Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия - Страница 32

Хансиро оставил у парома мальчика следить за происходящим, но до сих пор не получил сообщения о странствующем монахе, подходившем под описание Кошечки. Может, она сменила костюм? Может, какой-нибудь сводник похитил ее или уговорил вернуться к прежнему занятию? Возможно, ее продали, и теперь она снова сидит, словно в клетке, в одном из публичных домов Эдо, но Хансиро сомневался в этом.

Он привык отыскивать за внешней стороной событий их суть и успел пересмотреть свое первоначальное мнение о беглянке. Эту женщину окружали таинственные происшествия, и у нее была нагината. Хансиро знал — княжна не даст схватить себя без боя. А любой случай такого рода тут же стал бы главной темой пересудов на дороге Токайдо.

И Ситисабуро, и старая торговка жареными угрями утверждали, что молодая женщина была одна, но они могли ошибиться. Возможно, неизвестные сообщники спрятали ее. Хансиро решил, что это объяснение сложившейся ситуации является наиболее разумным.

Он вынул из складки куртки синий шелковый узел и развязал его. Черные волосы, лежавшие на ткани, по-прежнему тускло блестели. Хансиро поднес шарф к лицу и потянул носом воздух. Волосы больше ничем не пахли. За три дня, прошедшие с тех пор, как их хозяйка рассталась с ними, они потеряли ее аромат. Теперь они ни о чем не говорили Хансиро. Он снова обернул волосы шарфом и положил сверток в рукав.

Тем же ивовым прутом сыщик начал писать на песке старое стихотворение, которое пришло ему на ум. Там говорилось о трех невозможных вещах.

Начертание даже таких глупых строк успокоило Хансиро. Оно упорядочило то, что начинало превращаться в беспорядок. Сыщик снова начертил круг, и на этот раз рисунок получился симметричнее.

Ветер теребил рукава Хансиро, проникал за ворот его старого плаща. Он стер глупое стихотворение и написал другое, принадлежавшее знаменитому Басё:

Хансиро чувствовал себя этим лещом — замерзшим и ожидающим.

— Тоса! — Его маленький соглядатай пробирался между кучками путников, договаривавшихся с носильщиками о цене. Мальчик пересек полоску песка, вбежал в ивовый лесок и, осторожно обогнув стихи, опустился перед Хансиро на колени: — Тоса, священник пришел к парому. Четыре человека напали на него.

Хансиро поскреб пальцами щетину на подбородке и долго смотрел за реку. Он переоценил княжну Асано: она попала в ловушку, устроенную людьми Киры.

— Он победил их всех, хозяин.

— Один?

— Да.

Хансиро присвистнул не то от удивления, не то предупреждая мальчика, чтобы тот не лгал. Маленький помощник прежде никогда не обманывал его. Не делает ли он это теперь?

— Он сражается нагинатой. — Тут мальчик вскочил на ноги и стал размахивать руками так, что воздух засвистел вокруг него, изображая Кошечку в бою. — Его уже прозвали Молодой дьявол. Говорят, что это дух Ёсицуне и что он учился сражаться у горных демонов.

Мальчик был просто очарован молодым героем, который по возрасту не слишком отличался от него самого, сумел одолеть трех самураев и одного расписывателя фонарей, умеющего обращаться с мечом.

— Возможно, это был другой комусо?

— Я думаю, хозяин, это именно тот человек, которого вы ищете. Вся деревня всполошилась, словно толпа сумасшедших, искусанных шершнями. Судья выкрикивает людям последние новости, не успевая их написать.

Хансиро, пригнувшись, вылез из-под циновки и стал сворачивать ее вместе с той, на которой сидел.

— И что же там произошло?

— Он был велико… — Тут мальчик запнулся: он не хотел обидеть Хансиро, хваля другого воина. — Он защищался достаточно хорошо для своего возраста. Но, конечно, нагината — женское оружие. Она дает нечестное преимущество в бою против мечей.

Хансиро обвязал шнуром концы скатки, продел в образовавшуюся петлю голову и поправил лямку там, где она пересекла ключицу.

— Где они схватили его?

