Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия - Страница 60

— Гос… — Касанэ запнулась на середине слова и открыла рот. Ее изумленный взгляд был прикован к маленьким твердым грудям Кошечки, теперь ярко-розовым от горячей воды.

Кошечка схватила крестьянку за руку и рывком втащила в клетушку. Потом быстро прикрыла дверь и снова завязала ее шнуром от пояса. Настало время для «беседы колени в колени» — так называли задушевный разговор, и к сложившейся ситуации это выражение подходило как нельзя лучше. Теперь Кошечке придется играть сразу две роли.

Почти прижимаясь грудью к груди Касанэ, Кошечка надела старую куртку брата крестьянки. Потом села на край возвышения, чтобы быть выше Касанэ, как положено при разговоре высшего с низшим. Касанэ встала на колени на крохотном квадрате пола. Она сидела теперь вполоборота к Кошечке, опустив глаза, как положено по правилам вежливости.

— Знаешь ли ты, кто я? — прошептала Кошечка.

— Нет, господин… Хатибэй… Госпожа.

Касанэ дрожала так сильно, что упала бы, будь здесь достаточно места для этого. Как говорится в пословице, она «споткнулась в темноте о связанного черта». Она сидит взаперти наедине с оборотнем — лисой, барсуком или кем-нибудь похуже!

— Я Усугумо (Красивое Облако). — Кошечка перебрала в уме несколько историй о любовных приключениях и стала импровизировать дальше. — Моего любимого изгнали на южный остров. Я пробираюсь к нему переодетая. Мы хотим утопиться вместе, чтобы сидеть на одном цветке лотоса перед троном Амиды в Западном раю.

Касанэ стало стыдно при воспоминании о том, как она совсем недавно жалела себя и плакала над своими ничтожными бедами.

— Я буду верно служить вам в пути, госпожа, — прошептала она.

— Прекрати говорить такие глупости! — Кошечка сдержала свой гнев. Касанэ спасла ей жизнь, и Кошечка была теперь перед ней в таком большом долгу, который нельзя выплатить и за несколько жизней. Быть с ней повежливее — наименьшее, что она сейчас может для нее сделать. — Враги моего любимого думают, что я иду предложить ему поддержку своей семьи. Ты видела, на что они способны, чтобы остановить меня. Теперь меня разыскивают еще и за убийство. Ты, конечно, знаешь, как наказывают за подобные дела?

— Знаю, госпожа. Но… пожалуйста, возьмите меня с собой.

Неудивительно, что крестьян считают тупицами. Кошечка глубоко вздохнула и начала сначала:

— Ты не должна липнуть ко мне. Передо мной на сяку впереди сплошная тьма. Один возлюбленный Амида знает, какая судьба меня ждет.

— Простите меня за грубость, — прошептала Касанэ, — но никто из нас не знает, какая судьба его ждет. Возьмите меня с собой. Пожалуйста… Хатибэй, — Касанэ уже мысленно распределила по местам все разнообразные облики Кошечки и выбрала тот, который подходил для настоящего случая.

— Утром я найму тебе лучшую лодку на этом берегу. Я отошлю тебя в Сосновую деревню и пышно обставлю твое возвращение.

— Судьба уже унесла меня далеко от родного берега.

Кошечка печально улыбнулась своей спутнице: Касанэ и в самом деле прошла через все опасности, подразумевавшиеся в этом старом изречении.

— Ладно, посмотрим, как мир будет выглядеть утром, — сказала она.

— Спасибо, спасибо! — Касанэ поклонилась так низко, что намасленный пучок ее симады задел пол. — Спасибо вам!

Касанэ, скорее всего, не смогла бы никому объяснить толком, почему предпочитает путь по Токайдо с преследуемой беглянкой возвращению в Сосновую деревню. А все объяснялось просто. Крестьянка не знала, какие опасности ждут ее на дороге, зато знала, что, когда она вернется в родную деревню, родители обвинят ее в смерти младшего брата — их единственного сына.

Ей придется жить рядом с их горем и немыми упреками. Соседи будут считать ее порченым товаром и станут сплетничать о ней до самой ее смерти.

Касанэ подняла голову и взглянула Кошечке прямо в глаза.

