Инвестор. Железо войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 45

— Вы кто?

— Я Джон Грандер, это мой пилот, мы летели из Барселоны, наш самолет разбился, вон там, — я показал откуда пришел, и вся группа повернула головы в ту сторону.

— Грандер, Хуан Грандер, Овьедо?

— Да, нам нужен врач, скорее, у Севы жар и бред, и у нас мало воды.

Игнасио угукнул, сделал знак рукой, и один из басков скинул с плеча небольшой бурдючок. Когда Сева напился (если это можно так назвать), бурдючок передали мне, я хлебнул…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И чуть не выплюнул от неожиданности — вместо воды там было вино!

Хорошее, между прочим, с привкусом кожи, легкое и терпкое.

Волокушу баски превратили в носилки, я подтянул ослабевшие шины Севы и пошел, опираясь на еще одну жердину, под болтовню Игнасио:

— Мой брат в Овьедо работает, звал к себе.

— Что же не поехал?

— Не хочу, там слишком много красных.

— Так у тебя сердце, — я показал на вышивку, — тоже красное. И берет.

— Это кровь Христова! — нахмурился Игнасио.

— Не сердись, скажи, когда мы до города дойдем?

— Через час будем в Олагуэ, там полицейский пост, телефон.

— Отлично! А большой город есть рядом?

— Памплона, километров двадцать. Повезло вам, что упали здесь, а не в Андорре, там горы круче, разбились бы насмерть. И вообще дикая глушь.

Андорра! Ее ведь чуть не прибрал к рукам какой-то русский авантюрист! Это же буквально как в анекдоте «купить один метр государственной границы»…

Глава 16

Ликвидация последствий

Короновали меня царем Андорры в горах, под старым дубом, как того требовала древняя традиция. Покрывали меня горностаевой пеленою, черпали мне синее вино, сыпали мне жемчуг под ноги. Нахлобучили тяжеленную корону, в руки всунули золотые скипетр и державу.

Дядька в фиолетовом тягуче гнусавил на латыни, уткнувшись в библию, расфуфыренные советники водили меня среди скал, а я поминутно выдергивал застревавшую между камней мантию, но не обращал внимания, это же старинный красивый обычай.

В почетном карауле стояли баски Игнасио, все в красных беретах и с пистолет-пулеметами Фольмера — чисто дивизия Дзержинского. Одно непонятно, почему в меховых сапогах?

Фиолетовый подвел меня к Габриэле, скороговоркой пробормотал формулу обручения Андорры с монархом и попытался соединить наши руки на кувшине с вином.

Но Габи, глядя как Троцкий на буржуазию, кувшин забрала, развернулась и пошла в синюю горную даль…

Ту-то я и проснулся в недоумении.

В палате госпиталя в Памплоне, слава богу.

До города я продержался из последних сил — ужасно ныла грудь слева, но успел посмотреть, как Севу обкалывают чем-то полезным, а потом сел на креслице у стены и вырубился.

А сейчас на ребрах компресс, на башке шишка, во рту сушняк, будто наждаком обклеено.

— Сестра! Сестра! — вякнул слабенько, но дверь в палату открылась мгновенно.

Явилась пожилая женщина в белой косынке, следом узколицый и горбоносый врач, до одури похожий на грузинского актера с непроизносимой, как баскское слово, фамилией.

Но приятнее всего — за ними втиснулся Панчо:

— Ну слава богу! Я уже третий час тут сижу, жду!

— А если бы я и дальше спал?

— Ну, подождал бы еще…

— Пациент, помолчите, — сверкнул глазами врач и стал еще больше похож на абрека Дату Туташхиа.

Да они тут все на грузин смахивают страшное дело как, даже теория есть, что Иверия-Иберия не просто так называются.

— Доктор, что со мной?

— Ушиб внутренних органов и чрезмерная нагрузка. Вам нужно недельку-другую полежать, лучше всего под наблюдением врача.

— Сотрясения нет? — я пощупал ноющую гематому на лбу.

— Мозга нет, чему сотрясаться? — вполголоса гыгыкнул Панчо, но заткнулся после недовольного взгляда врача.

— А Сева? То есть сеньор Марченко?

— Хуже, гораздо хуже.

Блин, ну что он тянет?

