Лекарство против застоя - Михайловский Александр Борисович - Страница 9

Но поскольку это невозможно, придется обратить особо тщательное внимание на истинных содомитян в Основном Потоке, которых там предостаточно. И дело даже не в нетрадиционных сексуальных отношениях, хотя и это тоже грех. Главный признак «содомитянства» заключается в бездумной и бездушной алчности, приводящей к такой же безудержной эксплуатации всех, кого данный персонаж считает ниже себя по происхождению. Сверхприбыли на одной стороне весов – и сверхнищета, как правило, надежно спрятанная где-нибудь в колониях или на американском заднем дворе, с другой. Впрочем, и собственных сограждан такие деятели, бывает, эксплуатируют с не меньшим азартом. Это мы тоже проходили в своих университетах девяностых. И еще неизвестно, кто хуже – паразит Гришин, потихоньку пивший соки из советской системы, или агрессивный падальщик Чубайс. Впрочем, на эту тему надо будет со всей серьезностью разговаривать с Владимиром Ильичом, а потом, в двухтысячных и дальше, когда мы туда доберемся, с Владимиром Владимировичем. И хватит об этом.

И только после завершения всех этих дел я вышел на связь с Коброй, чтобы поинтересоваться, как там дела у аквилонцев. Да и не было никаких поводов для ненужных беспокойств, потому что сама по себе Гроза Драконов – более чем солидная гарантия от самых разных неприятностей. Как оказалось, дела у них хорошо, каждому харизматику удалось осуществить свой Призыв. Мощнее всего, как и ожидалось, оказался Сергей Петров – он собрал под себя две трети бойцовых остроухих военного отряда, охранявшего выход из долины, и весь подросший бойцовый молодняк в питомнике. При этом на долю его наставника и учителя, а также адмирала Толбузина пришлись в основном «возрастные» воительницы старше двадцати лет, а Серега отгреб себе недавних выпускниц, еще не успевших погибнуть в многочисленных стычках. А вот товарищ Грубин и товарищ Давыдов, как и ожидалось, обаяли в основном рабочих лилиток, включая персонал питомника. Но самым большим сюрпризом оказалась маленькая леди Дэм – она собрала на себя весь детско-юношеский контингент в возрасте от подросткового до детсадовского. Вот вам и маленькая деммка. А ведь мисс Зул и ее дочери у нас подобных желаний и талантов не демонстрируют, являясь ярыми индивидуалистками. Вопрос, однако, и загадка века…

Советские войска вошли в Париж утром одиннадцатого числа, и мэр французской столицы на подгибающихся ногах вынес товарищу Чуйкову ключи от города. При этом случались большие и маленькие трагедии, в основном в среде постреволюционной эмиграции и пособников немецко-фашистских оккупантов, сумевших сбежать на Запад и осесть во Франции, но в целом парижане встретили смену власти с демонстративным безразличием. Буржуазные политиканы, сначала втравившие Ла Белле Франсе в историю с нападением на Советский Союз, а потом, вместо принятия ответственного решения о почетной капитуляции, удравшие от Советской Армии впереди собственного визга, не вызывали у них уважения. Сбежал и прославленный де Голль, предварительно распустив свою партию Объединение Французского Народа, только его в Париже и видели.

Зато товарищи из французской компартии, на тот момент еще не пораженные сифилисом тотального оппортунизма, и их союзники из левоцентристской Французской секции Рабочего интернационала (будущая Соцпартия) цветут и пахнут. Товарищ Морис Торез хлеба-соли советским войскам не выносил, ибо невместно, но сразу же поделался руководителем временной гражданской администрации Франции – структуры, предшествующей воплощению в жизнь Французской Советской Республики. При этом партийная пресса принялась убеждать своих читателей, что коммунисты не уничтожают древнюю французскую государственность, просто придают ей новую форму существования в большой равноправной семье советских народов.

С учетом того, что все другие (буржуазные) газеты перестали выходить по причине бегства как владельцев, так и большей части редакторского состава и журналистов, эта пропаганда имела все шансы на успех. Франция в тот момент устала от разных безумных авантюр, и ей не надо было уже ничего – ни Алжира, ни Кохинхины, ни роли одной из четырех сущих сверхдержав, доставшейся ей в основном из-за великодушия советского лидера. Со своей стороны мой первоначальный состав и капитан Зотов тоже внесли в это дело свою лепту, рассказав товарищу Сталину, что такое Европейский Союз и с чем его ели у нас там в будущем.

