Что дальше, миссис Норидж? - Михалкова Елена Ивановна - Страница 8

– Призвал ли кто-нибудь эту болтливую даму к тишине?

– Боюсь, средство было выбрано самое кардинальное. Ее убили.

Сара всплеснула руками:

– Ах! Муж все-таки не выдержал!

– О нет, дорогая миссис Берк. Не выдержал плотник, о скрипучих половицах которого она рассказывала каждому, у кого имелись уши. Он ударил ее по голове, да так удачно, что бедная швея скончалась на месте.

– Вы хотели сказать – «неудачно»?

– Это зависит от того, с чьей стороны посмотреть. Думаю, вдовец был ему признателен.

– Что-то в этом роде я и имею в виду, – сказал дворецкий. – Не общепринятые убийства, хорошо знакомые публике, а нечто редкое, даже уникальное.

Он встал и поворошил кочергой остывающие угли в камине. Сара Берк после недолгих сомнений положила себе еще одно пирожное.

– Это из кондитерской Пьеретто, не правда ли, мистер Фостер? Они восхитительны!

– Да, он настоящий мастер. – Дворецкий отложил кочергу и вернулся к столу. – И между прочим, имеет прямое отношение к теме нашей беседы.

– Вот как?

– Не рассказывал ли я вам, что его хотели судить за убийство?

Эмма вскинула брови:

– В самом деле? Я не слышала об этом. А вы, миссис Берк?

– Я и понятия не имела, что Пьеретто в чем-то обвиняли, – удивленно отозвалась экономка. – Когда это случилось?

– Десять… нет, позвольте… двенадцать лет назад. Надо полагать, вы приехали в Эксберри позже. К тому времени шум вокруг этой истории уже утих.

– Расскажите, прошу вас!

Фостер устроился поудобнее и начал:

– В Эксберри проживал тогда Артур Босуорт. Его имя вам что-нибудь говорит? Нет? Как преходяща земная слава! А ведь Босуорт был местной знаменитостью. Люди приезжали смотреть на него из других городов… Когда все произошло, Артуру было немногим больше тридцати. Милейший человек! Добросердечный, открытый! У Босуорта имелся лишь один недостаток: он был невероятный обжора.

Фостер уважительно прищелкнул языком:

– Вы и вообразить не можете, как он объедался! Еда была страстью и смыслом жизни Артура. Он съедал десяток яиц на первый завтрак и столько же на второй – ровно два часа спустя. К обеду он уже был голоден и набрасывался на похлебку. Впрочем, Артур ел аккуратно, разве что очень быстро: ложка так и мелькала в его руке. Но утолив первый голод, он приступал к основательной трапезе. Артур умел наслаждаться! Он не пил ни бренди, ни виски, зато знал толк в вине. У него был маленький погребок… Я до сих пор храню пару бутылок оттуда.

– Вы были друзьями? – спросила Норидж.

Дворецкий покачал головой:

– Вовсе нет. Артур обладал широкой душой, ему нравилось делать подарки. Надеюсь, я убедил вас, что он был безобиднейший чудак, развлекавший весь город.

– Он действительно был тучен?

– О, невообразимо! Три человека, взявшись за руки, не смогли бы обхватить его за талию – ну, или за то место, где она должна быть по замыслу Господа. Он представлял собой идеальный шар, из которого снизу торчали две короткие ножки, а сверху росла такая же идеально круглая голова с оттопыренными ушами. Да, Артур был лопоух и стеснялся этого недостатка. Разве не забавно? Самый толстый человек в Эксберри, глядя по утрам в зеркало, вздыхал о том, что у него уши приставлены к голове не под тем углом.

– Был ли он женат? – спросила миссис Норидж.

– Нет. И, боюсь, никогда не знал женской любви. Он был толст с самого детства. Однако для полноты портрета – простите мне невольный каламбур – я должен добавить, что Артур был очень подвижным. Между прочим, он замечательно танцевал!

– Многие толстяки обладают своеобразной грацией, – согласилась миссис Берк. – Но при чем же здесь Пьеретто?

– Хитрый кондитер первым сообразил, что Артура можно использовать для рекламы. В своем магазине он отгородил небольшой угол возле окна и поставил там столик и широкое кресло. Артур мог в любое время, когда бы ему ни вздумалось, зайти к Пьеретто на чай с пирожными. Первые пять – за счет заведения. На пяти «корзинках» с ягодами Пьеретто не разорился бы. Румяное добродушное лицо Артура сияло в витрине, как луна. Посмотреть, как он уписывал птифур за птифуром, – душа радовалась! Вы не смогли бы удержаться от улыбки, увидев его.