— Перелом левой голени, обоих плеч со смещением и трех ребер без смещения. К счастью, ни одного открытого. Мы собрали ему руки-ноги, если срастутся правильно, то все в порядке, танцевать сможет.

— А если нет?

— Придется ломать и сращивать снова.

Б-р-р…

Панчо и доктор ушли договариваться о транспортировке в Овьедо, а я опять задремал, но вскоре меня разбудил Игнасио.

В накинутом белом халате и с беретом, который он непрестанно мял и крутил в руках.

— Как вы, сеньор Грандер?

— Спасибо, Игнасио, гораздо лучше! Очень вовремя вы нас довезли. Я могу вас чем-то отблагодарить?

Он отказался — христианский долг, наша награда на небесах и все такое, но осторожно поинтересовался, что делать с самолетом.

Вытаскивать «белянку» — это целую экспедицию снаряжать, к тому же неясно, насколько она пострадала и возможно ли восстановление. Разве что двигатель? Но он как раз принял первый удар, овчинка выделки не стоит.

— Забирайте с него все, что нужно, я его вывозить не буду!

— И мотор? — осторожно переспросил Игнасио.

— Да, мотор тоже. Все забирайте, — сделал я широкий жест, но тут же опомнился: — Ну, только если личные вещи найдете.

— Мы передадим, если что! — заверил Игнасио. — А из двигателя локомобиль сделаем!

— Он прожорливый…

— Ничего, у нас есть механик, он наладит!

Санитарный фургон выехал из ворот университетской клиники и провез нас через центр Памплоны. Мы успели полюбоваться на мощную бастионную цитадель, смешные трамвайчики и Гранд-Отель на площади Святого Франциска. Вполне приличный город, я думал, будет хуже — видимо, пока остальная Европа резала и душила друг друга в Первой мировой, тут пустили деньги на строительство. Подшаманить некоторые здания, конечно, не помешало бы, но с политическим кавардаком последних лет не до косметики.

— Жаль, не сезон для энсьерро, — заметил Панчо, когда мы проезжали монументальную арену Plaza de Toros.

— Тебе лишь бы пожрать, — подколол я друга.

— Энсьерро не едят, а бегают, — наставительно заметил Панчо. — От быков.

Блин, это же знаменитая наваррская «антикоррида», когда стадо тупорогих удирает от стада полорогих. Кончается все обычно травмами, а порой жертвами — лет пять назад вообще дюжину человек похоронили. Отличное развлечение, ей-богу.

Доктор из нашей больницы в Овьедо сумел убедить Панчо, что везти травмированных по горным дорогам на автомобиле — так себе идея, и встретил нас на станции, где ждал мой поезд, временно переоборудованный в санитарный — с врачом, медсестрой, аптекой и даже кислородной подушкой.

А раз доктор сказал лежать, то кто я такой, чтобы спорить? Устроился в салоне, то есть в палате и спросил наблюдавшего за моими телодвижениями Панчо:

— Что на заводе?

— Поначалу не поверили, потом запаниковали.

— С чего это?

— Вдруг помрешь, а без тебя все прахом пойдет, и никто больше не будет с ними нянькаться.

— Не дождетесь. Еще что?

— Еще поймали трех поджигателей в засаду, допросили…

— Не вместе?

— Обижаешь, как Лавров учил. Все трое показали на Абехоро.

Я даже привстал на кровати.

— Ты не дергайся, лежи спокойно. Акцию готовим, тебя ждали, вот теперь не знаю…

— Решим.

— Jefe… — тихо донеслось со второй кровати, где лежал загипсованный Сева. — Jefe… Куда… нас везут?

— Домой, в Овьедо, лечиться.

— А я летать… буду?

— Это у докторов спроси.

— Я, — Сева сморщился и застонал, но договорил, — без самолетов… не смогу…

— Ничего, на земле инструктора тоже нужны.

Под уютный стук колес я понемногу задремал, но сновидений с венчанием на царство не увидел. Вечером проснулся и понял, что хочу есть. Скорее даже жрать — но злой доктор разрешил только протертую фигню, как Севе.

— Jefe, по гроб жизни!

— Чего это?

— Вы меня из самолета вытащили и до людей доволокли!

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Не я, баски.

— Мне Панчо рассказал! Я вам жизнью обязан!

— Ешь давай, не разговаривай.

Сам-то он есть не мог, но медсестра уловила мою интонацию и ловко всунула в Севин рот ложку.