В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 48

— Ну, учитывая, как и где ты играл и как громко пел, и с какой от нас стороны… — картинно нахмурилась она, через силу сдерживая улыбку, — с бОльшим успехом ты мог забраться только на колокольню Ивана Великого. Оттуда бы тебя вся Москва услышала, а не только полсотни проходивших мимо по набережной гуляющих калек.

Я пожал плечами: а чёрт его знает, почему там! Пошёл куда глаза глядят, и всё.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну ладно, с этим разобрались… Со всеми разобрались, — констатировала мама. — И, я надеюсь, в нашей семье больше не будет недопониманий, и мы будем жить дружно? Да, девочки и мальчики? — А теперь она внимательно оглядела нас всех, без исключений и выделений кого-то из общества. И мы под её ментальным давлением смиренно опустили глазки, чувствуя ответственность момента. — У меня тоже для тебя небольшое объявление, Саш. Я… Тут все свои, в курсе, потому буду говорить, как есть. Я тебя боялась. Твои знания, которых не было до покушения — они пугают.

А теперь напряглись и поёжились и сёстры.

— Но Ксения тебя приняла, а детей, тем более целителей, которые всех чувствуют на совершенно ином уровне, трудно обмануть. Оля тоже тебя опасалась, но и она пришла к выводу, что ты не страшный и не опасный. Позавчера ты укротил Машу, а у вас с нею такая связь, что уж кого, но её ты обмануть не сможешь, даже если захочешь.

— Ма-ам! — Маша протестовала, но была оценкой довольна.

— А сейчас ты помирился и с Женей. Так что… — Она сделала паузу. — Добро пожаловать домой, сынок!

Улыбка. Почти искренняя. Она всегда будет больше царицей, чем матерью, но меня, наконец, ПРИНЯЛИ!!! Я царевич, её сын, и так будет всегда. Она согласилась с этим, кем бы я ни был внутри.

— Врачи говорят, что память к тебе, скорее всего, уже не вернётся, — продолжила её величество. — А значит для меня ты не просто сын, а больной ребёнок.

— Инвалид, — подсказала Ольга, и ей было от этого слова не по себе. Но она не могла его держать, горькая правда лучше сладкой лжи.

— Да, инвалид, — согласилась мама. — Но ты выжил, и ты МОЙ! Наш! И каким бы ты ни стал, это навсегда останется с нами, мы будем с честью нести этот крест. Лена говорит, что всё в руках божьих, может быть мы были где-то неправы и нагрешили, и нам «прилетело» за это — не знаю. Но мы, взявшись за руки, исправим то, что ещё можно исправить. Ты всегда можешь положиться на свою семью, Александр. На меня и любую из сестёр. Мы сделаем для тебя всё, что возможно. А теперь… Я не вижу больше причин держать тебя взаперти — с сегодняшнего дня ты можешь выходить в город. Под охраной, но гулять. Поликарп Людмилыч говорит, так восстановление организма пройдёт быстрее.

— Спасибо, мам, — склонил я голову. Наконец! А-а-а-а-а-а! Внутри я просто прыгал от счастья! Я больше не зэк!!!

— У Настасьи для тебя тоже сюрприз. Надеюсь, приятный. — Она вытащила откуда-то и передала пакет. Я его раскрыл… Внутри были деньги. Купюры. Причём, примерно изучив здешние цены по каталогам, я имел представление о покупательской способности — сумма тут совсем немаленькая. Пара тысяч рублей при том, что на сто рублей семья дворянского сословия (с запросами) может жить несколько месяцев. — Каждую купюру проверили — ядов нет, всё чисто, никто не попытался тебя таким хитрым образом достать.

— А… Что это? — не понял я, поднимая в руке пакет.

— Твой гонорар. За концерт, — старательно пряча улыбку произнесла Ольга. — Твои поклонники, как ты и просил, скинулись, кто сколько хотел или смог, и оставили деньги прямо под стеной, придавив камнем. Так что хоть на мороженное мы тебе и дадим, но и своих собственных у тебя какое-то количество есть.

