Над хаосом - Чарски Питер - Страница 6

– Рассказчик.

– Да, но это теперь он находится в рабстве у ваших тормозящих лобных долей и тихо мелет себе мельницу «вашей личной мысленной реки», а раньше его голос был громоподобным. Это был голос бога! Ну, как сейчас у больных синдромом Туретта…

– Ужасно! Но как же в таком случае древние цивилизации могли вообще существовать? Сооружать храмы, рыть каналы и все прочее?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Вот! А для этого у них был ритуал. По всей видимости, после сотен или тысяч бесплодных попыток что-то сделать они вырабатывали определенную последовательность, то есть ритуал, и в строгой сообразности с ним совершали сложное групповое действие. Как вы понимаете, при таком подходе ни о каком быстром прогрессе и говорить не приходится. Вот поэтому и не появилась водяная мельница в неолите. Для того чтобы начался прогресс в нашем современном понимании этого термина, у наших предков сначала должно было сформироваться сознание в нашем современном понимании.

– И когда это случилось?

– Этого я не могу сказать, – ответил Рипке. – Я инженер, антрополог и физиолог, а не историк. Я могу лишь обрисовать этот процесс по его основным этапам. Я считаю, что в дальнейшем развитие левого полушария и связанной с его функциями внутренней речи должно было привести к появлению имманентного чувства «я», которого в наши дни не имеют лишь дети и представители совсем уж нецивилизованных племен. Известна их любовь именовать себя в третьем лице…

– Спасибо, Саул, – ответил Натан, вставая из-за стола. – Натан понимать вашу теорию. Натан уже сыт. Пожалуй, Натан пойдет отдыхать.

– Нет, – решительно вступил подошедший к ним Тагель. – Натан отдыхать сейчас не идет. Натан идет немножко выпить и побеседовать со своим старым другом Томом!

В тот раз они просидели дольше обычного и прикончили часть «секретного резерва», как его называл Тагель. В результате Натан опоздал на случившийся ранним утром запуск Короля, и когда он пришел в Декартовский театр, болезненно ощущая своей больной головой всю кубатуру этого огромного помещения и душевно содрогаясь при каждом шаге, то застал немую сцену: доктор Рамачандрян стоял скрестив руки на груди и был мрачнее тучи, Даниэла торчала преданным столбом позади его фигуры, а Рипке, весь скривившись и изогнувшись, бегал пальцами по клавишам одного из пультов. Безымянные техники же вжались в приборы и стены. Тагеля при этом нигде не было видно.

– Явились? – недовольно произнес Рамачандрян, не оборачиваясь. – А вот ваш компаньон по возлияниям вообще не пришел!

Даниэла смерила Натана самым презрительным и высокомерным взглядом, на который была способна, а Рипке только мельком взглянул через плечо и слегка взмахнул рукой, продолжив печатать.

– Пока ничего не получается, – тихо сказал стоявший справа Йен Лок, которого Натан сразу не заметил.

– Давайте еще раз посмотрим запись, – предложил Рамачандрян.

Рипке нажал на какую-то клавишу, и на одном из экранов появилась абстрактная фигура, напоминающая компьютерную визуализацию мелодии. Раздался слабый и неуверенный детский голос:

– Я… я хочу прочитать стишок… По улицам ходят только бродячие собаки и кошки, которые ищут себе еду среди остатков забытых вещей. Они смотрят на тебя своими умными глазами и словно просят помощи. Но что ты можешь сделать для них? Ты сам здесь чужак, и только время покажет, кто из вас выживет в этом мире…

– Очень хороший стишок. – Этот голос на записи принадлежал Даниэле. – Что ты еще хочешь нам сказать?

– Ничего… Я вас боюсь…

– Не бойся, мы друзья! Скажи, а почему у твоего стишка нет рифмы?

– Я… я боюсь вас всех…

На этом запись оборвалась. Все молчали, и после продолжительной паузы Лок сказал:

– Я думаю, стоит ограничить количество работающих в симуляции. Пусть с ним общается кто-то один. Распишем график и будем говорить с ним по очереди. А остальные будут просто наблюдать из Театра.

