуру. — Надеюсь, не забыл? Для нас еще не кончилось.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Буду, разумеется, — ответил Кир. — Мать отвезу домой, поем там и вернусь.

— Я тоже пообедаю, — согласилась девушка. — Ты приезжай к семнадцати, определимся, какую музыку им ставить.

— Договорились, — Кир кивнул.

Дорогой мать спросила:

— Што у тябе з Карынай?

— Поем с ней вместе и танцуем, — отозвался Кир. — Сама же видела.