Нарисую себе счастье (СИ) - Красовская Марианна - Страница 14

— А вон там посудная лавка Долоховых, — сказал мне Ермол. — Хочешь заглянуть?

Разумеется, я хотела! Как раз и узнаю, что лучше продается.

В лавку меня пускать не хотели, сказали, что у меня все равно денег нет на фарфоровые сервизы. Очень хорошо, я запомню и Хозяину передам.

— Глаза разуй, я помощник Долохова, — сердито сказала приказчику. — Вон, бричка его, кучер его.

— Первый раз тебя вижу, — ответил хмурый тощий мужчина в черном. — Врешь, поди.

— А ты у Ермола спроси.

— И спрошу.

Вышел, поговорил с кучером, вернулся уже с фальшивой улыбкой на лице.

— Прощения прошу, не знал, не предупрежден. Чего юный господин желает?

— Отчеты по продажам за последние три месяца, — неожиданно для себя ляпнула я. — Что, сколько и за какую цену продано. И список пожеланий.

Лицо приказчика искривилось еще больше, но я сделала вид строгий и уверенный.

— Как мне вас величать?

— Маруш. Можно — Маруш Игнатьевич. А вы?

— Ерофей Жданович. Чаю хотите?

— Перебьюсь. А вот Ермола прошу напоить, ему еще обратно два часа ехать.

— Само собой, — приказчик вдруг успокоился и даже вполне искренне улыбнулся. Я от таких перемен растерялась, но виду не подала. — Вот сюда пожалуйте, Маруш Игнатьевич. За конторку. Вот у меня ведомость. Счеты надобно? Я пока Ермолу угощение приготовлю.

— Счеты не надобно, я не ревизор, — ответила я и углубилась в записи.

А и верно Казимир говорил: “виноград” да “яблоки” лучше всего берут. И почему-то “желтые розы”. С “виноградом” понятно, он дешевле всего, а “розы”-то почти вдвое дороже! Загадка, однако.

— Вы, как я понимаю, Казимиру Федотовичу родственник али воспитанник? — Прошестовал мимо меня с дымящейся чашкою приказчик. На локте у него висела связка бубликов.

— С чего у вас такая мысль возникла? — удивилась я.

— Так господин Долохов всегда первым делом о кучере своем заботится. А сам редко чай пьет. Недосуг ему. Яблочко от яблоньки, знаете ли…

Я только головой покачала. Ну надо же, какое совпадение. Не буду разочаровывать Ерофея Ждановича, пусть радуется своей догадливости. Закончив с книгами, я огляделась и понимающе кивнула: вот оно, в чем дело. Загадка “желтых роз” разрешилась просто: чашки самые большие. В такие много чая налить можно. Нужно, наверное, рисунок сделать проще да цену сбавить немного. Если людям большие чашки удобнее, это и славно. Предложу Казимиру.

Закончив с лавкою, я вышла на свежий воздух и радостно улыбнулась синему небу и яркому солнцу. Скоро ведь и дожди начнутся. Пока же каждый ясный день в радость. А Долохову — особенно. Сколько у него осталось, этих дней?

Красиво, кстати, когда голубое с желтым. Можно ли такой веселый сервиз сделать, желтую чашку и голубое блюдце? Или наоборот, желтое блюдце и голубую чашку. Кстати, а почему сервизы всегда на дюжину персон? Разве нужно столько чашек простой городской семье? А почему одну чайную пару купить нельзя? Вдруг разобьется чашка, что же, кому-то не достанется? Или человек один живет, ему что, и чай не пить? Уж “виноград” и “яблоки” точно нужно продавать отдельно!

А впрочем, не только ведь долоховская посуда в городе продается. Есть и попроще, и подешевле. Чашку можно даже в лавке старьевщика найти.

Кстати, и теплые вещи тоже. Куртку там и штаны еще. Мне пригодится. Заодно и для братца несколько рубашек приобрету, подумаешь, рукав рваный немного или пятна на груди. Он все равно порвет да испачкает. Пока не научится вещи свои беречь, не будет ему ничего нового.

Изрядно сэкономив на одежде, я все же не выдержала и заглянула еще и в кондитерскую лавку. Взяла для матушки пряников, орехов в сахаре и ужасно дорогих шоколадных конфет. Приметив золоченую картонную коробку, Ермол только головой покачал:

— Лучше б себе приличную рубаху справил. А то стыдоба, в лавку не пустили. И-эх, дурачок ты, Маруш, как есть дурачок.

— Ну и ладно, — пожала я плечами. — Зато родных своих порадую. Все женщины и дети любят сладкое. Рубашки от меня не убегут никуда, еще, может, сто штук будет их в жизни. А Ильян вырастет скоро, да и матушка все еще нездорова. Вот что, отвези меня еще в лавку готового платья, я ей платок теплый куплю, как раз немного монет осталось. А потом уж и домой.

— Верно говоришь, — кивнул Ермол. — Погоди-ка немного, сейчас я быстро.

И спрыгнул с брички. Вернулся из кондитерской лавки с двумя золочеными коробками, бережно спрятал их в ящик под сиденьем.

— Устя с Прошей тоже сладкое любят. Пусть порадуются девки. И платок надобно купить, а то я им мало подарков дарю. А ведь в них — все счастье мое.

Глава 11. Новые знакомства

На этот раз я дома не осталась, за Долохова было переживательно. Он уже один раз чуть не умер, пока меня рядом не было, больше не нужно, спасибо. Тем более, что Ольга сбежала. Кто-то должен присматривать за этим упрямцем! Возьму на себя этот нелегкий труд. Поэтому в Подлеску мы только заглянули, оставили гостинцы, убедились, что матушке хуже не стало уж точно, и поехали дальше. В усадьбу. Хотелось бы мне думать “домой”, но пока что это слишком нагло. Хотя комната уже собственная имеется и постель, где я провела не одну ночь.

К счастью, Хозяин был уже на ногах. Дышал тяжело, ходил, опираясь на трость. Весь осунулся и поник. Но ходил ведь!

Эх, попадись мне Ольга, я бы ее выругала! Что за гордячка — не могла быть поласковее с братом? В конце концов, он ведь ее вырастил, отца и мать заменил. Не отдал кому-то на воспитание, хотя мог бы. И чем ему эта девушка отплатила?

— Пойдем-ка со мной, Маруш, — без всяких приветствий приказал Долохов. — Дело есть.

— Можно мне хоть искупаться с дороги? — взмолилась я. — А то ведь воняю! И жрать охота, мочи нет.

— Пока не стемнело окончательно — пойдем.

Спорить больше не решилась, поплелась следом сначала во двор, а потом за дом, к конюшне. Признаться, сюрприз меня ждал не самый приятный. Лошадь. Натуральная серая лошадка, небольшая и на вид вполне смирная. Вот только я сразу сообразила, что к чему, и попятилась.

— Нет уж, Казимир Федотович, я не умею верхом. Лучше уж на бричке!

— Это Липа. С завтрашнего дня ты будешь на ней учиться ездить. Пока Ермол покажет, что к чему, а потом я подсоблю.

— Да зачем мне ваша Липа? — завопила я. — Я же этот… дуб дубом! А грохнусь — опилок не соберете! Лучше пешком!

— Ермола каждый день гонять на фабрику не буду, у него по дому дел довольно. Пешком долго. Верхом быстрее выйдет.

— Да куда мне спешить-то?

— Жалование повышу до тридцати серебряных в месяц.

Я живо захлопнула рот. Столько наилучший мастер на заводе получает. Мне же десять монет полагалось. Ух! Это сколько ж дров можно на тридцать серебрух купить? И одеяла новые. И крышу по весне перестелить… А может, даже простеньких магический светильник из Большеграда привезти, все зимою не со свечами сидеть.

— Я согласен. Только утром так утром. Сейчас сил нет.

— Сейчас и не нужно. На вот, возьми, угости ее.

И Казимир вручил мне пару кривых зеленых яблок. Падалица, верно. Но не думаю, что лошадь будет привередничать.

Робко я подошла к серой Липе, протянула яблоко на ладони. Она весьма деликатно обслюнявила мне руку.

— Это лошадь Радмилы Озеровой. Послушная, умная. Я попросил для тебя. Тетушка Радмила все равно уже не ездит верхом, а невестка у нее, кажется, опять в положении. Нет работы для липы. Разве что Митяй скоро подрастет.

Я закатила глаза. Славно, конечно, что специально для меня лошадь привели. Но могли бы и моим мнением поинтересоваться. Все же я никогда не училась. К счастью, Липа слопала все яблоки, и я перестала быть ей интересной. Можно было возвращаться в дом. Мыться, одеваться в чистое и ужинать. А за ужином рассказывать о своих успехах.

— А зачем ты к Жданычу пристал? — не сразу понял Казимир. — Он никогда в воровстве замечен не был, а что тебя не пустил, так правильно и сделал. Я же велел тебе приличную одежду купить, а ты опять в обносках. Голытьба фарфор не покупает. Она его или ворует, или бьет. А если и нет — то только грязи натащит.