Палач и Черная птичка (ЛП) - Уивер Бринн - Страница 18

Возможно, это всего лишь крошечные кусочки Слоан, но, тем не менее, я сохраню их в голове. Мое творчество не так сильно запятнано. И я задумываюсь, что лишило Слоан внутреннего искусства настолько, что она больше не может рисовать или лепить, ограничившись только набросками.

— Я всегда хотел стать шеф-поваром, — говорю я. — Даже в детстве.

— Правда?

— Да, — опускаю взгляд на свои ботинки, вспоминая кухню в доме своего детства в Слайго, где мы ели за маленьким столом с братьями, обычно втроем, одни в темном, неприветливом доме. — Лаклан приносил еду домой. Я готовил. А наш младший брат в том возрасте был придирчивым засранцем, но у меня неплохо получалось, учитывая ограниченные ресурсы. Готовка стала своего рода спасением. Безопасной вещью, где мой разум мог свободно разгуливать и исследовать мир.

— Кулинарное искусство. В буквальном смысле.

— Вот именно. И мое умение готовить немного облегчало трудные времена в доме, — по крайней мере, папины приступы ярости из-за пьянства или наркоты не усугублялись голодом. Было несколько раз, когда он кое-как сдерживался, толкал меня на кухню и требовал пожрать, а не сразу избивал. Приготовление пищи стало своего рода доспехом. Не настоящей защитой от пьяного дурака, но, по крайней мере, неким барьером. То, что смягчало удар. — Наверное, мне повезло. Мое рвение к этому занятию не угасло. В конце концов, это стало для нас с братьями еще одним механизмом построения лучшей жизни.

Слоан делает паузу, ее голос печален, когда она говорит:

— Мне жаль, что вы с братьями прошли через это. Но я рада, что твое искусство выжило.

— А мне жаль, что ты больше не получаешь наслаждения от своего.

— Мне тоже. Но спасибо, что научил меня немного. Может, я и натерла сыра с целую голову, но… — она делает паузу, делая глубокий вдох, как будто набираясь храбрости, — было весело.

Я театрально ахаю.

— Ох, тебе не должно быть весело, это не входило в мои планы.

Слоан хихикает, я ухмыляюсь, она продолжает готовить блюдо. Мы остаемся на связи, пока она ест, и настаивает, чтобы я нашел чего-нибудь перекусить, чтобы она не кушала в одиночестве. У меня есть лишь злаковый батончик, который раздавился в ручной клади, но я все равно ем его, пока мы говорим о всякой ерунде. Об этом городе — Роли. О Бостоне. Еде. Напитках. Обо всем. И ни о чем.

Я ухожу, когда она заканчивает есть, выхожу из своего укрытия, убеждаясь, что она занята у раковины.

На следующий день возвращаюсь. Жду за деревом, пока пацан доставляет пакет с продуктами. Он зарабатывает еще сотню баксов. Слоан звонит мне, и мы готовим жареные креветки с сыром фета и поленту7. Я приношу с собой заранее приготовленный салат, чтобы поесть вместе. Мы говорим о работе. О веселье. Немного об Альберте Бриско и последствиях нашего счастливого визита в его дом. На него повесили несколько убийств, и Слоан, похоже, довольна. Возможно, я и подтолкнул полицию в правильном направлении, но не говорю ей об этом.

На третий день я прячусь за другим деревом немного ближе к дому, где я слышу, как она открывает дверь. Слоан засыпает парня вопросами, но он держится. Надо отдать ему должное, на него можно положиться. Когда я выглядываю из-за ствола, вижу ее разочарование, но она не хочет пугать ребенка. Когда он забирает свой велосипед, я спрашиваю его, что он будет делать со всеми этими деньгами, и он говорит, что копит на «PlayStation». Перед уходом даю ему еще двести баксов.

Слоан готовит стейк — прекрасное филе Вагю-миньон с гарниром из обжаренной брюссельской капусты. Она больше нервничает из-за этого блюда. Не хочет все испортить. И у нее получается идеальная средняя прожарка. Она стонет, откусывая каждый кусочек. Мы говорим о наших семьях. Ну, я говорю о своих братьях. Ей почти нечего сказать о себе. Никаких братьев и сестер. Никаких близких родственников. Ее родители напоминают о себе в день ее рождения и на Рождество, на этом все. Они слишком заняты своей жизнью, и я совсем не понимаю, что они за люди. Может, и не стоит. И знаком с этим лучше, чем большинство.

