Дезертир - Пронин Игорь - Страница 2

Никита затянулся поглубже и совсем пригорюнился. Утром не утром, а к обеду старшина заглянет сюда, увидит, как мало скосили, и устроит скандал. Старшину не волнует, что послал он четверых, а косил только Никита. «Как хотите, а чтобы от рощи до ручья все было выбрито, как щека курсанта! Скоро из казармы шоссе не будет видно, как все заросло!» Ну да, три сержанта взяли самогон, а Никита принес четыре косы – вот так и работали. Завтра его отыщет Алиханов, схватит за воротник, потащит, а потом…

– Это будет завтра, – пробурчал Никита и сплюнул. – Первый раз, что ли? Сволочи. Все равно в одиночку не скосишь столько.

Не сложилась у рядового Нефедова служба в спецбатальоне. А вот в учебке было нормально, весело даже. Гоняли с утра до вечера, кормили всяким дерьмом – зато душа была спокойна. Ты – как все, все – как ты, на разборки в казарме к вечеру ни у кого не остается сил. Потом учебный взвод по шесть, по семь человек разбросали в батальоны, рассовали по ротам, и как-то так вышло, что Никита остался один. Петровский, что приехал с ним, уже ефрейтор и, хотя все смеются, место под солнцем себе отвоевал. Рвач поганый… И ведь били его не меньше, чем Никиту, но постепенно немного зауважали. За говнистость, что ли? Теперь Петровский сам Никиты сторонится, а скоро, наверное, и гонять начнет вместе со всеми.

«Вот я по балде его тогда… – Никита почему-то особенно озлобился, представив себе такую картину. – Не выдержу однажды, и…»

Про «и…» он думать боялся. Тому, кто не выдержит, не нужны в спецбатальоне ни монтировка, ни коса. Патроны списывают без разговоров, у половины роты полные карманы. Даже Никита завел себе схрон, куда припрятал уже пятнадцать штук – половину магазина. АКМ, правда, в оружейке, но взять не сложно: только скажи старшине, что почистить забыл, он сразу в ухо даст и не один, а пять стволов вытащит. Магазин у Никиты тоже был, нашел как-то раз ржавый в траве у третьего блокпоста. Почистил – ничего, пружина ходит.

Третьим с ним и Петровским в роту попал Удунов, сибиряк, наполовину русский, наполовину бурят. Его сразу забрали во взвод техподдержки, эти и ночевали в своем автопарке. Там Сереге Удунову приходилось не лучше, а скорее даже хуже, чем Никите, уже половины зубов не хватало. Может быть, будь Серега в роте, стало бы легче… А может быть, и нет. Удунов всегда доводит до драки. А какой смысл в драке, результат которой ясен с самого начала? Врагов больше. Вся рота. Даже молодежь с других учебок как-то пристроилась, все привыкли, что Никита – ротный козел отпущения.

Он достал еще одну сигарету и прикурил от окурка. Солнце уже скрылось за лесом, но все еще слишком светло. Надо написать матери, уже месяц ничего не слал… А что писать? «Все нормально, служба скучная, в Волгограде много красивых девчат». Запечатывать конверты запрещено, вся почта читается в штабе полка. Местонахождение части – государственная тайна, все давали подписку.

– На зубах скрипит пыль, Это Черная Быль, Это вовсе не сказка: Че-ра-но-былль… —

негромко пропел Никита, подражая Ваньке Хвостенко.

Хороший, наверное, парень Хвостенко. Жаль только, что Никиту терпеть не может. Сидит сейчас с Алихановым и Толоконниковым, жрет самогонку под «дембельские грибочки», а завтра будет бить Никиту вместе с ними. Но поет хорошо. На гражданке Никита не понимал этой дурацкой романтики, когда под однообразный гитарный чес хриплым несчастным голосом коверкают слова: «Че-ра-но-былль…», а теперь вот проникся. Тут и не может быть другой музыки, это как в тюрьме. Хотя спецбатальоны скорее охраняют тюрьму, Зону, но разница между узниками и тюремщиками всегда невелика. Где-то Никита это читал… Забыл.

Со стороны второго блокпоста донеслась сухая трещотка «калашникова». Сержанты притихли на минуту, но продолжения не последовало. Кто-то проверил оружие, расстрелял тень. Командование одобряет: не давать Зоне покоя! В сумерках начнет время от времени работать пулеметчик – в профилактических целях.

