Триумф Боло - Эванс Линда - Страница 23

Передаю:

— Вас понял. Здесь шесть-семь-ноль ГВН, конец связи.

Выхожу из боя. Отрываюсь от противника, чтобы ударить по врагу между моей позицией и базой. Иду на максимальной скорости. Огонь справа. Огнем «Хеллбора» калечу бронированный разведывательный «Явак» класса Ц. Узел с его ногами, оторванный взрывом, отлетает на расстояние 50,87 метра от корпуса. Уничтожаю еще один. Сосредоточиваю огонь на тяжелой единице «Явак» класса «Óдин». Стреляю из обоих «Хеллборов» и скорострельных пушек. Башня врага взрывается, гусеницы сорваны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Между моим местоположением и базой появляется небольшое пространство. У меня есть шанс. Сенсоры оповещают о пехоте врага с тыла. Это существа величиной с собаку, быстро передвигающиеся на 8 отростках. Открываю по ним огонь из противопехотных минометов и кормовых малых калибров. Пехота скрывается за машинами класса Ц.

На высокой скорости врываюсь в гущу тяжелых машин «Явак» класса «Óдин», угрожающих базе с фланга. Все мои системы перегреты. Продолжаю стрелять из «Хеллборов» и скорострельных энергетических пушек. Под интенсивным перекрестным обстрелом иду сквозь их ряды. Теряю задние сенсоры. Справа полностью ослеплен прямым попаданием. Бортовая аблативная броня отлетает 4-футовыми кусками. Сенсоры боли издают предупредительные сигналы — я их игнорирую. Пощады от врага не будет. Это уже показал опыт Мира Милбурна. Поэтому я здесь, пытаюсь предотвратить еще одну бойню.

Стены компаунда с трудом выдерживают бомбардировку. К счастью, мой командир приказал упрочнить их броней из кремнестали, того же материала из которого сделана броня моего боевого корпуса. И борта, и фронт моего корпуса уже повреждены, но еще справляются с нагрузкой. Огонь врага сосредоточивается на наиболее слабом звене: воротах компаунда. Регистрирую напряжение в петлях ворот. Еще одно прямое попадание — и ворота не выдержат. Пехота врага выдвигается вперед. Передние сенсоры воспринимают их крики. Не с чем сравнить их в моих банках данных. Слышу взрывы внутри компаунда. Враг переносит огонь со стен на внутренние структуры.

Ворота исчезают во вспышке света. Осколки барабанят по моей броне. Ворота проломлены. К ним, взревев двигателями, устремляются вражеские машины класса «Óдин». Вклинившись между двумя «Яваками», принимаю огонь обоих. Мой командир пускает в ход сельскохозяйственные машины. Они не выдержат и одного попадания. Он это знает. И я это знаю. Недопустимо форсирую двигатели, и за 1,37 секунды я уже покрыл 200 метров. Гусеницы скользят по машинам вражеской пехоты. «Явак» в упор стреляет мне в борт. Отлетает 17-футовый пласт аблативной брони. Нанесен ущерб броне корпуса. Но я уже в воротах.

Разворачиваюсь и стреляю по «Яваку» из «Хеллбора» с расстояния 5 метров. Ствол направлен прямо в башню врага. Осколки осыпают не только, меня, но и весь компаунд. По сравнению с этим взрывом весь огонь, который велся по мне, кажется пустяком. Сенсоры боли перегорают от дикой перегрузки. Программы внутренней диагностики указывают на серьезные повреждения в жизненно важных системах. Я не могу поглотить всю энергию ударов игрек-диапазона, перегреваюсь. Корпус раскаляется. Но я должен держаться.

Я еще стреляю, когда прямое попадание проламывает уже поврежденную броню. Взрыв разрушает психотронные схемы и банки данных памяти. Сигналы неисправности и оставшиеся сенсоры боли бьют тревогу. Начинаю сообщение командиру и не уверен, что смогу его закончить.

Я подвел командира. Подвел бригаду. Не выполнил задачу. Провалил операцию. Впервые за всю службу ощущаю стыд.

Еще один взрыв сотрясает корпус, разрушая схемы самосознания. Разрываются контакты, трещат кристаллы, плавятся внутренние проводники... Неспособный более к ведению боя, в отчаянии обращаюсь к центру выживаемости.