Доктор важно кивнул и, не удостоверившись, видел ли это кто-нибудь, направился к двери. Даниэла засеменила следом. Рипке продолжал печатать на двух клавиатурах наперегонки с ассистентом-китайцем, а Лок отправился в Комнату Марии с миниатюрным ящичком инструментов в руках. Натан пошел следом за ним.

– Йен, а вы не согласны с Томасом? – задал вопрос Натан.

– По поводу чего? – настороженно спросил Лок. Он уже возился со шлемом на одном из кресел симуляции.

– По поводу опасностей, исходящих от ИИ. Ну, что он нас всех убьет.

– Нет, я категорически не согласен, – сказал Лок, откладывая в сторону моток разноцветных проводов.

– И на чем основан ваш оптимизм? Извините, что отвлекаю… – Натан обезоруживающе улыбнулся.

– А я считаю, что все будет хорошо, и считаю так потому, что у людей есть домашние животные!

– И какая связь?

– Да это вообще не аргумент… – вступил Рипке, который тоже пришел в Комнату Марии и подключал провода к соседнему креслу.

Но Лок не удостоил его реплику вниманием и продолжил:

– Смотрите, Натан. Человек – это объект животного мира, в который разум инсталлирован цивилизацией. Если процесс установки разума прерывается или вовсе не происходит, то у нас получается Маугли, то есть, по сути, животное. Поэтому разум – это средство для поддержания социальной среды в цивилизации, протокол передачи данных, если хотите. Сам по себе в таком случае разум не биологичен, правильно?

– Нет, неправильно, – сказал Рипке, но его опять проигнорировали.

– Носитель разума имеет прямое отношение к животному миру, – сказал Лок, обращаясь к Натану, – И этот разумный носитель настолько страдает от своей оторванности от мира природы, что заводит дома морских свинок, кошек, собак, учит своих детей к ним хорошо относиться, называет братьями своими меньшими и так далее. В общем, вы все это сами знаете…

– Так в чем же причина? – спросил Натан.

– Причина в эмпатии! Это она биологична! – почти выкрикнул Рипке.

– Хорошо, – продолжал Лок, – пусть причина в эмпатии, но эмпатия – неотъемлемое свойство разума. Почему бы сильному ИИ не демонстрировать такой же паттерн? В конце концов, уже говорилось, что мы его обучили на своих данных, он ничего не знает, кроме того, что мы в него вложили. А эти знания – об огромном и непознаваемом вещественном мире, частью которого является мир биологический. Поэтому он – наш прямой потомок и должен испытывать к нам такие же чувства, какие мы испытываем, например, к собакам.

– Ты забываешь, что упомянутые тобой животные – домашние, – возразил Рипке. Теперь они стояли друг напротив друга, и Натан ощутил себя рефери на боксерском поединке. – Это, по сути, вырванные из своей среды символы некогда существовавших объектов экосистемы. Собака – это не волк! Ее задача – лишь напоминать о волке и немного развлекать этим напоминанием. Если ИИ поступит так же с родом людским, то от нашего вида останутся только забавные (по его разумению) карлики, живущие в небольших природных резервациях на Земле, а все остальное он использует для своих нужд. Это в любом случае поставит крест на развитии нашей цивилизации. Хотя да, это действительно будет проявлением эмпатии!

– Ты все видишь в черном цвете, и в человеке ты всегда видишь только плохое! – ответил ему Лок. Он снова повернулся к Натану, но бросил Рипке: – Саул, вот дай свое определение человека, позабавь мистера Хольма.

– Человек – это аналоговая машина, потребляющая менее ста пятидесяти ватт энергии в час и работающая на тарелке каши, неплохо справляясь при этом с самым широким спектром деятельности, – мстительно ответил Рипке.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

– Прекрати, мы ценим твое чувство юмора, но сейчас я спрашиваю серьезно.

– Дело не в чувстве юмора, которое, грубо говоря, является более или менее ловким умением упаковки смыслов. Дело в том, что в контексте человеческой культуры нельзя дать полное определение человека, так как он является творцом, частью и одновременно более крупным смысловым объектом, чем культура. А выйдя за рамки человеческой точки зрения, мы вернемся к условно объективным определениям типа того, что я уже дал.