Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия - Страница 113

Несмотря на проливной дождь, Хансиро не открывал зонта. Его ноги прочно стояли в потоке коричневой воды, доходившей ему до лодыжек. Воин из Тосы смотрел перед собой бесстрастным взглядом, а дождь барабанил по его широкополой бамбуковой шляпе и забрызгивал грязью обмотки на ногах. Шляпа и дождевой плащ из промасленной бумаги не спасали Хансиро ни от дождя, ни от холода.

— Похоже, он совсем продрог, — вполголоса сказала Касанэ.

— А по-моему, он доволен собой, как змея, проглотившая комара, — так же тихо отозвалась Кошечка.

Гулкий грохот дождя по крыше не заглушал болтовни паломников. Мокнущий под дождем ронин вызывал любопытство у всех. Большинство обсуждавших его поведение зевак считало, что он сошел с ума. Во всяком случае, Хансиро привлекал к себе внимание, а это было для Кошечки нежелательно.

— Он обязательно простудится, — пробормотала Касанэ, ежась под порывами ветра, который со свистом огибал угол здания и обвивал дождевой плащ вокруг ее ног.

— Его никто не просит сидеть там. И никто не просил тащиться за нами четыре ри, — не уступала Кошечка.

— Не могли бы вы позволить ему идти с нами?

Кошечка устало вздохнула:

— Скажи ему: я требую, чтобы он укрылся от дождя, потому что его упрямство подвергает нас опасности. Скажи еще, что я рассмотрю его предложения.

Касанэ плотнее закуталась в плащ, опустила шляпу, вышла под дождь и зашлепала по лужам. Выслушав девушку, Хансиро повернулся в сторону Кошечки, поклонился ей, потом встал, продел в петли на крышке сундука шест и вскинул свою ношу на плечо.

Вместо того чтобы направиться туда, где жалась от холода Кошечка, воин, расталкивая толпу, прошел в чайный дом. Кошечка задумчиво нахмурила брови: что еще придумал этот ненормальный?

Через несколько мгновений из дверей заведения выскочила служанка и, непрерывно кланяясь, пригласила:

— Пожалуйста, господа, пойдемте со мной!

В набитой вещами прихожей эта женщина сумела найти уголок, чтобы вымыть грязные ноги Кошечке и Касанэ. Потом она провела путниц в боковой коридор, который огибал внутренний садик здания, отодвинула дверную створку, с поклоном ввела их в маленькую комнатку и ушла. Кошечка услышала, как служанка отдает кому-то быстрые распоряжения.

Вскоре вокруг усталых беглянок завертелась целая вереница горничных. Сначала в комнату внесли жаровню, полную углей. Потом возле Кошечки установили поднос с длинной ручкой, на котором лежали трубки, табак и огниво. Затем появились нагретые полотенца, мягкие хлопчатобумажные халаты и куртки на ватной подкладке. Кто-то из женщин налил путницам чай в узкие зимние чашки, которые так согревали озябшие руки.

Тепло, исходившее от плотной комнатной одежды, постепенно окутывало Кошечку. Дрожь, которая сотрясала ее, понемногу ослабевала, и по телу распространялась приятная истома.

Табак и горячий чай вместо врагов, которые бросаются на тебя с оружием, — контраст был настолько приятным, что у беглянки не осталось сил сопротивляться этому наслаждению.

И Кошечка уступила — она позволила другим людям заботиться о себе. Она знала, что расслабляться опасно, но разрешила себе это удовольствие, поскольку чувствовала, насколько коротким оно окажется. По правде говоря, ощущение покоя было таким восхитительным, что сделало ее более терпимой даже к грубому ронину из Тосы.

Но табаком и глотком чая дело не кончилось, и перед Кошечкой словно из-под земли выросла деревянная решетчатая стойка. В ее отделениях весело поблескивали покрытые черным лаком горшочки, украшенные одинаковым узором в виде золотых колес, плывущих по золотой реке, — набор посуды для загородных прогулок. В горшочках находились изысканные блюда — приготовленные на открытом огне моллюски «морское ухо», куски сырого морского леща с гарниром, жареные орехи гинкго и суп из красной бобовой пасты со свежесобранными грибами. Вкус путниц также должны были усладить роскошные плоды хурмы, грецкие орехи из Китая и леденцы в форме планирующих гусей.