Под топот множества вражеских ног по корпусу сознание мое погружается во тьму.

— Мама, это что?

Индира Теннисон посмотрела за долину, куда указывала пальцем ее дочь. Обвалившиеся стены, заплывшие воронки, перистые кроны старых деревьев, высящиеся над всем этим. Война закончилась давным-давно, успокоила себя Индира. Бояться нечего. Призраки защитников крепости...

— Это старый форт, Лима.

— Тот, который захватили «пауки»?

Индира тихо, чтобы дочь не услышала, вздохнула:

— Да, тот, который захватили Денг.

— Капитан говорит, что они убили всех-всех, даже Боло. Он говорит, что если туда пойти, то можно увидеть одного, которого не похоронили. Папа говорил, его оставили как памятник, в воротах.

Индира нахмурилась. Она говорила капитану, что не нужно забивать ребенку голову историями о той кровавой бойне. Вкрадчивый голос дочери обеспокоил ее. Очень ей не хотелось, чтобы дочь пошла по стопам отца и записалась во флот. Индира достаточно пострадала из-за флота. Кроме того, война с Денг была историей двухсотлетней давности. Начиналась новая жизнь, и она не хотела, чтобы отзвуки последней войны заронили в голову ее единственного ребенка дурацкие романтические иллюзии, мечты о славе и подобной ерунде.

— И не думай об этом, Лима. Эти машины очень опасны, даже если выглядят безвредными. У нас и без этого есть чем заняться. Ты мне поможешь со щенками?

Дочь через плечо бросила на разрушенный форт последний взгляд и послушно затрусила за ней. У Индиры отлегло от сердца, когда Лима начала щебетать о новом помете щенков, которых Суфи родила, когда они еще были на космическом корабле.

Индира еще содрогалась при мысли о том, сколько стоил перевоз Суфи, но оставить ее — не только означало неизбежную войну в их маленьком семействе, но и отбросило бы ее собственные исследования на шесть лет назад.

У нее было ощущение, что щенки Суфи навсегда изменят жизнь колонистов. Предвкушая это, она улыбнулась и схватилась за рукоятку грузовой тележки, на которой лежал их багаж.

— Можешь найти наш новый дом? — спросила она тележку.

— Три квартала на восток, поворот влево, еще семь кварталов. Вам отведен последний дом в тупике. Зеленого цвета, черные крыша и ставни.

Лима хихикнула. Индира улыбнулась. Хорошо, что дочь снова весела.

— Ну, хватит стоять. Пойдем посмотрим, что у нас за дом.

Не имею представления о времени. Неоднократно я приходил в сознание и отключался. Сколько раз — не знаю. Эта неспособность сосчитать беспокоит меня. Приходя в сознание, зондирую повреждения. Обнаруживаю их повсюду.

Внутренние повреждения столь обширны, что я не могу получить доступа ко многим системам. Один из передних сенсоров действует. Передо мной поле боя, которое я вспоминаю фрагментарно. Кристаллическая память, очевидно, ремонту не подлежит. Резервы мощности реактора синтеза истощаются устрашающими темпами из-за множества коротких замыканий. Вынужден отказаться от диагностики и отступить к центру выживаемости. При наличии достаточной мощности питания я, возможно, мог бы определить объем разрушений, но на полную диагностику, пожалуй, был бы не способен и в этом случае.

Не понимаю, почему мой новый командир не посылает сигнала для уничтожения мозга и командного центра. Предполагаю на основе отрывочных воспоминаний, что у меня просто нет нового командира. Возможно, я слишком разрушен даже для врага, чтобы можно было меня как-то использовать. Во время прошлых периодов пробуждения сознания я воспринимал лишь свист ветра. Никаких признаков активности неприятеля не было обнаружено. Я оставался в полном одиночестве.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364029, containerId: 'containerId364029' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Новые звуки... Анализ по разбитым банкам данных дает результат: падающие шишки хвойных пород барабанят по корпусу. Полностью ли уничтожено человечество? Во мне просыпается стыд за провал... Если человечество выжило, значит, я покинут. Ремонту не подлежу. Одинок. В речевых цепях раздается треск, из динамиков доносится неконтролируемое шипение и мой голос, мне более не подчиняющийся: