Драконьи булочки (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 17

Большой Джон презрительно фыркнул.

– Так я тебе и сказал! Это наша гномья тайна. А с посылками совсем просто: их передают через червоточинку. Пробросили, вот и все дела.

Я понимающе кивнула. Хоть бы выгорело дело! Манго стоили мне почти две тысячи крон, и если никто не пойдет покупать тарты, то на дверь пекарни можно вывесить табличку “Разорены и закрыты навсегда”.

– Ночуем сегодня здесь, – сказал Оран. – Вспышку червоточинки наверняка видел весь поселок. И всем сразу же надо будет знать, что тут произошло.

– Нет проблем! – заявил Большой Джон. – Я у печи устроюсь. Самое наше, гномье место. И спине полезно, спина моя любит, что потеплее.

Я подошла к окну, поправила опущенные жалюзи и выглянула на улицу. Народ еще не разошелся по домам. Девицы гуляли с кавалерами, запоздалые покупатели выходили из мясной лавки, и госпожа Тоуль что-то рассказывала компании дам, делая энергичные взмахи руками.

Хотелось надеяться, она не репетировала подбрасывание дровишек в мой костер.

– Как там, интересно, моя свекровь и Кевин, – вздохнула я. В полицейском участке горели все окна, у входа господа офицеры покуривали трубки. Вот мелькнула маленькая быстрая тень, и я узнала Элли. В крошечных ручках домовичка несла что-то похожее на кастрюлю, старательно укутанную в полотенце.

Сегодня воскресенье. Переделав все дела по дому, Элли отправилась на помощь шефу Ристерду. Ну вот и отлично, без горячего он не останется.

– Я сегодня прогулялся с одной барышней, – сообщил Алпин, и Большой Джон покачал головой: мол, наш пострел везде поспел. – И шли мы, так получилось, мимо участка. Было тихо. Видно, твоя бывшая родня решила не накрикивать себе новый срок.

– Когда ты только успеваешь барышень окучивать? – поинтересовался гном, но Алпин не успел ответить. Элли проступила из пустоты и с печальным вздохом сказала:

– Леди Макбрайд, позвольте умыться в пекарне. Я не могу убрать ущерб от хозяина чарами.

Мы так и раскрыли рты: бедная домовичка была щедро украшена соусом от рагу с картофелем и овощами. Большой Джон не упустил свой случай: подхватив Элли под руку, он повел ее отмываться. Вскоре домовичка, завернутая в белоснежное полотенце, как гусеница в кокон, вернулась в торговый зал, и я спросила:

– Что случилось, Элли? Кто так тебя?

– Я покормила ребяток шефа Ристерда и уложила их спать, – всхлипнула Элли. – И решила отнести шефу часть ужина, подумала, что он не ел толком со всеми этими приключениями. И вот я шла к шефу мимо решетки, а господин Кевин вытянул ногу меж прутьев и пнул меня…

Я сочувствующе погладила домовичку по голове. Элли вздохнула, а Большой Джон сжал кулаки и нарочито миролюбивым тоном поинтересовался:

– Алпин, братец, а не прогуляться ли нам до участка? Не вернуть ли этот пинок?

Ничего удивительного. Кевин поджимал хвост перед теми, кто был сильнее, чем он, но не церемонился со слабыми.

– Не надо никого пинать, – сказала я. – Этот арест и без того разрушил их репутацию. Элли, может, ты заметила в участке что-то интересное? Необычное?

Домовичка кивнула.

– Они не заказывали ваше убийство, леди Макбрайд. Это совершенно точно. Там отследили все по пушинке, к семье Дорнан нитки не идут.

Ладно. Почему-то мне стало легче. Не хотелось верить, что человек, который когда-то давал мне свадебную клятву, может оказаться убийцей.

Да, я любила Кевина. Всю мою любовь смыло тем, что я увидела в гостиной дома свекрови. Я не надеялась на хорошее и не ждала этого хорошего.

– И что теперь? – спросил Оран. – Их выпустят?

Элли пожала плечами.

– Может быть! Ох, леди Макбрайд! Я с вами два дня, а уже успела отвыкнуть от пинков и толчков…

– Забудьте о них, милая барышня, и никогда не вспоминайте, – посоветовал Большой Джон. – И если хотите, я все-таки заверну в участок. И заверну кое-кому рыло на сторону!

