Паутина (СИ) - Костадинова Весела - Страница 17

Внезапно двери открылись сами собой, от едва заметного усилия.

Внутри у меня все похолодело. Неужели…. Боже, неужели торопясь уехать с бабушкой я забыла закрыть двери?

Нет…. Нет, нет, нет…..

Я щелкнула включателем в прихожей и прислушалась. В квартире царила мертвая, гробовая тишина. Не раздеваясь, как пару часов назад, я рванулась в комнату мамы, молясь, чтобы она просто спала. После – на кухню. В свою комнату, в кабинет отца. В ванную. В кладовку.

А после вышла на лестничную площадку, села на ступеньки, раскачиваясь, зажимая рот рукой и тихо, протяжно завыла.

Мама из квартиры исчезла.

13

Сидела, раскачивалась и выла. Выла надрывно, глухо, словно пытаясь вырвать из себя этот липкий, чёрный, как болотная жижа, страх и отчаяние. Казалось, если кричать достаточно долго, если выплеснуть всё наружу, то внутри останется хоть капля тишины, хоть что-то, за что можно зацепиться.

Но ничего не оставалось.

Всё, что я знала, рассыпалось на куски, превращаясь в пепел, в пыль, в острые, режущие изнутри осколки. Весь мой мир, вся моя жизнь.

Я понятия не имела, что делать дальше.

Где искать маму, которая, как малый ребёнок, могла уйти в любом направлении? Куда она могла податься в этом огромном, равнодушном городе?

Паника накатывала волнами, одна за другой, выбивая воздух из лёгких, разрывая сознание на клочья. Мозг отказывался признавать реальность. Судорожно искал хоть какую-то зацепку, хоть что-то, что могло бы помочь выбраться из этого дна.

Но ответов не было.

Была только пустота.

Я всхлипнула, зажав рот рукой, чтобы не разрыдаться ещё сильнее. Чувствовала себя опустошённой, истерзанной, безвольной. Как будто внутри меня что-то сломалось, окончательно и бесповоротно.

Потом, через какое-то неопределённое время, пришла боль.

Глухая, всепоглощающая, она растекалась по телу, сдавливала грудь так, что казалось, воздуха просто не хватает. Я едва дышала, пытаясь заставить себя мыслить хоть немного рационально.

Так. Нужно собраться. Нужно думать.

Я с трудом заставила себя подняться с пола, ноги подгибались, но я оперлась о перила, вцепившись в них пальцами.

Полиция. Надо сообщить в полицию. Нужно…. Позвонить? Нет. Отделение тут, совсем рядом. Нужно сходить туда.

Может мама и ушла совсем не далеко. Может сидит где-нибудь во дворе на скамейке и ждет меня или бабушку.

На тёмной улице снова начинался мелкий, промозглый дождик, пробирающийся в одежду, липнущий к коже ледяными каплями. Ветер поднимал с земли сырой мусор, вырывал его из тени фонарей, гнал по пустым тротуарам.

- Мама! – закричала, едва вышла из подъезда, - мама! Мамочка!

Эхо глухо отразилось от серых стен домов, затерялось среди темноты.

Где-то во дворе загорелись фары припаркованной машины, сигнализация коротко пискнула, реагируя на движение. В соседнем подъезде хлопнула дверь, вдалеке пролаяла собака.

Но в ответ — ничего.

Ни шагов. Ни голоса. Ни малейшего намёка на то, что она здесь.

Я сжала кулаки, проглотив подступившую к горлу новую волну паники, окинула двор быстрым взглядом, пытаясь разглядеть в полумраке её силуэт. Может, она где-то там, в углу двора, в тени деревьев? Может, сидит на лавочке, дрожа от холода, ожидая, когда её найдут?

Но лавочки пустовали.

Сердце заколотилось быстрее.

Я сделала несколько шагов вперёд, чувствуя, как мокрый асфальт под ногами отражает редкие блики фонарей.

— Мам, пожалуйста… — прошептала я, осознавая, что ночь, город и дождь не дадут мне ответа.

Наш двор, соседний, еще один и еще.

Я металась по улицам, заглядывала в тёмные дворы, высматривала знакомый силуэт на скамейках, у подъездов, у пустых детских площадок. Сердце билось в груди так сильно, что я едва слышала шум города за этим бешеным ритмом.

Но мама исчезла. Растворилась в ночи, в этом дождливом, холодном лабиринте улиц.

Когда добежала до отделения полиции, ноги уже подкашивались от усталости, а дыхание рвалось, вырываясь из лёгких сбивчивыми глотками воздуха. Ввалилась внутрь, дрожащими руками вытащила паспорт и швырнула его на стол перед дежурным.

Он поднял на меня усталые, безразличные глаза.

Я начала говорить, сбивчиво, прерывисто, спотыкаясь на словах от страха и паники. Но не успела договорить, как его холодный, равнодушный голос прервал меня:

— Сколько часов назад пропала?

— Часа два, может, три… — выпалила я, стараясь перевести дыхание. — Я с бабушкой уехала… Она…

— К хахалю ушла, — сонно протянул он, лениво усмехнувшись, словно мой страх был для него обычной шуткой.

Я замерла.

А потом внутри меня будто что-то взорвалось.

— Вы совсем охренели?! — мой голос сорвался в яростный крик. — Вы меня вообще слышите?! Она больна! Очень больна!

Он даже не шелохнулся.

— Недееспособна, что ли? — всё так же лениво поинтересовался, словно обсуждал прогноз погоды.

— Да! — выкрикнула я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

- Справку давай, - ответил он, даже не поднимая на меня глаз.

- Какую справку?

- О недееспособности….

- Нет. У меня нет….

- Вот когда будет – тогда и приходи. Или три дня жди…*

- Три дня… - у меня начали дрожать руки. – Позовите старшего! Сейчас же!

Полицейский раздражённо вздохнул, оторвавшись от своих бумаг, посмотрел на меня, как на назойливую муху, и буркнул:

— Ну разоралась…

Пауза.

А потом он, наконец, с ленивой неохотой протянул мне чистый лист бумаги.

— Пиши заявление — будем работать.

Я схватила ручку так, что чуть не сломала её, вцепилась в лист, пытаясь унять дрожь в пальцах.

— Давай-давай, пиши, — продолжил он тем же скучающим тоном. — Все данные. Как зовут. Во что была одета. Приметы… Всё подробно.

Я глубоко вдохнула, постаралась хотя бы немного успокоить дыхание. Писала строчку за строчкой, максимально подробно описывая каждую мамину черточку, каждую примету, воскрешая в голове ее лицо и фигуру до мельчайших подробностей, до деталей.

Закончив, передала бумагу дежурному. Тот все так же медленно и монотонно поставил номер, выдав мне квиток.

- Будем работать, - холодно сообщил он. – Контакты есть? – глянул в шапку, где я указала свой адрес и телефон, - жди. Наберем.

- И все? – мне хотелось кричать, встряхнуть его как следует, -все?

- Домой иди, - поднял он на меня глаза. – Мы будем искать. Свободна.

- Но….

Он меня больше не слышал, повернувшись спиной и набирая кого-то по телефону.

Я вышла из отделения на негнущихся ногах. Неужели это все, что я могу на данный момент? Неужели теперь судьба мамы в руках тех, кому и дела нет до боли нашей семьи? В руках людей с пустым, равнодушным взглядом?

Это ведь моя мама! Моя мама!

Рыдания рвались из груди.

Так нельзя, я должна подумать, должна сообразить, кто сможет помочь еще? Что можно еще сделать или предпринять.

Телефон. Где телефон?

Сжала трубку, тупо глядя на черный экран, на который падали мелкие капли дождя. Вдох-выдох. Собраться с мыслями. Думать.

Кто может помочь? Кто может хотя бы подсказать, с чего мне начать?

Первое мгновение ответ пришел почти моментально – позвонить Дарье. Она лучше других знала реальность этого подлого мира, она знает, как действовать в экстренных ситуациях.

Я почти нажала кнопку вызова. Почти. И застыла.

Нельзя. Она не одна. Она с ним.

Губы изогнулись в горько-противной ухмылке.

Кто я такая, чтоб мешать их тет-а-тету? Моя подруга уже не просто моя. У нее своя жизнь, свои проблемы и свое будущее. Отдельное от моего.

С губ сорвался истерический смешок – как забавно разбилась моя жизнь, разорвав все возможные связи, которые всегда держали меня на плаву, которые казались незыблемыми, надежными, а на деле – тонкими, словно паучья нить….

Бездумно листала бесполезную книгу контактов, механически читая забитые в нее имена – чужие, безликие, равнодушные.