Инвестор. Железо войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 7

— Конечно, я всегда с тобой.

Таммани-холл — теневое руководство Демократической партии в штате Нью-Йорк, Бильдерберг — закрытый клуб политической и финансовой элиты.

Глава 3

Товарищ Эренбург упрощает

Ося постигал тайны филологии, я сидел по уши в таблицах и выкладках, Панчо примыкал к нам попеременно, а лайнер тем временем добрался до Гавра. Агент Кука мгновенно перекинул весь табор с причала на железнодорожную станцию, и через каких-то четыре часа нас встретил его коллега на вокзале Сен-Лазар.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В Париже вместо снега шел дождь, бесчисленные огни реклам удваивались отражениями на мокром асфальте. Вода из-под колес авто брызгала на тротуары, где от потоков шарахались продавщицы и клерки, студенты и чиновники. Город пах вовсе не парфюмом, а холодной сыростью, бензиновой гарью, овощными и рыбными лавками.

Лимузин пронес нас по черным, будто зимние реки, улицам, мимо промокших тентов бистро, блестящих от влаги кованых решеток ворот и балконов, мимо пестрых зданий, слитых в одно пятно — лавки, над ними четыре жилых этажа, мансарда, антрацитовые крыши.

Едва автомобиль величественно пристал к берегу на бульваре Распай, как навстречу бросились и укрыли нас услужливо раскрытыми зонтиками швейцары отеля «Лютеция», багаж подхватили носильщики и сквозь блеск стекол карусельной двери увлекли за собой в роскошный вестибюль.

На толстенных коврах уже выстроились шпалерами лакеи и коридорные во фраках, панталонах и шелковых чулках, совсем как во времена Наполеона. Отточенными движениями персонала руководил солидный распорядитель, чей статус подчеркивали не только холеные седые усы, но и лежавшая на плечах и груди серебряная цепь.

Прямо от стойки я отбил телеграммы Лаврову — найти и пригласить на работу авиаконструкторов Белла и Роберто Лонги, найти и пригласить на работу инженера Джона Кристи, найти в Германии контрагентов для найма специалистов.

Рядом строчил телеграммы в нашу нью-йоркскую контору Ося — немедленно выяснить ситуацию с акциями и положением на рынке двигательной фирмы Allison и авиационной Seversky Aircraft.

Там же, у стойки, портье вручил мне записку — Сурин уже здесь. Ну и отлично, я оставил Осю отправлять последнее сообщение брату в Москву, а посыльному велел пригласить Сурина в ресторан отеля.

За три года, что мы общались дистанционно, Алексей чуть-чуть набрал солидности, чуть-чуть располнел, а залысины стали чуть-чуть больше.

— Мистер Грандер, к чему такие расходы? Вы могли бы снять мне номер в гостинице попроще… — несколько скованно заметил он после приветствий.

В самом деле, еще не потускневшее от депрессии великолепие «Лютеции» на скромного техника действовало подавляюще.

— Алексей, я американец, я умею считать деньги, в конце концов, это моя профессия. Мне гораздо удобнее, если вы будете жить рядом. Но вообще привыкайте, вы теперь главный инженер Sociedad Espan’ol de Automoviles y Tractores, вот документы о регистрации.

Новость Сурина буквально оглушила — он заторможенно принял от меня папку с бумагами и молча перебирал их, не обращая внимания на подошедших Панчо с Осей и суету гарсонов вокруг стола.

Обед, к разочарованию метрдотеля, накрыли без изысков — вино, консоме, бланкет из телятины, сыры на десерт и кофе. Появление блюд с закусками вывело Сурина из ступора и он чуть было не испортил нам аппетит:

— Нет, я не могу…

— Чего именно?

— Я не могу быть главным инженером, у меня нет опыта!

— Ну здравствуйте! Нет уж, реверс врубать поздно, опыт придется приобретать по ходу. Впрочем, — я вспомнил телеграммы, — если все настолько серьезно, то главным инженером я могу назначить мистера Кристи.

Сурин облегченно выдохнул.

Гарсон разлил вино и мы чокнулись:

— За новый завод!

Пока мы ели, я постепенно вводил Сурина в курс дела:

— Как только мы подпишем контракт, в первую очередь от вас потребуется список станков и всего, что необходимо для технологического процесса.

— Но я не смогу все предусмотреть!

— Берите с запасом!

— Но это же расходы… — опять растерялся Сурин.