— Ма! — ахнула Касанэ. Широко раскрыв глаза от изумления, крестьянская девушка следила за тем, как служанка выставляет на столик больше вариантов еды, чем она могла бы увидеть в родной деревушке за всю свою жизнь.

Хансиро, посторонившись в дверях, выпустил служанку из комнаты и закрыл за ней дверь. Ронин переоделся в свой церемониальный наряд, и при виде этого нового Хансиро у Кошечки перехватило дыхание. Воин был, во-первых, красив, этого она не могла отрицать, а во-вторых, его напряженный взгляд просто гипнотизировал Кошечку. Этот взгляд и обманчивое изящество движений сильного мускулистого тела бойца заставили беглянку насторожиться.

За тонкими стенами комнаты могли затаиться враги, поэтому, чтобы заговорить с Хансиро, Кошечке пришлось наклониться к нему. Пряная смесь запахов сандалового дерева, камелиевого масла и садовой гвоздики кружила голову. Кошечка на секунду перестала дышать, чтобы справиться с ощущением слабости, парализующей ее тело и мозг.

— Вы думаете, что можете обольстить меня, Тоса? Ошибаетесь. Дубинки меня не одолели, не одолеют и палочки для еды.

— Это вы одолели меня, моя госпожа.

— Если так, изложите мне ваши планы.

— Ваша спутница может одеться моим слугой, а вы сыграете роль моего ученика-оруженосца.

— Значит, я должна буду прислуживать вам? — Тон Кошечки ясно давал понять, как мало ей нравится эта мысль.

— Кто сам не был слугой, тот не может управлять слугами, — с ироническим поклоном произнес Хансиро. — Подчиняясь, мы учимся командовать.

Кошечка почувствовала, что ее робко дергают за рукав.

— В чем дело, Касанэ?

— Госпожа, помните песню про монаха Бэнкэя и Ёсицунэ-сама у заставы?

Касанэ вспыхнула от волнения. Она видела перед собой человека с сильной рукой и острым мечом. И этот человек совсем не пытался убить ее госпожу, а наоборот, предлагал помощь. Нельзя позволить госпоже лишиться такого защитника. Госпожа должна обрести своего Будду в аду. Беспокойство за судьбу Кошечки сделало крестьянку решительной. Она встала в позу слепого сказителя из-под Майсаки и повторила почти без запинки отрывок из его баллады, тот самый, где Бэнкэй бьет своего князя, доказывая стражникам, что Ёсицунэ всего лишь простой носильщик.

— Хорошо сказано! — Кошечка зажгла трубку и вдохнула горячий дым. Глоток никотина успокоил ее, и сердце перестало стучать словно молот. — Но Бэнкэй до этого случая уже не раз доказывал свою верность князю.

Хансиро внутренне усмехнулся и сделал беспроигрышный ход.

— В роли моего ученика, госпожа, вы сможете открыто носить два меча, — эти слова ронин произнес очень тихо, и не только потому, что дождь унялся.

— Или нагинату? — прошептала Кошечка.

— Да.

Кошечка взяла в руку мешочек с деньгами, которые Хансиро накануне передал ей в дар от управляющего князя Хино.

— Я заплачу за еду. — Она хотела быть как можно меньше обязанной ронину из Тосы.

— Как пожелаете, моя госпожа.

— Преподаватель боя на мечах и его ученик обычно бывают любовниками. — Теперь, когда Кошечка решила, что Хансиро все же достоин некоторого доверия, она захотела «не пренебрегать даже мельчайшими деталями».

Хансиро вынул из рукава книгу — трактат о влечении мужчин к мальчикам «Вечернее ожидание для пары рукавов». Он развернул промасленную бумагу, защищавшую хорошо изданный томик от дождя, и положил его в складку куртки так, чтобы заголовок бросался в глаза каждому встречному. Сей основательный труд приобретался для маскировки, но отчасти и для того, чтобы успокоить Кошечку.

— Женщина обсыпает пудрой свою роскошную кожу, красит губы, чернит брови…

— …Но плотские ласки мужчины и женщины всего лишь объятья вонючих костей, — закончила Кошечка старинное китайское стихотворение.

— Мы должны притвориться любовниками, — сказал Хансиро. — Но это будет только игрой, а вы уже доказали, что можете прекрасно сыграть любую роль, моя госпожа.