"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ) - Ясный Дмитрий - Страница 98

Я резко развернулся лицом к Гольба, вытянулся по стойке «смирно», сведя лопатки вместе и чуть согнув руки в локтях, плотно прижал ладони к верху бедер. Не по уставу, но зато как грудь вперед выдается! Ледокол «Ленин» имеет бледный вид и не проходящую зависть.

— Нет, не испытываю, товарищ оперативный уполномоченный! Нет, не уверена, товарищ оперативный уполномоченный! Но если партия скажет: «Надо», я всегда отвечу «Есть!».

— Что «есть»?

— Все что угодно могу есть! Например, могу грызть гранит науки! А потом его есть! А также закаляться и готовиться на смену!

Саша-Стилет долго и задумчиво смотрел на меня, потом сделал два шага назад, сел, подвинув ногой под себя табурет.

— Не ожидал, что вам интересны доклады наших вождей. Тем более, столь неоднозначного и э… несколько болезненно тянущегося к вашему сословию, вождя. Это ведь слова Льва Давидовича Троцкого, я не ошибаюсь?

— Да, это рык вашего буйного не только шевелюрой «льва революции», вы не ошибаетесь. А вы, Саша, не опасаетесь, что про эпитет «болезненно» — я выделил голосом использованное Стилетом слово — кто-то узнает?

— Нет — Стилет усмехнулся — не опасаюсь. Да и от кого? Не от вас ведь?

— Нет, не от меня. А от товарища сзади вас, что в углу прячется.

Стилет резко развернулся, вскочил, ножки падающего табурету протестующе скрипнули, глухо стукнуло деревом по металлу.

— Ко мне бегом марш!

Из темного угла торопливо появилось нескладное конопатое чудо в форме красноармейца, лопоухое и сильно испуганное. Замерло возле ребристой металлической лесенки, что вела в наблюдательную башенку, и вроде бы даже дышать прекратило.

— Кто таков?

— Техник-красноармеец первой роты третьего особого железнодорожного батальона Иван Артамонов! Провожу по приказу товарища военинженера Синицы настройку и обслуживание артиллерийского дальномера согласно техническому регламенту, товарищ оперативный уполномоченный!

Стилет напряженно молчал, буравя взглядом красноармейца и широко раздувая ноздри побелевшего от злости носа. Костяшки его кулаков натянули кожу, спина закаменела, напоминая собой рубленую плиту серого мрамора вытянутую на белый свет из каменоломен. Техник-красноармеец Артамонов вытягивался все больше и больше, лицо его начало бледнеть, глаза затянулись тонкой белесой пленкой. Вот-вот закатятся, и рухнет товарищ красноармеец в банальный обморок. Или обмочится. Не нравится мне это. Пахнуть потом будет, а мне тут жить и кушать, много-много дней.

— Товарищ Гольба, а может, расстреляем его, как вредителя и диверсанта? Сами этот артиллерийский дальномер сломаем, а скажем, что это он. Он ведь не дурак, вон какие слова умные знает, опасно такого в живых оставлять. Вы как думаете?

— Товарищ старший сотрудник Овечкина!

— Я!

— Будьте добры, заткнитесь!

— Есть заткнуться!

А я что, я ничего, меня здесь и нет совсем. Я глюк-с. Приведение с зудом в интимном месте.

— Что вы слышали, товарищ красноармеец?

— Предложение меня расстрелять, товарищ оперативный уполномоченный! И сломать дальномер.

— А еще?

— Про болезнь, не могу знать какую!

— И все?

— Да, все. Товарищ оперативный уполномоченный! Разрешите спросить?

— Спрашивайте.

— Вы меня расстреливать тут, в вагоне будете, товарищ оперативный уполномоченный или на насыпи? Если на насыпи, то надо дальше от бронепоезда отойти, иначе тревожная группа прибежит, у них приказ есть, чтобы тревогу подымали и на любой выстрел бежали. А дальномер ломать не надо, он народный, там можно просто сбоку два болтика повернуть, а Семен потом исправит. Один по часовой, а другой против. И все, шкала расстроится. А еще можно…

— Вон!!! Вон из вагона!

Ах, как громко и страшно-то кричит Сашенька! Аки лев рыкающий! Прямо дрожь по телу! Не скрою, впечатляет! Но надо что-то срочно предпринимать, переключать мысли товарища уполномоченного на что-то другое, иначе порвет он меня как бешеный барбос Тузик резиновую грелку. И зачем я свой рот раскрывал, спрашивается? Красноармейца пожалел? Нет, другое здесь, несет меня, словно нанюхавшегося или обкурившегося. Лезу я в залу… В бутылку, в общем, лезу. Так, чем же мне его отвлечь? Что спросить? Ох, не нравится мне, как он на меня смотрит. У самого такой взгляд, когда решаю в колено выстрелить или в живот. Прикидывающий такой, холодно изучающий. Оценивающий ущерб и возможные последствия.

