Невидимки - Гамильтон Дональд - Страница 17

Однако, помимо Беннетта в игру вступил кто-то еще. И этот кто-то чего-то от меня хотел. Операция оборачивалась нежданной стороной... Прекрасно, хоть начнем понемногу разбираться, как обстоят дела на самом деле.

Спустя полчаса автомобиль резко затормозил, едва не заставив меня выблевать. Хлопнули дверцы, раздались шаги. Двое людей; возможно, трое. Сказать наверняка было затруднительно.

Скрежетнул ключ, крышка багажника поднялась, морозный воздух окатил меня живительным потоком. Переворачиваться и приветствовать похитителей радостными кликами я не собирался, а посему продолжал невозмутимо лежать, уткнувшись носом в жесткую резиновую покрышку. Валяться в багажнике было, разумеется, неудобно, да только вряд ли положение улучшится, когда меня извлекут и распрямят, уж в этом сомневаться ) не стоило.

- Kanske han kvavats.

Молодой мужской голос, напрочь незнакомый мне. Обладатель голоса предположил, что я отправился в лучший мир. Парень отнюдь не ликовал по этому поводу, но и сожаления особого в его тоне не слышалось.

- Nej, han ar for elak att do.

А этот голосок я где-то уже слыхал. Человек ответил, что я чересчур злобное существо, чтобы взять и скончаться за здорово живешь...

Кузен Олаф.

Следовало ждать... С бароном Олафом Стьернхьельмом, конечно, предстояло побеседовать, но я, по чести говоря, не рассчитывал встретиться с милым родственничком в подобной обстановке. Любезный кузен велел какой-то Грете глядеть в оба и дать знак, если появится непрошеная машина. Легкие шаги удалились по асфальту.

- Довольно притворяться, Хелм, - произнес Олаф по-английски. - Сейчас Карл освободит тебя от веревок, перережет их ножом. Попробуешь сопротивляться - погибнешь. У меня в руке твой собственный револьвер с глушителем, барабан пополнен, стреляю я отлично. Шансов нет. Поэтому веди себя разумно.

По сути, револьвер не был моим; я отобрал его у Джима - о, бедный Джимми! Веревки дернулись, раскрутились: лезвие у Карла было отточено добросовестно.

Храня полную неподвижность, я осведомился:

- Подняться можно?

- Что? Ах, да... Поднимайся. Только неторопливо. Карл, отступи! Да не суйся между ним и мною, олух! Две последних фразы прозвучали по-шведски. Выбравшись из багажника, я с трудом расправил затекшие конечности, огляделся. Вокруг стояла глухая ночь, мы обретались посреди освещенного двора, своеобразного четырехугольного колодца, стенами которому служили высокие кирпичные дома в несколько этажей высотою. В Америке подобные сооружения справедливо именуют "квартирными блоками", не удостаивая благородным названием "дом"...

Сощурившись, я полюбопытствовал:

- Неужели приятно распоряжаться бандой сопляков? Неужели интересно?

- Распоряжаются они сами, - ответил Олаф. - А я работаю исключительно советником.

- Конечно. Центральная Америка кишмя кишит субъектами вроде тебя. Они числятся простыми советниками, но ходят на подгибающихся ногах. Знаешь, отчего?

- Нет.

- Оружие, на спину взваленное и по карманам растыканное, к земле пригнетает.

Олаф невозмутимо покачал головой.

- Недооцениваешь этих ребятишек. Им недостает опыта и сноровки, но рвения не занимать, поверь. Они ведь не просто готовы умереть за дело, которое считают правым, они стремятся убивать ради этой цели! Приятно видеть подобное отношение к вопросу в нынешние вегетарианские времена, когда юношество сотрясается от омерзения ко всему, снабженному курком и гашеткой.

Сумасшедший. Впрочем, я ненамного отстал от Олафа...

- И какова же их цель? - спросил я.

- Мир и всеобщее разоружение, что же еще? Пойдем. Все, что можно было выжать из мимолетного приступа болтливости, накатившего на Олафа, я выжал, и злоупотреблять выгодой не стоило. Не жадничай, дружище. Название милейшей молодежной организации, где числится боевиком или неведомо кем еще, Карина Сегерби, выудим после. Коль скоро сумеем... Я осклабился:

- Но ежели ребятки добьются своего, ты безработным останешься!