Никита вздохнул. Его взвод заступал на дежурство только послезавтра. Дежурство – почти отдых. Так, караулку помыть, и все. Лежи себе за бруствером всю ночь, за себя и за всех подряд, смотри на звезды и думай о чем хочешь. На карантине как-то парнишка из Москвы, по прозвищу Кузнечик, сказал, что перед призывом записал все книги, которые прочел и которые понравились. Вернусь, мол, перечту, чтобы восстановить доармейский интеллектуальный уровень. Никита тогда смеялся вместе со всеми над придурком, а теперь вот жалел, что сам таких списков не составил. Не только книг – фильмов, дисков. Пересмотреть бы все, переслушать и вычеркнуть из памяти этот кошмар… Забыть, как Алиханов его заставлял свой камуфляж два раза перестирывать, как Хвостенко приучал вставать до подъема, чтобы его обувь в порядок привести, а потом дрался с Толоконниковым, который того же захотел, а потом… Никита даже застонал. Нет, ничего не забыть.

– Может, я трус? Ну, Серега Удунов точно не трус, а толку-то? Пойти к командирам нельзя, хуже будет. А в санчасть – вообще смерть, замучат опытами.

Зона рядом. Служба в спецбатальонах кончается на месяц раньше, еще как минимум четыре недели дембелей просвечивают в особом закрытом госпитале, мучают анализами. Поговаривают прапорщики, что от этого «исследования» вреда больше, чем от самой службы. Тут-то радиации почти нет, изменение естественного фона ничтожно. Хотя кто проверял? Офицеры-дозиметристы, что наезжают из штаба, с солдатами наблюдениями не делятся, да и с «боевыми» коллегами, кажется, тоже.

– Вешку убрали или мутанты, или…

– Люди, – мрачно закончил Малек, обмахиваясь камуфляжным кепи. – И мы знаем, что это могли быть за люди. Мутанты уже напали бы, верно?

– Верно. Соображаешь. Мудрец. А люди?

Малек, как это часто бывало, не понял: иронизирует Сафик или нет. Проводник курил, привалившись боком к той самой березе, у которой почувствовал след монстеры.

– Ночевать тут не следует, – подал голос Ушастый. – Могли, кстати, и мутанты нагадить. Зомби. Или гоблины.

– Гоблины в лесу, днем? Да брось ты! – Малек сплюнул. – Люди это, чую. Самые страшные твари в Зоне – это люди. Да откуда они вообще знали, что это вешка?! Сафик, какая она была?

– Много будешь знать – скоро состаришься. И умрешь, – процедил проводник. – Это могли быть мутанты. Не важно, какие. Или люди. Все, кто имеет пальцы. Те, кто знал, что это вешка. Но если засады нет, значит, нам просто хотели насолить. Предупредить о чем-то. Это люди, я уверен. Наверное, видели, как мы шли туда.

Ушастый вздохнул, затушил сигарету и поднялся с тачки, на которой сидел. Далеко на востоке застучал крупнокалиберный пулемет, но никто из троих не обратил на него внимания. Там Барьер, там солдатики резвятся. Пусть, в этой части Зоны на далекие выстрелы даже птицы не реагируют.

– Может, его убрать как-нибудь, с тропы-то? – Ушастый принялся освобождать мертвого Фреда от оружия.

– Ночью будет кому позаботиться, – нервно хихикнул Малек. – Костей не останется.

– Закопать можно, – не слишком решительно настаивал приятель. – Или вон в «мясорубку».

– Ты, что ли, к «мясорубке» пойдешь? – фыркнул Сафик. – Закапывать бесполезно, ночью все равно отроют. Вот что: моя следующая вешка ближе к шоссе, до нее слишком далеко. Кто нам маршрут обломал, потом разберемся, а пока… Надо выходить из леса к оврагу.

– Далеко от Червя окажемся, – пробурчал Малек. – Хотя выбирать не приходится. Сафик, сколько тут до оврага?

– Километр или чуть меньше. Я пойду первым. Отвали-ка, я «дашку» проверю.

– Ладно, – с готовностью отошел Малек. – Мы твою долю того… Отложим!

Ушастый уже проверил карманы Фреда и теперь ощупывал швы. Подошедший товарищ занялся шнуровкой высоких армейских ботинок. Не может быть, чтобы Фред не заныкал куда-нибудь деньги или барахлишко особенное – все так делают.

– Он в самом деле англичанин?