— Собственные тратить куда приятнее, чем семейные! — со знанием дела улыбнулась Женя, аж прикрыв от кайфа глаза. Интересно, а она на чём зарабатывает? Восемнадцать здесь это не восемнадцать мира «я». Это не возраст опё#долов, только начавших думать, как вырваться из под юбки мамки. Тут вырываются в четырнадцать-пятнадцать, в шестнадцать ты получаешь паспорт, как полностью взрослый дееспособный организм, способный нести ответственность. С шестнадцати девочек берут в армию, в полевые войска, где каждая желающая может выслужить личное дворянство. А армия тут не мирного, а военного времени — на границах империи постоянно полыхают мелкие стычки с соседями. С одной стороны, государство всегда в тонусе, с другой — оттуда можно не вернуться. Не все возвращаются. И это, повторюсь, шестнадцать! Мне уже четырнадцать, я уже считаюсь достаточно башковитым, чтобы думать, как жить самому, оттого и серьёзное ко мне отношение, хотя «я» считал бы меня именно что мамкиным опё#долом. В восемнадцать же девушке её уровня уже можно иметь свой состоявшийся бизнес. Или работать «на тётю» квалифицированным сотрудником. Вот и интересно, по какой она стезе?

— Так или иначе, Саш, но вы с Машей вначале идёте в одно место, а после можешь быть свободен до вечера, погулять, — продолжала маман. — Настя пойдёт с тобой, лично будет отвечать за безопасность, слушаться её беспрекословно, но это единственное, в чём я тебя ограничиваю. — Добрая улыбка. И правда добрая, не змеиная. Круть! — Маш, а ты после мероприятия назад — у тебя занятия, — а это моей сестрёнке.

— А Саша… — нахмурилась та.

— Он всё равно ничего не помнит, — встряла Женя. — Ему нужен какой-то индивидуальный план занятий, чтобы догнал забытое.

— Да, так и есть, — подтвердила маман. — Мы устроили педколлегию, и все преподаватели хоть и отметили способности Саши — пройденный ранее материал он усваивает быстро, сразу всё понимает, но всё же программу лучше вам давать разную. Сегодня он восстанавливается, это рекомендация врача, учёбу начнёт позже — сейчас учителя ему как раз составляют новый план. А ты, если захочешь, присоединишься к ним в городе позже.

— Хорошо, матушка, — склонила Маша голову.

— А что за мероприятие вначале? — обратил я внимание на деталь, о которой, похоже, все знали, и потому не считали нужным делиться.

— Ах да. Оль у тебя?

— Да, мам. — Ольга протянула мне через стол… Газету.

— «Московское Собрание», — прочёл я название. — Что это?

— Одна из главных газет, специализирующихся на сплетнях высшего общества, — недовольно хмыкнула Ольга — видно, тесно с оным «Собранием» работала, и мнения о нём была невысокого. — Периодически всех грязью поливают: боярские роды, известных артистов, театральные постановки, фильмы. Ну и по персоналиям прохаживаются — охаивают, режиссеров, писателей… Даже по нам как-то было проходились.

— Но, раз работают, не закрыты, всё было в рамках? — уточнил я, пакостно скривившись. Информационные войны всегда были, есть и будут, и правила у них везде одинаковы. Как и беспощадность к тем, кто «не вывезет».

— Да, они всегда держатся в рамках, — как от зубной боли скривилась Ольга. — Пока не дали повода закрыть. Хотя руки чешутся.

— Их Милославские спонсируют, — хмыкнула Женя. — Потому такое дерьмо никак и не утонет.

— Милославские у нас в оппозиции? — перевёл я глаза на царицу. Та всё это время внимательно смотрела на меня, следя за реакцией, и скупо кивнула.

— Можно сказать и так. Поскольку ты ничего не помнишь, с тобой Оля проведёт политинформацию, но если коротко: Бельские, Милославские и Трубецкие… Не связывайся с ними, Саш! Ни при каком виде! У нас договорённость взаимно друг друга не трогать, но сам понимаешь, ты слишком беззащитен.

— Понимаю, Матушка. — А это важная информация, и я уверенно склонил голову — в благодарность.

— И с ними Морозовы, прихвостни! — скривилась Женя. Видно отдельно не любила эту семейку.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Морозовы пока не в альянсе, — пояснила царица, — но очень сильно им симпатизируют. С ними тоже не связывайся, держись подальше, если встретишься с любыми носителями этой фамилии.

— А тётка Настя от них не спасёт? — нахмурился я. Вот и минусы в работе неодарённым слабым царевичем.

— Только если впрямую нападут, — грустно усмехнулась царица. — А если они иначе пакость сделают? И отомстить мы не сможем — договор же!