— Алекс, финансы вас пусть не волнуют, ими занимается вот этот молодой человек, — я некультурно ткнул вилкой в сторону Оси. — Он будет утверждать ваши заявки. Если же вы закупите лишнее, мы найдем ему применение. В конце концов, я собираюсь строить не один завод. Дальше, как только вы составите технологический план, я сведу вас с архитекторами и строителями. Задача — через два года получить первую продукцию. И не надо делать большие глаза, в Советской России поднимают завод за год!

Алексей снова вздохнул, но уже не так глубоко и обреченно. Блин, неужели за несколько лет в Чехословакии он растерял присущие русским размах и лихость? Оставалось надеяться, что это просто результат шока, а в работе он себя покажет.

— А каков будет оклад? — наконец-то задал самый главный вопрос Сурин.

Я написал на салфетке несколько цифр и показал ему, отогнув уголок. Инженер замер, пересчитывая франки в привычные кроны и разочарованно опустил уголки губ — тысяча франков, обычная зарплата рабочего…

— Это в долларах.

Сурин замер, медленно покраснел, а потом двумя пальцами оттянул галстук и воротничок — доллар дороже в двадцать пять раз! Это даже не генеральская, это маршальская зарплата! А чтобы он не решил, что его разыгрывают, я выдал ему чек на такую же сумму:

— Подъемные. Увольняйтесь и перевозите семью в Овьедо, оклад вам пойдет с момента подписания контракта. Если потребуются экстраординарные расходы, дайте знать.

Похоже, Сурина пробрало до печенок, и он медленно сложил чек и тщательно запрятал его в бумажник, а бумажник — во внутренний карман пиджака.

— И еще, Алексей. Как вы теперь понимаете, у меня на вас большие планы, если вы вдруг почувствуете постороннее внимание к вашей особе, немедленно известите мистера Вилью.

Панчо на секунду оторвался от телятины и кивнул.

«Лютеция», как и всякий отель такого уровня, имел собственную телеграфную станцию, так что переговоры с Америкой мы закончили далеко заполночь, утром встали поздно, и я потащил ребят гулять — надо же хоть во второй жизни посмотреть на Париж, в конце концов!

Город пока веселился: блестели вывески ресторанов, в парках и на бульварах декламировали стихи, у редакции маленького журнальчика шел жаркий спор с перспективой драки. Рекламные плакаты на каждом углу навязчиво вбивали в мозг Dubo, Dubon, Dubonnet — слоган «лучшего в мире аперитива». Из кабаре и салонов доносились джаз и свинг, праздные гуляки плясали и старенький чарльстон, и модный шимми, и экзотичный линди-хоп.

Звенели трамваи, дзынькали колокольчики на входе в банки, где стояли в очередях рантье, еще не потерявшие свои сбережения. В газетных киосках продавались отчеты о героических деяниях депутатов Национального собрания, беспрерывно тасовавших кабинеты — меняя Бриана на Тардье, Тардье на Шотана, Шотана снова на Тардье. Как редкая птица могла долететь до середины Днепра, так редкий французский премьер-министр мог просидеть в своем кресле больше полугода.

Те же газеты вещали, что кризиса во Франции нет, что его сдерживают государственные субсидии на тянущееся по сей день послевоенное восстановление и на строительство «линии Мажино».

Мы прошли через Дом Инвалидов, Марсово поле с Эйфелевой башней, Кэ д’Орсе, площадь Согласия, сад Тюильри, Лувр, трехсотлетний Новый мост, Нотр-Дам, Латинский квартал с Пантеоном, сад Люксембург… Не знаю, сколько километров накрутили, но гуляли до вечера, совершенно ошалев от обилия впечатлений. Наконец, от фонтана Обсерватории повернули в сторону гостиницу, но Панчо тут же затребовал отдыха, а Ося — еды.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Как и на всяком большом перекрестке, заведений на стыке бульваров Монпарнас и Распай хватало — Petit Bouillon, Dome, Coupole, Rotonde. Последнюю мы и выбрали, в других негде сесть, а в «Ротонде» полно свободных столиков.

Вдоль торцевой стены, уставленной батареями высоких, низких, пузатых и тонких бутылок с разноцветным содержимым, тянулся бар. В Штатах в подобных заведениях стойку делали хромированную, здесь же обошлись оцинкованной кровельной жестью. Зато никелированной сталью блестел пыхтящий кофейник ведерного размера, перед которым сидела миловидная кассирша в белом фартучке поверх черного платья и белой же наколке в волосах.