На следующий день я долго прятался за деревом и наблюдал за ее домом. В какой-то момент она открывает дверь, делает несколько шагов наружу. Смотрит вниз по улице, нахмурив брови. Я исчезаю из поля зрения, когда ее взгляд устремляется в мою сторону, пока она рассматривает другой конец дороги. Но там нет мальчишки. Никаких продуктов.

Она возвращается внутрь, запирает дверь. Занавески дергаются на окне.

Еще через несколько минут я ухожу. Сижу в своей взятой напрокат машине и уже еду в аэропорт, когда на телефоне появляется сообщение. Но я заставляю себя не читать. Не раньше, чем вернусь в свою квартиру в Бостоне.

Потому что я знаю, что если прочитаю, то вырву гребаную дверь из самолета, лишь бы вернуться к ее дому.

Несколько часов спустя, крепко сжимая телефон в руке, я наливаю щедрую порцию виски поверх хрустящих кубиков льда. Только когда устраиваюсь в своем любимом кожаном кресле, сбрасываю обувь и задираю ноги, смотрю на экран.

Заставлять себя ждать — это восхитительное мучение. Алкоголь обжигает горло, когда я открываю непрочитанное сообщение от Слоан.

Сегодня тебя не хватало.

А еще я поняла, что ни хрена не умею готовить без твоей помощи. Значит, я не настоящий взрослый человек, как ты говорил.

Я улыбаюсь и делаю большой глоток напитка, отставляя его в сторону, и печатаю свой ответ.

Я тоже скучал по тебе. В следующий раз, когда прилетишь в Бостон на очередную встречу, приготовим в моем ресторане инжирный Наполеон.

Сначала кажется, что она не ответит, учитывая поздний час и то, сколько времени у меня ушло на отправку ответа. Но почти сразу же я вижу, как три точки мерцают, а затем:

Буду рада.

Мои глаза закрываются, голова опускается на кожаную обивку. Я улыбаюсь, вспоминая ее лицо сегодня, когда она стояла на крыльце и смотрела в обе стороны в поисках доставки. Разочарование никогда еще не выглядело таким чертовски сладким.

Телефон жужжит в руке.

Увидимся через несколько недель на игре. Друзья мы или нет, я все равно надеру тебе задницу. Просто предупреждаю…

Я улыбаюсь в тусклом свете.

Я надеюсь на это.

10

ДИЖОН

СЛОАН

Загнать в угол такого человека, как Торстен Харрис, — целое искусство.

Первый шаг: подойти к нему в таком месте, где он чувствует себя уверенно, думает, будто он главный хищник в своем маленьком пруду, там, где он успешно охотился раньше. Например, в заведении «Orion Bar», высококлассном коктейль-баре, где, как я уже знаю, много ассортимента в его вкусе. Не так близко от его дома, отчего ему кажется, что это приключение, и не так далеко, чтобы заманить туда свою добычу.

Второй шаг в этом процессе — узнать, что ему нравится. Что его возбуждает. Что он ненавидит. Торстен любит красное вино, безупречную кухню и дорогие вещи. Они не всегда симпатичные, часто безвкусные и вычурные, но, тем не менее, дорогие. А что он ненавидит? Плохие манеры. И батат, видимо. Затем нужно, зная все эти факты, начать налаживать с ним общение.

И последний шаг — самая сложная часть: заставить его поверить, что я достаточна умна, чтобы стать интересным объектом для завоевания — можно быть просто добычей, но нужно стоить того, чтобы рискнуть и получить трофей. А еще показаться немного туповатой, охотно принять его приглашение поужинать у него дома завтра вечером, даже несмотря на то, что он, по сути, незнакомый человек.

…Или выбросить всю эту информацию в окно и просто быть Роуэном Кейном.

Мотоциклетный шлем падает на пустое место рядом со мной на белом кожаном диване.

Моя кровь мгновенно бурлит в венах.

— Приятно видеть тебя в этих краях, — говорит Роуэн, плюхаясь рядом с самодовольной ухмылкой.

В ответ я бросаю на него злобный взгляд.

Из-за своей свирепости я лишь подмигиваю, а он наклоняется вперед, протягивая руку через кофейный столик к мужчине, сидящему напротив меня.