Тем временем двенадцатого числа советские войска вошли в Лион, тринадцатого – в Орлеан и Кан, и затем остановили продвижение, подтягивая тылы и подвозя материальное снабжение. Как только это действо завершится (примерно через неделю), состоится финальный рывок Центральным и Приальпийским фронтами к знойному Провансу и солнечной Аквитании, после чего начнется подготовка к финальной операции этой войны, ибо Франко и Салазар слишком сильно зажились на свете. Где с мятежа Франко Вторая мировая война в Европе началась, там же вся эта история через семнадцать лет и закончится. Генералу Чуйкову еще ключи от Лиссабона принимать, так же, как маршалу Коневу от Мадрида, и это станет венцом их прославленных карьер.

При этом Северный фронт маршала Рокоссовского перегруппировывается в соответствии с общим планом Британской десантной операции. Но высадка на берегах Альбиона случится чуть позже, когда назначенный инструктором генерал Маргелов придет к выводу, что тренировки советских десантников на посадочное десантирование в центре крупного города достигли своей цели, а на это требуется еще пара дней. Десантного тоннажа в достаточном количестве у Советского Союза нет, но я уже решил, когда падет Лондон и рухнет оборона по береговой линии Ламанша, провести советские войска на британскую землю по принципу «одна нога здесь, а другая уже там». От меня не убудет, а товарищу Сталину будет приятно. Чем быстрее мы разделаемся с британским вопросом, тем лучше для всех.

И кстати, о де Голле. Сейчас этот персонаж обретается в Бордо, раздувает антикоммунистическую пропаганду и пытается организовать сопротивление советскому вторжению, но, как и в сороковом году, получается это у него плохо. Следующий этап в его жизни, как я понимаю, это сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, чтобы возглавить очередную «Сражающуюся Францию», что однозначно следует предотвратить. Однако убивать этого человека не нужно – он еще может пригодиться мне на верхних уровнях Мироздания, а значит, предстоит планировать операцию похищения. Пожалуй, лучше поручить это дело Кобре и Мишелю. Да, именно так я и сделаю.

Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца… На мертвеца, однако, месье Шарль не очень похож, скорее, он напоминает человека, ушибленного по голове пустым пыльным мешком. Кобра с Мишелем похитили его ночью прямо из номера гостиницы и ради повышения вменяемости притащили не куда-нибудь, а сюда, на «Неумолимый». А тут такое, что у непривычного человека ум заходит за разум. Портал Кобра раскрыла в парадный посадочный ангар, а там – гигантский двуглавый орел на стене и фантастические летательные аппараты: с одной стороны – большой транспортный челнок «Святогор», с другой – убийственно-смертоносный «Каракурт», и вокруг них под руководством серой эйджел хлопочет техсостав, состоящий частью из горхинь, частью из рабочих остроухих, и частью из сибх. Первое впечатление после внезапного ночного ареста – и сразу же первый шок.

Дальше – больше. Пока де Голля вели к моим апартаментам, навстречу ему то и дело попадались эйджел всех трех расцветок, бойцовые остроухие из бортового десанта «Шершней» в полном боевом прикиде, а также обычные люди в корабельном обмундировании, при этом не выглядевшие ряжеными. Да и я встретил его не в своей повседневной капитанской униформе, а в парадном императорском мундире, том самом, что мне изготовили в представительских целях к двадцать пятому съезду КПСС. Сочетание в одежде черного, темно-серого и серебристого цветов, без разных вычурных деталей, создает у людей впечатление суровой простоты и надежности собеседника. Думаю, императорский наряд мне предстоит использовать все чаще, а капитанский мундир – реже. Увы, встречают все-таки по одежке, и Истинным Взглядом наделены еще совсем немногие. Кстати, Конкордий Красс сказал, что если бы в тот день на мне были одежды в императорской расцветке, то не только он, но и прочие неоримляне реагировали бы на меня на одних лишь верноподданических рефлексах, как на своего нового повелителя. Вот и де Голль, увидев такого красивого меня, а также роскошную обстановку апартаментов, побледнел и попытался отступить на шаг. При этом он уперся спиной в Кобру и Мишеля, и те толкнули его вперед.