– Толстяки вовсе не кажутся мне милыми, – строго заметила Сара. – Напротив: их обжорство отталкивает. Полнота вызывает неловкость у наблюдателей. Вы так не считаете, миссис Норидж?

– Не припомню, чтобы хоть один полный человек заставил меня почувствовать себя неловко, – откликнулась гувернантка. – А что касается обжорства, полагаю, люди вольны есть что угодно и в любых количествах; я ни слова не скажу, пока они не покушаются на мой обед.

– Ну, а мне Артур нравился, – признался Фостер. – И не мне одному! Он был так забавен и мил, что многие заходили в кондитерскую переброситься с ним парой слов. И разумеется, неизбежно покупали пирожное-другое. Таким образом, союз толстяка и кондитера оказался удачным. Но однажды осенним днем Артур был найден мертвым.

– Он скончался от сердечного приступа? – предположила Сара.

– Это маловероятно, – возразила миссис Норидж. – Иначе мистер Фостер не рассказывал бы нам сейчас эту историю.

Натаниэль ухмыльнулся:

– Вы зрите в самую суть. Артура убила гаргулья, упавшая с крыши собора Святого Павла, что в южной части Эксберри. Когда-то эти монстры служили, как и повсюду, в качестве украшения водосточных желобов. Со временем собор начал разрушаться. Во время реставрации их сняли и водрузили на крышу по краю балюстрады – помните, где смотровая площадка? Там они прожили немало лет, играя лишь декоративную роль. Таким же сырым осенним днем, как этот, Артур шел мимо церкви. Гаргулья упала с балюстрады и разбила ему голову. Он умер на месте.

– Не хотите ли вы сказать, что это было убийство? – воскликнула миссис Берк.

Фостер кивнул с важным видом:

– Поначалу предполагали случайность. Однако когда полиция изучила смотровую площадку, по Эксберри пролетела ужасающая новость: они отыскали несомненные признаки, указывавшие, что кто-то столкнул каменного монстра прямо на голову несчастного Артура. Да, миссис Берк, это было преднамеренное убийство. И ни один человек во всем городе не мог ответить на вопрос, кто желал толстяку смерти. Было начато расследование. На первый взгляд Артур не имел ни единого врага. У него не было имущественных споров с соседями. Он никому не давал в долг. Да и откуда взяться деньгам, когда почти все свои доходы Артур тратил на еду! Женщины любили его, но чисто платонически. Мужья не видели в нем соперника. И тут самое время упомянуть одно имя: Клементина Тафт…

– А! Все-таки здесь замешана женщина! – торжествующе воскликнула экономка.

Фостер засмеялся:

– Не спешите, миссис Берк! Клементина Тафт жила вместе с сестрой. Описать ли вам ее? Довольно меланхоличная, с носиком-пуговкой и маленькими голубыми глазами. Когда она беззащитно взглядывала на вас, вы невольно чувствовали себя растроганным.

– На эти взгляды способны купиться лишь мужчины, – отрезала Сара. – А я, когда эдак взглядывают на меня, заранее знаю, что у меня будут просить денег. Сколько лет было вашей Клементине?

– Около двадцати пяти. О ней и об Артуре шутили, что из них получится идеальная пара. А все потому, что мисс Тафт была точно такой же обжорой и толстухой. Когда я впервые встретил ее, она весила около трехсот пятидесяти фунтов. Конечно, до Артура ей было далеко! При необходимости мисс Тафт прекрасно справилась бы со шнуровкой своих ботинок. А вот бедняга Артур на такое уже не был способен. В общем, это была милая задумчивая толстушка. Оживлялась она только во время еды. Щечки ее розовели, она просто лучилась наслаждением.

– А что ее сестра? – спросила миссис Норидж. – Она разделяла страсть Клементины?

– Ни в коем случае! Георгина Тафт, на три года старше Клементины, была тощая, как игла! Язык у нее был точно шило, а характер она имела несдержанный. Повсюду таскала, словно муфту, крохотную собачонку самого мерзкого нрава. Георгина не уставала твердить, что сестра доведет себя обжорством до могилы.