- Равно как и ты, - хладнокровно парировал Олаф. - Сюда, мистер Хелм. И безо всяких глупостей...

Идти, как обнаружилось, я мог, однако хорошо, что двор был надежно закрыт со всех четырех сторон. Малейшим порывом ветра меня попросту бы свалило и покатило по земле. Сзади заурчал мотор: Карл отгонял прочь машину - мерседес, виденный мною в Торсэтере.

Лестница имела широкий пролет, вмещавший затянутую мелкой сеткой шахту подъемника - в Европе его кличут лифтом. Виднелись покрытые мазутом стальные тросы, массивный противовес. Устройство казалось древним и чрезвычайно ненадежным.

- Будь любезен войти, - сказал Олаф. - Теперь надави кнопку номер четыре.

Крошечная кабинка со скрежетом и подрагиванием поползла кверху. Даже двоим было тесновато. В столь ограниченном пространстве теоретически можно схватиться даже с вооруженным конвоиром, но я по-прежнему оставался беспомощен и слаб, точно котенок новорожденный - попробуйте получить лошадиную дозу боевого наркотика, а потом покататься сложенным чуть ли не пополам и связанным! Олаф же был бодр и полон сил.

Кроме того, если бы эти субъекты намеревались убить меня, то влили бы в стакан яду, а не снотворного. Требовалось выяснить кое-какие вещи, а легче и проще всего это сделать, очутившись в неприятельской гуще и держа ухо востро.

Лифт содрогнулся и замер. Олаф, естественно, вывалился наружу первым.

- Пожалуйте, - пригласил он почти весело. На лестничной площадке наличествовало две потемневших, плохо и давно крашенных двери. Я постучался в указанную кузеном. Отворила невысокая, светловолосая, очень хорошенькая женщина.

- Здравствуйте, - сказала она. - Карина Сегерби, к вашим услугам. Не позабыли?

Ожидая дальнейших распоряжений, я осторожно озирался. В небольшой прихожей красовались два знакомых, недорогих, распахнутых саквояжа. На столике была разложена коллекция огнестрельного оружия: дерринджер, трофейный револьвер, отнятый у покойного Джимми, и курносый смит-и-вессон, столь неосмотрительно врученный мною Астрид. Ствол ныне здравствующего (так я надеялся) Маршалла оставался у двоюродного братца моего...

Что ж, честь похитителям и хвала: по крайности, хорошенько прибрали на Торсэтерской вилле, следы замели. Олаф, по счастью, числился профессионалом, в отличие от межеумков, которыми командовал.

- Вы на славу экипировались, кузен, - заметил упомянутый субъект весьма ядовито. - С эдаким арсеналом революцию затеять можно.

Я пожал плечами:

- Военная добыча. И не так уж легко таскать при себе груду металла, поверьте. Да вы и сами, сдается, не с пустыми руками разгуливаете...

Я кивнул на зажатый в руке Олафа револьвер.

- А ты - с пустыми, поганый американский убийца! - взревел собеседник.

Умудрившись чуток отклониться в сторону, я ослабил полученный удар. Тем не менее, в глазах затанцевали багровые пятна и круги. Предусмотрительно отлетев к стене, я неизящно сполз по ней и очутился на полу. Олаф наклонился надо мною, шипя от ярости:

- Убить женщину из-за капли паршивого снотворного! Сволочь! Кровожадный стервец!

Доброе старое ругательство... Долгие-долгие годы никто не звал меня стервецом. Приятно было вновь услыхать изысканное словечко.

Новый удар. Мушка револьвера оставила на щеке глубокую ссадину. Отлично. Крови в моих жилах, как и у прочих двуногих прямостоящих, не менее четырех литров, немножко можно и потерять.

А чем несчастней, забитей и окровавленней буду казаться я изначально, тем легче придется мне впоследствии.

Простейший психологический закон, если предвидится допрос в условиях, для допроса не слишком удобных.

Глава 15

Кухня была старомодной, однако чистой и весьма опрятной, подобно вилле в Торсэтере. Допотопная газовая плита; холодильник, относившийся к эпохе даже не археологической, а, скорее, палеонтологической. Деревянный стол подле стены, три деревянных стула.