Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 91

Вздохнув, я снова смотрю на экран телефона, мои глаза останавливаются на одном имени.

Айзек добавил свой номер в мой телефон в отеле два дня назад, наказав звонить или писать ему, если я почувствую опасность. Он ничего не сказал о том, чтобы я писала ему из чувства вины, но груз моей совести стал слишком тяжелым, и я написала ему вскоре после того, как Джаспер подвез меня до моей квартиры, и рассказала о деловом ужине. Он прочел и ничего не ответил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь его имя снова светится передо мной, и я не могу избавиться от искушения. Вероятно, он не предполагал, что я буду пялиться на его имя только потому, что я запуталась в мыслях о нем ― дерзком, непредсказуемом и тем не менее, почему-то заставляющем меня чувствовать себя в большей безопасности, чем когда-либо.

Я перекладываю леденец за другую щеку, большой палец зависает над его контактом, а затем я прижимаю телефон к груди, надеясь притупить боль, которая возникает от его имени, даже когда я не смотрю.

― Что ты думаешь, мистер Бинкерс? У меня есть к нему чувства?

Это преуменьшение.

Я чувствую к нему что-то с тех пор, как он назвал меня Пчелкой и обнажил свою душу через белую стену, его голос пробился сквозь мою пустоту, как спасательный круг.

Кот довольно урчит у меня на коленях, его мягкая шерсть греет мою руку. Я сдерживаю улыбку.

― Да, ― бормочу я, поглаживая его уши. ― Наверное, ничем хорошим это не закончится.

Откинувшись назад, я открываю новое сообщение и скольжу пальцами по клавиатуре.

Я: Привет.

Он читает его почти мгновенно. Мой пульс учащается, пока я жду ответа.

Айзек: ?

Я хмурюсь.

Я: …Я не знала, что «привет» должно сопровождаться чем-то еще.

Проходит несколько секунд, пока мои зубы сжимаются вокруг конфеты.

Айзек: Ты в порядке?

Я: Да

Потом я добавляю:

Я: Думаю о тебе.

Мое сердце бьется в предвкушении.

Он не очень-то разговорчив. И не любит делиться. И, возможно, не любит переписываться.

Мы никогда не стали бы ходить на свидания за ужином или обмениваться слащавыми сообщениями с пожеланиями доброго утра. И все же что-то в этом есть… правильное. Как будто все, что у нас будет, будет чистым и настоящим, сотканным из моментов, которые никто другой не сможет понять.

Несовершенно совершенным.

Его ответ приходит через минуту.

Айзек: Я голый?

Я с хлопком вынимаю конфету изо рта и ухмыляюсь.

Я: Ты мне скажи.

Айзек: Легко выполнимо.

Я наблюдаю за тем, как его пузырьки то лопаются, то двигаются, но отправляю ответ до того, как приходит его сообщение.

Я: Ты сегодня занят? Я хочу приготовить тебе ужин.

Пузырьки замирают и исчезают. Струи дождя бьют по зданию, усиливаясь при порывах ветра. Я глубже вжимаюсь в диван, ожидая ответа и чувствуя себя более уязвимой, чем думала. Для него это может быть просто секс ― знакомое тело, согревающее постель, отношения, построенные на хрупкой связи и запутанной истории, но что-то подсказывает мне, что это нечто большее.

Это чувствовалось в том, как он обнимал меня, когда моя щека прижималась к его груди, когда я дремала в его объятиях, как он открылся и поделился со мной большим, чем я когда-либо могла себе представить. В его обещании защитить меня и собственными руками лишить жизни нашего похитителя.

Он поклялся, что убьет его… ради меня.

Его пузырьки снова оживают.

Десять секунд. Пятьдесят секунд. Две минуты.

Должно быть, он пишет диссертацию.

И тут мой телефон пикает.

Айзек: К.

Я моргаю, глядя на экран.

Согласно всем статьям об отношениях, которые когда-либо были написаны, это универсальный код для «ты ему просто не нравишься». Но в случае с Айзеком я понятия не имею, что это значит. Он может появиться у моей двери через двадцать минут, чтобы поужинать, материализоваться в моей спальне в два часа ночи для быстрого секса или никогда больше со мной не разговаривать.

