Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 106

В глазах Эллисон блестят слезы.

― Потанцуешь со мной?

Я встаю, и пространство между нами сокращается в молчаливом, понимающем притяжении. Когда она шагает в мои объятия, я переношусь в тот момент, когда нам было по шестнадцать.

Гостиная превращается в декорацию тематического парка.

Целую жизнь назад.

Невинность и жизнь.

Люди подпевают нам, танцуют, смеются под палящим солнцем, а мы цепляемся друг за друга, раскачиваемся и создаем музыку, которая проникает глубже, чем любая нота или мелодия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Гостиная гудит в мягком ритме нашего заливистого смеха, отдаваясь эхом той же легкости, которая наполняла те беззаботные дни. Наша любимая песня витает в воздухе, словно нить, связывающая нас с тем моментом ― тогда и сейчас, ― напоминая мне, что даже самая тяжелая борьба может привести к чему-то прекрасному.

Не все стены нерушимы.

Не все стены вечны.

Некоторым просто нужно немного времени, чтобы стать менее прочными, и немного надежды, чтобы их разрушить.

ГЛАВА 53

― …а потом Ариэль в середине своего выступления выхватила телефон у новичка, сделала селфи и отправила его маме с подписью ― отлично проводим время, спасибо за деньги на день рождения, Джанет!

Я нюхаю кофе.

― О, Боже. Я чувствую себя такой оторванной от реальности.

Мама смеется рядом со мной и качает головой, слушая рассказы Куини о стрип-клубе.

― Вот почему у тебя есть я, ангелочек. Я всегда поделюсь свежими новостями, независимо от того, работаешь ты у меня или нет. ― Куини откидывается на спинку садового кресла во внутреннем дворике и отхлебывает полуденную мимозу. ― Но я не могу сказать, что мы не скучаем по тебе. Лен хандрит уже несколько недель.

― Я скучаю по Лену, ― размышляю я. ― Я по всем скучаю.

― Не нужно избегать нас. Мы всего в часе езды от твоего нового дома.

Моя мама вытаскивает помидоры из своего сэндвича15, как что-то уродливое.

― Эверли, может, ты устроишь вечеринку по случаю новоселья, когда устроишься. Только скажи, и я приеду. Ты же знаешь, у меня есть несколько растений, которым нужен новый дом.

Я знаю, она прислала мне панорамную фотографию своей гостиной, которая одновременно служит оранжереей. Затем я морщу нос при мысли о вечеринке по случаю новоселья.

В голове мелькает список гостей: я, Айзек, детектив полиции Лос-Анджелеса, моя травмированная лучшая подруга, горстка стриптизерш и моя мама со своей маленькой армией папоротников.

― Я привезу змеиное растение, нефрит и обязательно монстеру, ― продолжает мама. ― Это очень украсит ваше пространство.

― Я ценю это, но мы все еще находимся на стадии ремонта.

Как раз то, что мне нужно, ― растения, которые, возможно, переживут апокалипсис, в то время как я все еще пытаюсь вспомнить, принимала ли я душ сегодня. Я помешиваю свой кофе со льдом пластиковой соломинкой и слушаю, как позвякивают кубики льда.

― Мы еще даже не выбрали цвет краски.

― Вам нужна мебель? Декор, настенная живопись, кухонная утварь?

― Думаю, мы уже со всем определились.

― А что нравится Айзеку?

Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать «моя вагина».

― Мы оба придерживаемся минимализма. Чем меньше, тем лучше.

Куини одобрительно хмыкает.

― Как тебе повезло. Мой второй муж был скопидомом.

― Андре, верно? ― спрашивает мама, ее глаза вспыхивают от старых воспоминаний. ― У него была памятная реликвия в виде пакета с кетчупом.

― Он не мог выбросить ни одной упаковки с 1987 по 2003 год. ― Рассмеявшись, Куини допивает мимозу. ― Но все равно на голову выше Даррелла и его манекена для эмоциональной поддержки.

Они обе хохочут, выкрикивая в унисон:

― Маргарет!

Пока эти две женщины предаются воспоминаниям, я проверяю время на своем телефоне. Айзек высадил меня у кафе час назад, а сам уехал по делам в город.

По делам.