— Кстати, товарищ уполномоченный, есть у меня к вам один интимный и чрезвычайно волнующий меня, как женщину, вопрос — а теперь быстрый вдох-выдох, чтобы колыхнулось все волнующей волной перед глазами Стилета, метнулось вверх-вниз. Бедро вперед, голову опустить, нижнюю губу несколько раз сильно прикусить зубами, дыхание задержать. Ага, все работает как нужно.

Левая бровь Сашеньки дернулась при слове «интимный», взгляд непроизвольно метнулся вниз, на грудь, затем еще ниже. Чуть задержавшись на приятной выпуклости, взор Гольба вернулся к моему лицу, а там все уже готово — губа опухла и покраснела, щечки от задержки дыхания порозовели, и реакция пациента укладывается в прогнозируемые мною рамки.

Боже мой, неужели я тоже был таким же легко отвлекаемым и предсказуемым самцом? А всего-то обыкновенные сиськи-письки, даже не обнаженные, спрятанные под грубым чехлом ткани. Черт, это словно у ребенка конфетку отобрать! Ну, женщины, порождения крокодилов, вам имя не коварство, а… А хрен его знает! Не могу слово подобрать. Да, чуть не забыл — спасибо, Леночка, за науку!

— Что у вас ко мне за вопрос, товарищ Овечкина? Волнующий вас, как женщину?

— Зачем, товарищ оперативный уполномоченный?

— Что зачем?

— Рисунки эти на мне, наколки, зачем? Никак не могу найти важную причину для этих ваших… Народных «художеств».

— Художеств, говорите… Так, чтобы не было между нами недопонимания, сразу уточню — это не моя идея. Это распоряжение… Приказ, если быть точнее, вышестоящего… Вышестоящих руководителей. А приказы не обсуждаются, товарищ Овечкина!

— Понятно, что ничего не понятно. Так зачем же все-таки? Не томите женщину в неведенье, Александр, не будьте жестоки!

— Очень хочется узнать?

— Очень, Сашенька, очень. Я прям вся сгораю от любопытства!

Действительно, сгораю, жарко мне. Температура, что ли, поднялась? Где-то продуло? Немудрено, в тех ужасно грязных вагонах было столько щелей!

— Хорошо, Елена Александровна, я скажу вам. Заодно развею ваши тщетные надежды на возможность от нас скрыться.

— Разве я давала вам какой-либо повод для таких мыслей?

— Нет, не давали. Но для дополнительной гарантии и во избежание глупых идей или замыслов, могущих навредить вам и нашему делу…

Стилет прошел к двери, со скрипом оттолкнул от себя толстую железную плиту, выглянул наружу, громко крикнул:

— Перидиев! Специзделие дай!

Через пару минут чьи-то руки протянули в дверной проем темной кожи длинный кофр, туго стянутый двумя ремнями. Стилет ловко втянул внутрь вагона внушительный по виду и весу багаж, стукнул медными уголками боковых оковок по столешнице, устанавливая чемодан на середине, щелкнул замками, раскрывая.

— Вот, товарищ Овечкина, разработка одного немецкого ученого, усовершенствованная нашими советскими учеными. Специально для вас. Ну, не совсем для вас именно — Стилет как-то нехорошо хмыкнул, недобро улыбнулся одними глазами — но на вас решено было испытать. Так что, вы у нас Елена Александровна, так сказать, первопроходец. Можете гордиться, на вас целый коллектив закрытой лаборатории работал! Там даже один профессор есть.

Я подошёл к столу, осторожно заглянул во внутрь кофра. Что здесь у нас? Гиперболоид инженера Гарина? Нет, не гиперболоид. Загадочная, громоздкая, сделанная из дерева, лакированная хрень размером сантиметров сорок пять в длину и шириной в тридцать. Вверху штуковины круглой стеклянное окошко в медной оправе, под стеклом циферблат со стрелкой, но деления непривычные, излишне упрощенные — «единица», «двойка» и «тройка». Сектор «тройки» закрашен красным цветом. Внизу, друг напротив друга, две поворотные рукоятки. То же медные. А нет, это накладки медные, а сами рукояти выполнены из эбонита. Не хватает надписей: «Вкл» и «Выкл», а так все более-менее понятно, этой включил, этой выключил. Стрелка указывает напряжение или силу разряда. Но назначение специзделия мне непонятно, тем более, как средство противодействия моему побегу. На шею привяжут? Или к ноге прикуют? Ладно, голову ломать не буду, просто спрошу. Сашеньку вон так и распирает от желания поделиться со мной «страшной военной тайной».