Гномы уважают своих женщин и в их семьях никогда не бывает того, что в полицейских сводках называют “Домашним насилием”. Конечно, семьи у гнома и домовички никогда не будет, но дружбу никто не отменял. Пусть Элли тоже чувствует себя защищенной.

Как я.

– И вот еще что! – продолжала домовичка. – Там рядом с участком стоял какой-то очень неприятный тип. Одет, как джентльмен, но смотрит так, словно хочет отрезать голову! И над головой будто красный туман собирается!

Мы переглянулись. Оран сощурился.

– Каштановые волосы, карие глаза, шрам на виске и бриллиантовые запонки в виде бабочек? – уточнил он. Элли кивнула и Оран добавил: – Это по мою душу.

***

Я испуганно обернулась к нему. Накатил страх – неприятный и липкий, он опустил руки мне на плечи и шепнул: ничего хорошего вас не ждет, не надейся.

– Кто это? – спросила я. Оран улыбнулся, но улыбка вышла натянутой и неживой.

– Дилан Боллиндерри, – откликнулся он с нескрываемой горечью. – Мой кузен. Это он наложил на меня проклятие.

Какие высокие отношения. Наверняка в детстве они играли вместе, бегали за бабочками с сачками, гоняли мяч… А потом один двоюродный брат проклял другого под всеобщее одобрение.

– Быстро же они… – пробормотала я. – Раз не хочешь идти сам, к тебе придут.

Большой Джон принялся деловито поправлять рукава.

– А и пусть придут! – сегодня в гноме так и бурлил воинственный нрав его народа: он так и хотел почесать об кого-нибудь кулаки. – Мы тут его встретим, как родного! В терему приветим, как дорогого родственника!

– Не шурши, – оборвал его Алпин. – Дракон дохнет, и полетим пеплом по ветерку. Оран, как думаешь, чего он хочет? Чего притащился?

Оран только руками развел.

– Могу только подозревать, что это оттого, что я попытался обратиться и дыхнуть огнем. Проклятие дало об этом знать своему создателю. И…

Снаружи послышался гул. Он зародился где-то наверху и теперь стремительно приближался – летело что-то огромное, переполненное яростью и гневом. Летело, чтобы разорвать на части. Уничтожить.

Оран изменился в лице. Только что он был относительно спокоен – и вдруг превратился в мертвеца, который все еще смотрел в лицо своей смерти, уже понимая, что обратной дороги в жизнь не будет.

– Бежим, – выдохнул он и, схватив меня за руку, бросился к дверям. – Бежим, это дракон!

Мы вылетели из пекарни как раз в ту минуту, когда с неба обрушился огненный кулак. Я не оборачивалась, но все равно каким-то странным чувством видела все, что произошло. Вот сгусток пламени падает на крышу пекарни и вминает ее, как хозяйка месит тесто. Вот поднимается грохот, гром и рев, и изо всех окон выплескивается пламя.

Кто-то закричал. Оран остановился, прижал меня к себе – он не хотел, чтобы я смотрела, но я все-таки обернулась.

Пекарня была охвачена огнем. Пламя с гудением поднималось до самых звезд. Большой Джон стоял рядом с нами, держа в руках один из ящиков с манго, Элли прижалась к моей ноге, дрожа всем телом, и кто-то сказал незнакомым голосом:

– Я кассу выворотил.

Алпин замер справа – тяжело дыша, с денежным ящиком кассы в руках. Со всех сторон бежали люди с ведрами, но драконий огонь простой водой не затушить. Он не погаснет, пока его цель не обратится в прах…

Я не сразу поняла, что плачу. Моя пекарня, мои деньги, купленное манго – все становилось пеплом, и отчаяние раздирало душу на части. Смотреть было тяжело и больно, но я не могла отвести взгляда. Внутренний голос говорил, что нам повезло, что все мы живы, что наличных в пекарне было не так много, а банковский счет и документы на собственность можно восстановить прямо завтра, но… Это было слабое утешение. Это вообще не было утешением.

– Ох ты ж, Господи! – вдова Тимоти сняла пальто, набросила на меня. – Джина! Джина, ты слышишь? Ох, бедняжка, она вся дрожит! Фляжка, люди! У кого есть фляжка?

Кто-то из полицейских протянул флягу с коньяком, и вдова тотчас же ткнула ею мне в губы. Я сделала глоток и не почувствовала вкуса. Ничего не почувствовала.