Тяжело вздохнув, я бросаю телефон рядом с собой, а мистер Бинкерс спрыгивает с моих коленей и убегает на кухню. Независимо от намерений Айзека, я хочу есть и приготовлю ужин.

Я вспоминаю давний разговор в наших камерах, когда он упомянул, что скучает по куриному пирогу в горшочке, который готовила его сестра, утверждая, что это «единственный вид пирога, который стоит есть». Воспоминание смягчило его обычно сдержанный тон, и я представила, какое тепло он испытывал, просто думая об этом.

При воспоминании о том дне на моих губах появляется улыбка. Это был крошечный огонек, светлячок в темноте. По правде говоря, я думаю, что это был определяющий момент для него ― для нас обоих.

Разобравшись с конфетой и порывшись в холодильнике, я раскладываю ингредиенты на кухонном столе, пока мои ноги остывают на потертой плитке. Как раз в тот момент, когда я беру коробку с охлажденным коржом для пирога, раздается стук в дверь. Мои пальцы сжимают коробку, и я задаюсь вопросом ― это Айзек или кто-то другой?

Хранитель времени все еще где-то там, ― кричит мой разум.

Это очень в его духе ― постучать.

Но тут из-за двери доносится голос, который мгновенно успокаивает меня.

― Это я.

Облегченно вздохнув, я пересекаю квартиру и открываю дверь. Айзек стоит на пороге, его мокрые волосы прилипли ко лбу, он прижимается плечом к косяку и смотрит на меня. Я одета не так, чтобы произвести впечатление: облегающая розовая майка и мешковатые белые спортивные штаны, волосы заплетены в косу, перекинутую через плечо. Его глаза останавливаются на косе, в его взгляде мелькает что-то темное и собственническое, как будто он уже представляет, как обхватывает ее пальцами, сильно дергает и использует как своего рода причудливую петлю.

Затем он переключает свое внимание на коробку с коржом для пирога, прижатую к моей груди.

― Хороший выбор.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда я отступаю в сторону, позволяя ему войти.

― Я не знала, придешь ли ты.

― Я сказал, что приду, ― говорит он, переступая порог и стряхивая капли дождя с волос.

― Твой ответ был неопределенным.

― Правда? ― Он фыркает, пряча руки в карманы своих влажных синих джинсов. ― Думаю, в следующий раз я отправлю тебе миллиард эмодзи.

Я закрываю дверь и поворачиваюсь к нему лицом.

Какое-то мгновение мы смотрим друг другу в глаза, и меня захлестывает волна уязвимости. Айзек стоит в моей квартире, ожидая, пока я приготовлю ему ужин, и это кажется… интимным. Даже более интимным, чем те компрометирующие позы, которые мы разделили две ночи назад, что кажется нелогичным. И все же с каждым взглядом, каждым прикосновением и каждым разделенным моментом эмоциональная связь между нами становится все глубже и глубже, и я не могу понять ее до конца.

Нервная энергия переполняет меня, заставляя мои слова звучать неуверенно.

― Эм… ты говорил, что скучаешь по куриному пирогу.

Он слегка хмурится, бросая взгляд на коробку с коржом, зажатую у меня подмышкой.

― Ты помнишь об этом?

Кивок.

― Сара готовила его для тебя.

При звуке ее имени он заметно напрягается и сглатывает.

Он не отвечает.

― В общем, я подумала, что мы могли бы поговорить. Ну, знаешь… пообщаться. ― Прикусив губу, я прохожу мимо него на кухню, заставленную шкафами. ― В одежде?

― Не понимаю вопроса.

Я ухмыляюсь, доставая ингредиенты из упаковок.

― Ты быстро добрался, ― говорю я. ― Я помешала твоему преследованию?

― Я был неподалеку. ― Айзек бросает взгляд на кухонный высокий стул, как будто если он сядет, это как-то усугубит момент. Придаст нашим отношениям новый вес, другой смысл. Спустя мгновение он садится, упираясь локтями в столешницу.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

― Как прошло свидание?

Отводя глаза, я качаю головой и достаю нож для разделки.

― Я же говорила, что моя встреча с Джаспером ― это не свидание.

― Ты надела платье?

― Нет. Толстовка и джинсы.