Это слово звучит слишком обыденно. В реальности он, наверное, прочесывает «7-Eleven» и смотрит на продавца таким взглядом, который заставляет людей признаваться в преступлениях, которых они не совершали.

Я откусываю круассан, наблюдая за пешеходами, проходящими мимо кафе в Сан-Франциско, пока солнце льется вниз, словно золотой прожектор. Улыбка появляется на моих губах, и я закрываю глаза, наслаждаясь теплом. Было время, когда я скучала по солнцу больше всего на свете. Потом наступило время, когда я возненавидела его ― из-за этого сияния все казалось слишком ярким, слишком идеальным, как счастье, которое невозможно удержать.

Теперь я позволяю ему омывать меня без всяких ожиданий, принимаю все, что оно предлагает. Мир продолжает двигаться, и я научилась двигаться вместе с ним, даже когда свет меркнет.

― Чем ты сейчас занимаешься, милая? ― спрашивает меня Куини, промокая губы салфеткой и оставляя на ней рубиновый поцелуй.

Затянув хвост, я выпрямляюсь в кресле и улыбаюсь.

― Я устроилась на неполный рабочий день в местный заповедник дикой природы.

― Пауки? ― удивляется мама, настороженно глядя на меня.

― Один. Гигантский волосатый тарантул, намного больше Фестуса. ― Я улыбаюсь, когда она морщится, затем опускаю взгляд на стол. ― А еще… я только что записалась на курс криминалистики в местном колледже.

Мама роняет свой сэндвич и изумленно смотрит на меня.

― Что? Ты мне не говорила.

― Я подписала документы вчера. Я прикусываю губу, не в силах подавить охватившее меня волнение. ― Я подумала, что никогда не поздно начать сначала.

Она моргает полдюжины раз, переваривая сказанное.

― Криминалистика? После всего, через что ты прошла?

― Да. Если я и смогла извлечь что-то хорошее из своего опыта, так это то, что я осознала, как мельчайшие детали могут иметь огромное значение. Так много всего может быть скрыто на виду — одна-единственная улика может раскрыть целую историю. — Мои глаза затуманиваются, в груди бурлит адреналин. ― Я потратила годы, анализируя каждую мелочь, которая могла бы помочь мне выпутаться из ситуации. Теперь я хочу использовать это внимание для чего-то более… продуктивного. Я хочу помочь другим найти ответы.

Куини и мама обмениваются взглядами, их лица смягчаются, прежде чем они обе переводят взгляд на меня. Глаза моей мамы наполняются слезами. Она кивает, берет мою руку и нежно сжимает.

Кольцо со стрекозой все еще сверкает на ее пальце под лучами калифорнийского солнца ― стойкость и перемены, сказала она мне.

Куини вздыхает и прищелкивает языком.

― Всегда знала, что ты создана для больших дел. Ты живешь так же, как и рассказываешь свои истории ― непримиримо.

Я складываю руки на коленях, переключая внимание между двумя самыми сильными женщинами в моей жизни. Обе они по-своему матери, обе ― путеводные звезды.

― Так меня воспитали.

Рядом с нами раздается знакомый рев двигателя, и я бросаю взгляд налево, замечая джип ржавого цвета. В моей груди взрываются фейерверки. Прошло шесть месяцев, а моя физическая реакция на встречу с Айзеком Портером во плоти не ослабевает ни на йоту.

Щеки теплеют, пульс учащается, и я наблюдаю, как он выпрыгивает из машины, закрывает дверь, обходит машину сзади и находит мой взгляд с другой стороны тротуара. Едва заметная ухмылка появляется на его губах, когда он прижимается бедром к багажнику джипа и складывает руки на груди, наблюдая за мной с расстояния в несколько ярдов.

Я знаю этот взгляд.

В багажнике лежат подвесные тросы.

Мама прочищает горло, вырывая меня из невидимого потока, который течет между мной и Айзеком на центральной улице города. Куини присвистывает.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Возбудившись, я тянусь за кофе со льдом и отпиваю половину.

― Что? ― говорю я, глотая воздух.

― Кинг-Конг смотрит на тебя так, будто только что нашел свой новый любимый небоскреб, ― подмигивая, бормочет Куини.

Мамины губы сжимаются в тонкую линию, но в глазах светится веселье.