— Вам не нужно беспокоиться обо мне, — произнесла она с удивительным достоинством и силой. — Даже если ваши враги разрежут меня на куски и засолят, я не предам вас.

В темноте за стенами передней приемной гостиницы «Не ведай зла» звучали кошачьи любовные призывы — то вой, то что-то похожее на стон. «Семь мудрецов» разыгрывали перед гостями и слугами заведения историю сестер Сакаи, которая была известна всей стране.

Одна из сестер в двенадцать лет продалась в дом терпимости, чтобы добыть денег для своей обедневшей семьи. Позже она возвысилась и стала самой знаменитой таю в Ёсиваре, но всегда мечтала вернуться к родителям, чтобы заботиться о них в старости. Младшая сестра пришла к ней с известием, что их отец, самурай, убит за то, что пытался защитить крестьян своего округа от несправедливых налогов.

Семь банщиц разыгрывали сцену, в которой младшая сестра терпит насмешки от куртизанок из-за своей деревенской речи, а потом старшая сестра узнает ее. После трогательных объятий младшая сестренка рассказывает таю о трагическом конце их отца. Ястребиха и Поросль Бамбука со слезами обнялись и речитативом прочли клятву сестер отомстить за его смерть. Сцена шла под шмыгание носов и сморкание зрителей. Когда Ястребиха прочла последние строки, в помещении не осталось ни одного сухого рукава.

Торговец свитками, изготовитель бумажных стенок, странствующий полировщик посуды, молодой крестьянин-паломник и худой, как насекомое-богомол, императорский придворный вытирали глаза. За двумя последними гостями Кошечка наблюдала с особым вниманием.

Крестьянин был крепко сложен, лицо у него было простодушное и серьезное. Но он путешествовал один, что редко случалось на Токайдо, и поэтому казался Кошечке подозрительным. Впрочем, деревенский увалень не обращал на нее внимания: он бросал робкие взгляды на Касанэ.

Старый придворный был тот самый аристократ, который участвовал в поэтическом состязании с Мусуи в ночь, когда Кошечка бежала из тоцукской гостиницы. Но ни он, ни его старый слуга не узнали беглянку. Слуга был почти слеп, а у придворного помимо обычного тумана в голове была серьезная причина не обращать внимания на окружающих: его господин, бывший император, умирал, и старый аристократ, подавленный горем, торопился попасть в Киото, чтобы проститься с ним.

Придворный сидел прямо, как стрела, в задней части комнаты, старый слуга нависал над его правым плечом. По поведению старого аристократа было бы трудно догадаться, что у него вряд ли наберется в рукаве столько медяков, чтобы зазвенеть ими. Но его верхняя одежда, украшенная изображениями облаков и молний, была пошита из шелка Тодзан, который давно вышел из моды. Нижняя одежда — второсортная, из конопляной ткани, и с потертым воротом.

На костюме слуги новые заплаты драпировали старые. Кошечка была уверена, что старый придворный каждую весну закладывал свои зимние «наряды» и выкупал летние за двадцать процентов и что каждую осень летний наряд занимал место зимнего у ростовщика.

Этот старик уже успел отвести в сторону каждого гостя-мужчину и тихим, вежливым голосом образованного человека предложить ему образцы своей каллиграфии — его собственные работы или любое стихотворение по выбору. О плате он не упоминал, но Кошечка дала старику на счастье серебряную монету.

Пока Кошечка размышляла о печальной судьбе аристократии во времена грубых торгашей, особо похотливый кот взвыл за стеной в порыве страсти.

— Господин Гора Любви, — игриво окликнула Кошечку Ястребиха, — спойте нам!

Кошечка вежливо поклонилась, прошла за ширму, где «мудрецы» оставили свой театральный реквизит, выбрала там кричаще яркое платье, надела его и повязала голову маленьким шарфом над самым лбом. Шарфами пользовались оннагата — актеры кабуки, специализировавшиеся на женских ролях. Так они скрывали, что макушки у них выбриты согласно распоряжению правительства.

Появившись из-за ширмы, Кошечка с грубым кокетством потянула вниз задний край воротника, открывая затылок. Быстро взмахивая веером, она мелкими шажками пошла по сцене, волоча за собой подол платья. Изображая крестьянского мальчика, пародирующего горожанку, она запела фальцетом песню куртизанок: