Кто ты, Такидзиро Решетников Том 7 (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 41

Пара армейских, находившихся на улице, затеяла озадаченно переглядываться с коллегами, сидевшими в транспорте.

— Статья номер… процессуального кодекса… — ровно продолжил заточенный именно на эту ситуацию борёкудан. — «В случае добровольного раскаяния, правонарушитель имеет право обратиться к ближайшему сотруднику полиции, находящемуся при исполнении».

— Что мы и делаем, — к общению подключился один из ультраправых.

Что характерно, раскаяние ни в одном голосе не звучало, однако с точки зрения закона важен текст, а не интонации. Особенно если этот текст произносится в присутствии группы неангажированных независимых свидетелей — каковыми по ситуации парадоксальным образом являлись и патрульные, и армия.

Правоохранители понимающе переглянулись ещё раз, отвешивая короткие и почти незаметные поклоны гангстерам: якудза открыто заявили, что прямо вмешиваются на их стороне. При этом без колебаний жертвуют собой в процессуальном плане.

Вот в каком контексте: мы преступники, обратного не заявляем, мы действительно нарушили закон — вот наши видеозаписи, добытые с использованием запрещённой техники.

За свои действия мы готовы отвечать, но абсолютно случайно эти записи являются доказательствами уже другого преступления в совсем другом деле — имело место и не наше преступление (наверное), полиция гнала по городу подозреваемых, а мы это всё сняли.

— Что вы имеете в виду⁈ — главный армеец отбросил вежливость, занервничав.

— Вам уже без разницы, — ухмыльнулся старший патруля. — Ваши исполнители по-любому приплыли, — добавил он почти неслышным шёпотом.

Суд Японии (в МВД, в отличие от МО, это знают все) всегда рассматривает все улики без исключения — гангстеры сыграли именно на этом.

Применительно к реалиям: если на запрещённую камеру якудзы, летящую над городом на дроне, попал чужой проступок — запись борёкудан будет являться вполне себе полноценным доказательством этого самого проступка в любом японском суде. Или не проступка, а тяжкого уголовного преступления (квалификация является прерогативой следствия и суда).

Другое дело, что хозяева видео-оборудования за такую «помощь следствию» тоже прямиком попадают под суд, без подробностей, последствия вариабельны и не факт, что для конкретных бойцов Эдогава-кай безболезненные — вплоть до пары лет в помещениях камерного типа с ну очень короткими прогулками в строго установленное время.

Что-то такое промелькнуло и в голове армейского — сержант полиции это увидел чётко — поскольку вояка на пальцах выбросил какое-то сообщение коллегам.

Некий оговоренный сигнал⁈ На который, к слову, молниеносно среагировал ультраправый:

— Омивари-сан, извините, что беспокою. У вас некие процессуальные затруднения? — лысый, с головой в шрамах, уродливый мужик возрастом за сорок стилистикой речи мог соперничать с выпускниками факультета литературы.

Того, где учат по большей части классику. Хотя сам больше походил на записного средневекового палача, неизвестно каким образом оказавшегося в двадцать первом веке.

Интересно, а что вояки на пальцах друг другу показывали? И откуда этот очень коротко стриженный знает их язык жестов?

— Вы не имеете прав досмотреть грузовик, но именно в нём сейчас пытаются скрыться убийцы? — подхватил его собрат по организации.

Полицейские переглянулись ещё раз, после чего коротко закрыли глаза на секунду:

— С высокой степенью вероятности.

Да, где-то неправильно. Сор из избы, никому не нужный скандал — но речь сейчас не о долбаном фургоне. Речь о компетенциях полиции Японии, не самого лучшего представителя которой действительно убили фигуранты, прячущиеся за иммунитетом ведомственной принадлежности к МО.

— С дороги! — Получив кивок от патрульных, странный союз якудзы и ультраправых перешёл к действиям.

Сперва мордовороты жёстко зафиксировали пару, находившуюся вне транспорта.

Челюсти полиции от избытка впечатлений рванули вниз, а брови — вверх.

Сквозь окна фургона смутно наметилось шевеление внутри.

— ВЗЯТЬ! — главари двух группировок указали на грузовик.

Предпоследнее действие старшего вояки сыграло с армейскими дурную шутку: когда он вылезал наружу, оставил распахнутой дверь.

Сейчас в незаблокированный кунг стаей гиперактивных мартышек хлынули штатские, они же — добровольные и отчаянные помощники зашедшего в тупик полицейского дознания.

Ну, как штатские. Выправка и взаимодействие людей лысого урода с сятэями Эдогава-кай тоже чего-то стоили, как показала следующая минута. В условиях конкретной обстановки армия с гражданскими не справилась, если деликатно.

— Их изначально был десяток, двое уже в минусе, — ультраправый с внешностью актёра фильма ужасов любезно пояснял тем временем снаружи. — Стало быть, восемь осталось внутри.

— Какой у вас план? — мрачно поинтересовался старший офицер, потом добавил другим тоном. — Ваши точно справятся?

— Мы же бандиты! — хохотнул в ответ сятэйгасира-хоса якудзы. — План прост: вы их трогать не можете, не имеете права. Но мы на закон «чихать хотели», во всяком случае, в данный момент, — многозначительный поклон. — Сейчас в результате неспровоцированной уличной драки по нашей вине нужный вам человек утратит свой иммунитет от вашего осмотра — из данного кунга он вот-вот появится на улице. Вам же только в фургон нельзя? Снаружи вы его имеете право спеленать?

— Ваши точно справятся? — правоохранители проигнорировали последний вопрос, вместе с тем отвечая на него по сути, а не по форме.

— Восемь человек на восемь человек, фургон крошечный, развернуться негде. — Лысый пожал плечами, и не думая терзаться сомнениями. — Норматив — минута, осталось меньше половины. Кое-что мы умеем не хуже вас.

Полицейским по характеру происходящего стало очевидно то, чего они не стали озвучивать (тем более что под ногами вяло шевелились нейтрализованные старшие армейские): эти ультраправые, всерьёз собравшиеся в парламент и на выборы, до радикальной смены собственной политической доктрины длительное время, как бы не годы, готовились явно не для спортивных соревнований.

После короткой драки в очень ограниченном пространстве из фургона на дорогу примерно через минуту и в самом деле посыпались тела сражающихся — где-то попарно, где-то по трое.

— Помогите, пожалуйста, с сортировкой! — вежливо попросил лысый, устремляясь вперёд. — На нужную пару мотоциклистов наручники должны быть надеты в соответствии с процессуальным законодательством!

«Представителями полиции, не гангстерами». Вслух не сказано, но и так понятно.

Дом семьи Миёси.

— Пустишь? — хмуро пошутила Моэко, продолжая удерживать руку на дверном звонке, когда он уже открыл дверь.

Мая аккуратно снял её пальцы с кнопки и шагнул в сторону, освобождая проход:

— Я же открыл, зачем звонишь дальше? Неужели пила⁈

— Я же не пью.

— Добрый вечер! — Из-за спины дочери вежливо поздоровались Хьюга Хину и Решетников Такидзиро. — Просим прощения за такое вторжение, мы по важному вопросу.

— Ничего страшного, я не сплю. — Оябун на мгновение задумался, стоит ли продолжить заниматься тем, что он делал сейчас, при ком-то ещё.

Или предложить неожиданным гостям перенести своё вторжение на более подходящее время? После некоторых размышлений он решил, что секретов от собственной наследницы и её лучших друзей делать не будет:

— У меня кое-какая работа, прошу извинить, если буду время от времени отвлекаться. Вы же пришли ради разговора со мной, не проводить Моэко-тян? — вопрос адресовывался пловчихе и логисту Йокогамы и явно вытекал из событийного контекста.

На экране гаджета прибывший к шапочному разбору спецотряд полиции как раз занимался сортировкой армейских — убийцы полицейского комиссара имели кое-какие приметы на одежде, именно по ним исполнителей сейчас отделяли от других военных.

Пришедшие в себя старшие чины Министерства Обороны отчаянно жестикулировали, что-то громко выкрикивали, но безуспешно — из нынешней позиции их статус-кво не восстанавливался.