— Не схватили, — усмехнулся мальчик. — Они были очень заняты, подбирая с земли свои уши и руки, которые поотрубал Молодой дьявол. Он усыпал ими всю пристань.

— Это правда? — Хансиро сурово взглянул на мальчика: может, маленький хитрец смеется над ним.

— Самая сущая правда!

Хансиро протянул ему бумажный пакет с медными монетами:

— Куда он ушел потом?

— Не знаю, хозяин, — извиняющимся голосом ответил мальчик. — Кроме паромщика, никто не решился переправиться через реку с этим одержимым.

Через пару минут Хансиро, собрав свои небогатые пожитки, засыпал костер и повернулся, собираясь тронуться в путь.

— Хозяин, позвольте мне пойти с вами и быть вашим носильщиком сандалий. — Мальчик мечтал стать учеником Хансиро и встать под его руководством на Путь воина, но не смел просить о такой чести. — Я буду хорошо служить вам.

— Я не желаю никого таскать за собой.

— Пожалуйста, хозяин! Я ни о чем вас не прошу, даже о том, чтобы вы наставляли меня.

Хансиро знал, что именно этого и хотел мальчик, но у него не было никакой склонности к педагогике. Он не чувствовал необходимости передавать свои знания другим, во всяком случае за деньги. И кроме того, страна и так была битком набита безработными ронинами, которые объявляли себя мастерами той или иной школы боевых искусств и брались обучать новичков. Хансиро повидал многих раздутых от важности «сэнсэев» и решил, что из них такие же мастера боя, как из стрекозы — птицы.

— Я не могу взять тебя с собой. — Хансиро снова повернулся, чтобы уйти, затем смягчился. — Во время езды на быке мальчик ищет быка, — сказал он. — Когда сможешь объяснить это, найди меня.

— Да, учитель. — Мальчик так сосредоточился, что напрягся всем телом, но с трудом мог сдержать восторг. Он знал, что на решение загадки, которую загадал ему Хансиро, могут уйти годы, и горел от нетерпения сейчас же приступить к поискам ответа.

Хансиро долго смотрел на другой берег. Потом стер носком сандалии круги на песке и стихотворение Басё, засунул мечи за пояс, подтянул хаками и поправил на спине свернутые циновки. После этого он снял сандалии и таби, привязал их к поясу соломенным шнуром и шагнул в ледяную воду.

ГЛАВА 17

Видящий суть

На противоположном от Кавасаки берегу реки, на земле храма святого Дайси, в густой тени огромных кедров возле маленькой часовни сидела Кошечка. Она дрожала всем телом и никак не могла унять дрожь. Слезы лились ручьем из глаз, но Кошечка не замечала их. Сегодня она нанесла людям из самурайского сословия тяжкие увечья при большом скоплении народа.

Кошечка опасалась, что теперь, когда ее отец умер и она потеряла все свои права и привилегии, бывшую княжну Асано станут судить за содеянное не как знатную женщину, а как простолюдинку. Власти теперь не ограничатся тем, чтобы вынести официальное порицание и заключить ее под стражу в уютном доме кого-нибудь из знакомых. Нет, теперь Кошечку схватят, обезглавят над «ямой для крови» и выставят ее голову у дороги. Кошечка не боялась смерти, но приходила в ужас при мысли, что ее кончина окажется столь неприглядной.

Она не помнила, как очутилась здесь, не помнила, как пересекла реку, как миновала обнаженную в это время дня приливную полосу русла и оказалась в лесу. Кошечка помнила только лежащий на песке меч с отрубленной кистью, сжимающей рукоять, и человека, который полз по земле, а полоса крови тянулась за ним, словно разматывающийся ярко-красный сатиновый пояс.

Кошечка обхватила руками локти, пытаясь справиться с дрожью, сотрясающей ее тело, потом осторожно огляделась вокруг. Никого не видно. Территория храма святого Кобо Дайси[19] была обширной, и на ней размещалось не меньше пятидесяти строений. Хотя бодисатву Дзидзо-сама[20] любили в народе, эта маленькая часовня, судя по всему, посещалась редко.